наливала кофе.
- Очень странная девушка, - удивленно произнес Маршх, когда она
вышла. - У нее ярко-зеленые глаза, лишенные бронзовых искорок,
свойственных людям с таким цветом радужной оболочки. Я с нетерпением ждал,
чтобы задать вопросы о Земле и новых достижениях науки. Я даже подумал,
что, может быть, удастся задержать его в этой комнате подольше с помощью
наших девушек.
- Вы должны извинить ее. Мой отец...
- Я хотел бы увидеть доктора Виэля, а не твоего отца. Хотя, постой,
может, это и есть твой отец?
- О, нет!
- Но это же его адрес: Селтамбанке-стрит, шестьсот шестьдесят шесть,
Порт-Мимизон, департамент де ла Майн, Сант-Грокс.
Он говорил весьма серьезно. Я подумал, что если скажу об его ошибке,
он встанет и уйдет.
- Мне кажется, - сказал я, - вам может помочь моя тетя Джоанна. Она
очень хорошо знает гипотезу доктора Виэля. Может быть, сэр, вы поговорите
с ней?
- Я мог бы увидеть ее прямо сейчас?
- Тетя редко принимает гостей. Откровенно говоря, она не поддерживает
контактов с отцом и редко выходит из своей комнаты. Она занимается
ведением хозяйства в доме. Однако, ее очень трудно встретить где-нибудь,
кроме ее комнат. Никто посторонний не может к ней войти.
- Зачем ты мне все это говоришь?
- Чтобы вы поняли, сэр, что при самом сильном желании может оказаться
так, что я не смогу устроить вам встречу, по крайней мере, немедленно.
- Можно просто спросить, не знает ли она адрес доктора, а если знает,
то пускай сообщит его мне.
- Постараюсь помочь вам, доктор Маршх.
- Но ты не знаешь, как это лучше всего устроить, не так ли?
- Да.
- Иначе говоря, если ты просто спросишь тетку об этом, она может
ничего не сказать.
- Было бы хорошо, сэр, если бы мы немного поговорили. Я хочу
поподробнее узнать о Земле.
Мне показалось, что под черной бородой появилась усмешка. Он вскинул
брови.
- А может быть, я первым немного расспрошу тебя?
В комнату опять вошла Перисса. Она решила узнать, не нужно ли нам
чего-нибудь с кухни.
Я был готов задушить ее, когда доктор Маршх прервал себя на полуслове
и обратился к девушке.
- Может быть, вы спросите миссис Джоанну, не согласна ли она принять
меня?
Я быстро прикидывал. Можно было пойти самому и, получив ответ,
вернуться и сказать, что она примет его, допустим, через час. Таким
образом, я все же добился бы своего.
Существовала также возможность, несомненно, преувеличенная в моих
глазах из-за горячего желания разузнать побольше о Земле, что он остался
бы ждать и, встретившись с теткой, рассказал бы о моем поведении. Если бы
я послал Периссу, то смог бы поговорить с ним еще с полчаса.
Был еще один вариант, по которому тетка могла быть сейчас чем-то
занята. Поэтому я приказал Периссе идти и дал ей визитную карточку доктора
Маршха, на которой тот написал несколько слов.
- Итак, - наконец, сказал я, - о чем бы вы хотели меня спросить?
- Этот дом на планете, которую заселили не более двухсот лет назад,
выглядит на удивление старым.
- Его построили сто сорок лет тому назад, но на Земле, наверное, есть
дома и постарше.
- Да, сотни, но на каждый из них приходятся десятки тысяч таких,
которым нет и года. Здесь же почти каждый дом, который я видел, такой же
старый, как и этот.
- Мы живем просторно и не разрушаем старые дома. Так говорит мистер
Миллион. Хотя людей стало меньше, чем пятьдесят лет назад.
- Мистер Миллион?
Я рассказал ему о нашем учителе, а когда закончил, он произнес:
- Похоже, вы используете тренажер 10х9. Да, это должно быть
интересно. Их выпустили всего несколько штук.
- Тренажер десять на девять?
- Миллиард, десять в девятой степени. Мозг человека имеет несколько
миллиардов нервных связей. Была открыта возможность воспроизвести их
деятельность.
