забирался на самый верх, под купол, почти упираясь в него головой.
Вокруг ржавой платформы, немногим более широкой, чем полка, на
которой я сидел, шел ряд круглых отверстий. Жестяная стена, в которой они
были проделаны, была такой тонкой, что, когда я отгибал заржавевшие листы,
то мог высунуть голову наружу. Там свистел ветер, кружили птицы и подо
мной простирался громадный купол.
На западе я различал наш дом, который отличался от остальных высотой
и апельсиновыми деревьями, растущими на крыше.
На юге были видны мачты кораблей в порту, а в хорошую погоду и в
соответствующее время суток даже белые гривы прилива или отлива между
полуостровами. Я очень хорошо помню, что как-то, глядя на юг, я заметил
огромный гейзер воды, освещенный солнцем - это садился на воду звездолет.
На западе и востоке начинался центр города с крепостью и большим
рынком, а дальше были видны леса и горы. Однако, рано или поздно,
независимо от того, был ли со мной брат, мистер Миллион звал к себе. Мы
должны были идти с ним в одно крыло библиотеки, и там он показывал нам
какую-нибудь научную книгу. Начиналось наше учение. Отец настаивал, чтобы
мы занимались химией и биологией. Под руководством мистера Миллиона мы
постигали премудрости этих наук. Моим любимым предметом была биология,
Дэвид же тяготел к языкам, литературе и праву. Но крое этих предметов, мы
изучали также антропологию, кибернетику и психологию.
Обычно мистер Миллион выбирал для нас самые важные книги на несколько
следующих дней и просил, чтобы мы сами дополнительно изучили еще
несколько. Потом мы проходили в тихий закуток читального зала, что был
стол, кресла и достаточно места, чтобы начать наши занятия. С началом
урока Дэвид раскрывал на коленях иллюстрированные "Рассказы из Одиссеи".
Мистер Миллион не видел этого, а Дэвид смотрел на него с полным вниманием.
Солнце светило наискось на стол из высокого окна, выявляя носившуюся в
воздухе пыль.
- Интересно, кто-нибудь из вас обратил внимание на каменные орудия в
зале, где мы были минуту назад?
Мы кивнули.
- Они были сделаны на Земле или здесь, на нашей планете?
Вопрос был хитрый, но вместе с тем легкий.
- Ни то, ни другое, - сказал Дэвид. - Они пластиковые.
Мы оба рассмеялись.
- Да, это пластиковые копии, а где оригиналы? - торопливо спросил
учитель.
Его лицо стало очень похожим на лицо отца. Однако, в те времена я
считал, что оно принадлежит только ему и, как мне казалось, своим
выражением сильно оскорбляет природу.
Оно не выражало ни интереса, ни печали, ни скуки, а было холодным и
отрешенным.
- На Святой Анне, - снова ответил Дэвид. - Святая Анна - это наша
планета-сестра. Она вращается вокруг общего с нашей центра. Так говорят
надписи. Эти орудия сделали аборигены. Здесь же, на нашей планете,
туземцев не было.
Мистер Миллион согласно кивает головой и поворачивает свое странное
лицо ко мне.
- Считаешь ли ты, что эти каменные орудия донесли до нас фрагменты
жизни аборигенов?
- Нет.
- Почему?
Я лихорадочно размышлял. Дэвид не мог помочь мне, только лихорадочно
толкал ногой под столом.
- Отвечай!
- Ну, это естественно, - начал я.
Всегда нужно так начинать ответ, если не имеешь полной уверенности,
что точно знаешь его.
- Во-первых, эти орудия не могут полностью рассказать нам о жизни
туземцев. Может быть, аборигены владели приемами ловли рыбы с помощью
запруд или сетей, изготовленных из шкур или растений, а может быть,
использовали сок растений для того, чтобы отравлять воду в реке и таким
образом ловить рыбу. Охота на зверей из засады или облавы с помощью огня
было бы гораздо более удачным, чем простая охота. Каменные орудия, которые
мы видим, не могут быть предназначены для сбора ягод или съедобных
кореньев, которые могли быть их основной пищей. Те предметы, которые мы
видим в этих стеклянных ящиках, находятся здесь потому, что ловушки и сети
сгнили и пропали, а они остались.