Мне показалось, что прошло мгновение со времени ухода Периссы, так
быстро пролетело время. Она вошла, сделала перед доктором реверанс и
сказала:
- Миссис примет вас.
- Сейчас? - изумился я.
- Да, - кивнула Перисса. - Миссис сказала, что сейчас.
- Я проведу господина, а ты оставайся у двери.
Мы двинулись по темным переходам. Я выбрал самый дальний путь, чтобы
потянуть время. Я заметил, что, проходя мимо комнат, заваленных хламом и
разбитой мебелью, доктор мысленно готовит вопросы, которые хотел бы задать
тетке. Я попытался расспросить его о Земле, но он отделывался ничего не
значащими "да" или "нет".
Остановившись перед нужной дверью, я постучал. Тетка открыла и доктор
Маршх, поклонившись, произнес:
- Извините, миссис, что беспокою вас. Я вынужден это сделать, так как
этот юноша не может помочь мне отыскать автора гипотезы Виэля. - Он указал
на меня.
Тетя Джоанна усмехнулась.
- Я и есть доктор Виэль. Прошу вас, входите.
Она захлопнула дверь, оставив меня в коридоре с разинутым ртом.
Историю с доктором Маршхом я рассказал Пхаедрии во время нашего
очередного свидания. Прошу прощения, если до сих пор не называл этого
имени. Это девушка, которая сидела на скамейке со своей гувернанткой.
Во время моего следующего похода в парк меня познакомила с ней не
кто-нибудь, а сама гувернантка.
Она посадила ее рядом со мной и - о, чудо из чудес! - удалилась.
Пхаедрия вытянула сломанную ногу и одарила меня очаровательной улыбкой.
- Ты не против, чтобы я сидела здесь?
У нее были прекрасные зубы.
- Я очень рад.
- Ты удивлен? Когда ты удивляешься, глаза у тебя становятся круглыми.
Ты знаешь об этом?
- Удивлен. Я часто искал тебя здесь.
- Я тоже искала тебя, но почему-то тебя здесь не было. В конце
концов, сколько можно сидеть в парке?
- Я просидел бы и год, если бы знал, что ты меня ищешь. Я думал, она
не позволит тебе вернуться. - Я кивнул в ту сторону, куда удалилась
старуха. - Как тебе удалось убедить ее?
- Я здесь ни при чем, - улыбнулась Пхаедрия. - Ты не догадываешься?
Ты ничего не знаешь?
Я покачал головой. Чувствуя себя дураком, я окончательно смутился.
Пока я был занят тем, что старался запомнить ее голос, в ее глазах
мелькнул огонек. Кожа ее пахла нежно и приятно. Я чувствовал на щеке ее
теплое дыхание. Все это отвлекало меня от формулировки ответа на ее
вопрос.
- Ну так знай, - сказала Пхаедрия, - когда тетка Урания, которая
является моей крестной матерью, пришла домой и рассказала о тебе отцу, он
узнал, кто ты. Вот так все и вышло.
- Да-а... - протянул я.
Она рассмеялась.
Пхаедрия относилась к девушкам, которых воспитывали в надежде на
замужество или продажу. Интересы ее отца, как она говорила, были
"нестабильны". Он спекулировал товарами, привозимыми с юга - тканями и
лекарствами, - и имел долги, которые никак не мог погасить, или, занимая
деньги, всегда мог только покрыть расходы, не получая прибыли. Он мог
умереть бедняком, не оставив после себя ни копейки, однако, сумел
воспитать дочку, заботясь о том, чтобы она получила приличное образование
и обучилась аристократическим манерам. Он рассчитывал на хороший выкуп,
как только его дочь достигнет возраста замужества.
- Расскажи мне о своем доме, - попросила она. - Знаешь, как о нем
говорят ребята с улицы? "Пещера". Ребятам нравится это, они завидуют тем,
кто побывал у вас. Многие даже врут, что бывали в "Пещере".
Я хотел поговорить не о доме, а о докторе Маршхе и земной науке. Я
хотел узнать о ее мире, о ребятах, о которых она говорила с такой
вольностью, о ее школе и о родном доме. Кроме того, я ничего не имел
против рассказать, какие услуги оказывают наши девушки.
Мы купили булки с яйцами у той же торговки, что торговала здесь в
прошлый раз. Мы ели их в холодном блеске солнца и, когда прощались, были
не столько влюблены, сколько испытывали дружеские чувства друг к другу, и
договорились встретиться на следующий день.
Ночью, вернее, тогда, когда я вернулся, или точнее говоря, когда меня
отнесли в постель, поскольку я почти не мог ходить в течение нескольких
часов, проведенных у отца, изменилась погода. Запах мускуса, характерный
для весны или раннего лета, врывался в окно так резко, что огонь в нашем
маленьком камине почти тотчас погас, словно застеснялся. Я договорился с
Пхаедрией на десять часов и положил возле кровати записку с просьбой
разбудить меня в девять. В ту ночь, вдыхая запах весны, я засыпал с мыслью
полупланом-полусновидением, что мы с Пхаедрией вырвемся из-под опеки тетки
и поищем полянку, заросшую голубыми и желтыми цветами.
Когда я проснулся, был уже час пополудни. За окном шел дождь. В
дальнем конце комнаты читал книжку мистер Миллион. Он сказал, что не стал
будить меня, так как дождь идет с шести утра.
Голова раскалывалась от боли, как часто бывало после особенно
интенсивных опытов у отца. Я выпил лекарство, которое он мне прописал.
- Ты плохо выглядишь, - сказал мистер Миллион.
- Я бы хотел сходить в парк.
- Знаю, - сказал он и подъехал ко мне.
Я вспомнил, что доктор Маршх назвал его тренажером. Впервые с тех
пор, когда я, как маленький мальчик, удовлетворил свое любопытство в этом
вопросе, он наклонился - это подвергло риску мою голову - и я прочитал
почти стертую надпись на его голове. Там было название земной
кибернетической фирмы и его имя, написанное, как я подумал, по-французски:
"М.Миллион".
- "М" - мистер или монсеньор?
Внезапно, как молниеносный удар по затылку человеку, спокойно
сидящему в мягком кресле, меня ударила мысль, что точка, применяемая в
математике, может иметь смысл умножения.
Он заметил, как изменилось выражение моего лица, и заговорил:
- Емкость памяти тысяча миллионов слов. По-английски - биллион,
по-французски - миллиард. "М" - римская цифра, означающая тысячу. Я думал,
ты давно знаешь об этом.
- Ты являешься тренажером, это понятно. Но кого же ты тренируешь?
Отца?
Изображение на экране, которое я всегда считал мистером Миллионом,
отрицательно покачало головой.
- Можешь считать, что я учил всех твоих предков. Я не живой. Чтобы
создать такой тренажер, какой ты видишь перед собой, необходим живой мозг,
с которого слой за слоем снята вся информация, переданная впоследствии в
компьютер. Это приводит к смерти человека, чей мозг подвергается такой
операции. - На мгновение он замолчал, его лицо покрылось тысячами
блестящих капелек. - Извини. Ты, конечно, готов слушать, но у меня нет
настроения рассказывать. Очень давно, еще перед операцией, мне сказали,
что мой тренажер - значит, я сам - в определенных обстоятельствах не будет
испытывать волнения. Но сегодня я думаю, что это было ошибочное мнение.
Если бы я мог, то задержал бы его, но пока я приходил в себя от
удивления, он уже выкатился из спальни. Очень долго, может быть, час или
больше, я прислушивался к шуму дождя, думал о Пхаедрии и о том, что
говорил мистер Миллион. Все это перемешалось у меня с вопросами, которые
отец задавал мне прошлой ночью. Я чувствовал себя так, словно они украли у
меня все ответы, оставив одну пустоту. Я вспомнил, как в эту ночь мне
снилось, что я стою на мощеном подворье, так тесно окруженном высокими
колоннами, что между ними нельзя пролезть, стою так много лет, ищу проход
и замечаю, что на каждой из колонн выбиты какие-то слова. Еще я вижу, что
подворье вымощено надгробными плитами, какие можно встретить в старинных
французских костелах, и на каждой выбито мое имя, но с разными датами
рождения и смерти.