- Хорошо. А теперь я попрошу Дэвида продолжать. Только пожалуйста, не
повторяй сказанное.
Брат оторвался от книги. Его голубые глаза были столь легкомысленны,
что даже учитель заметил это.
- Если бы мы могли их спросить, то они бы ответили, что самым главным
в их жизни была магия, религия, песни, которые они пели, и традиции их
предков. Возможно, они убивали жертвенных животных острыми, как бритва,
морскими раковинами. Они могли не позволять своим юношам становиться
мужчинами до тех пор, пока те не перенесут большой огонь, который страшно
калечил их на всю жизнь. Они женились и топили своих первенцев, чтобы
умилостивить богов. Религия была всем в их жизни.
Мистер Миллион кивал головой.
- Сейчас поговорим о сообществах первых людей, - сказал он. - Дэвид
первый. Рассказывай подробнее.
- Сообщества первых людей, - начал Дэвид своим самым неприятным
голосом, - в истории человечества проще всего вести от начала рода
человеческого, то есть от Адама. Если вы оба этого не понимаете, то вы
идиоты.
Мы ждали продолжения, но он уже закончил.
- Мистер Миллион, - сказал я, чтобы выиграть время, - скажите ему,
что оскорбления в споре не являются признаками правоты. Получается не
спор, а перебранка.
- Ну, ладно, только прошу без личных оскорблений, - говорит мистер
Миллион.
Дэвид уже уткнулся в Одиссея и Циклопа, надеясь, что я буду говорить
дольше. Я принимаю этот вызов и стараюсь ответить тем же.
- Аргументация, что самым важным является происхождение от рода
человеческого, не имеет основания и ни о чем нам не говорит, так как
существует вполне реальная возможность, что аборигены со Святой Анны
являются потомками первой волны эмигрантов с Земли, может быть,
происходящей даже от греков эпохи Гомера.
- На твоем месте я привел бы более убедительные аргументы, - сказал
мистер Миллион.
Я начал распространяться на тему этрусков, Атлантиды,
экспансионистских тенденциях гипотетической культуры технологической
Гондваны.
Мистер Миллион прервал меня и предложил продолжить Дэвиду.
Брат больше читал книгу, чем слушал, поэтому сменил тему.
- Аборигены все вымерли...
- Продолжай, - кивнул учитель.
- Если бы они жили, было бы опасно позволить им быть людьми. Но
поскольку все они вымерли, можно говорить, что они были людьми...
И так далее. Сноп солнечных лучей переместился на другой конец крышки
стола.
Этот путь солнце преодолевало уже сотни раз. Мы выходили из боковых
дверей и шли по замусоренному двору между крыльями дома. Под ногами
валялись клочки бумаги.
Один раз мы наткнулись на мертвеца, одетого в лохмотья. Мы
перешагнули через его ноги, а мистер Миллион тихонько обошел его вокруг.
Когда мы выходили со двора на узкую улочку, горн гарнизона,
расквартированного в крепости - было так хорошо слышно - созывал
кавалеристов на ужин в казино. На улице де'Астикст уже были зажжены
фонари, а магазины закрыты и забаррикадированы железными решетками. Улицы
были полупустыми.
Наша же улица Селтамбанке выглядела совсем иначе. Приезжали первые
любители развлечений. Седовласые, уважаемые господа приводили молодых
парней, крепких и мускулистых, хорошо откормленных. Молодежь, которая
несмело шутила и улыбалась им, показывая белые зубы, производила странное
впечатление. Они всегда были здесь почетными гостями. Когда я немного
подрос, то стал сомневаться, приходили ли они только для того, чтобы
старшие могли получить удовольствие и хорошо отдохнуть...
Мистер Миллион не позволял нам плутать в темноте по боковым аллейкам.
Мы входили через главный вход вместе со старыми господами и их сыновьями.
В этой части дома, где не было окон, был устроен сад с кустами и небольшим
фонтаном, в котором беспрерывно звенела вода, падая на стеклянные плитки,
а также была железная скульптура пса с тремя головами, с широко
расставленными и погруженными в мох лапами.
Этой скульптуре наш дом был обязан своим названием. Головы были
большие и немного прилизанные, морды острые, как и уши. Одна из голов
ворчала, другая, средняя, присматривалась к миру, созданному в саду, с
интересом и вниманием, третья, ближайшая к инкрустированной костью двери,
попросту смеялась. Приходившие к отцу посетители обычно хлопали третью
голову между ушей. Их пальцы отполировали это место так, что оно стало
похоже на черное стекло.
Таким был мой мир, когда мне было лет семь, может, чуть больше.
Большинство дней я проводил в маленьком классе, где царствовал мистер
Миллион, или в спальне, где в полнейшей тишине мы играли с Дэвидом.
Разнообразие привносили походы в библиотеку, о которых я уже писал, или -
что было еще реже - какие-нибудь другие развлечения. Время от времени я
отодвигал вьюнок от окна, чтобы рассмотреть, что происходит во дворе,
прислушивался к разговорам домочадцев. То, что они делали и о чем
говорили, меня очень интересовало.
Я знал, что высокий мужчина с узким лицом, который правил нашим домом
и которого девушки и слуги называли "мэтром", был моим отцом.
Помню, что существовала еще какая-то страшная женщина, перед которой
дрожали все жившие в нашем доме и которую все звали "мадам". Однако, она
не была ни моей матерью, ни Дэвида, и не женой отца. Такая жизнь, а вместе
с ней и мое детство, закончилась в один прекрасный вечер, когда мы с
братом лежали в постелях, обессиленные игрой и спором.
Кто-то потряс меня за плечо. Это был не мистер Миллион, а один из
слуг в красном мундире.
- Он вызывает тебя, - сказал он. - Вставай!
Когда я поднялся, он заметил, что я в пижаме. Я стоял и зевал.
- Одевайся и пойдем, - добавил он.
Я послушался и натянул черные вельветовые брюки, которые носил в
течение дня, и свежую рубашку. Комната, в которую меня провели закрытыми
коридорами, пустыми от обычных здесь домочадцев, и разными закоулками,
куда никогда не впускали гостей, затхлыми и пропахшими крысами, была
библиотекой отца. Это здесь женщина в розовом рассказывала мне как-то об
отце. Я никогда не был здесь раньше.
Однако, сейчас, когда мой провожатый постучал, дверь открылась и мы
вошли.
Это произошло так быстро, что я едва успел опомниться. Дверь открыл
мой отец и быстро закрыл за мной.
Оставив меня там, где я стоял, он прошел через всю длинную комнату и
тяжело опустился в огромное кресло. На нем был красный пиджак с завязанным
на шее черным платком. Так он одевался почти всегда. Длинные редкие волосы
были зачесаны назад. Он внимательно смотрел на меня.
Помню, что губы мои дрожали от едва сдерживаемого страха.
- Ну, что ж, - сказал он спустя долгое время, - вот и ты. Как мне
называть тебя?
Я назвал свое имя, но он покачал головой.
- Не то. Для меня у тебя должно быть другое, интимное. Если хочешь,
выбери сам.
Я молчал. Мне показалось это невозможным - иметь другое имя, а не те
два, что уже были у меня.
- Хорошо, - нарушил, наконец, отец тишину, - я выберу сам. Ты будешь
Номер Пять. Подойди ко мне, Номер Пять.
Я подошел. Когда я остановился перед ним, он сказал:
- Хорошо. Я знаю, что ты шустрый мальчик. Мистер Миллион присылает
мне ваши контрольные работы и все ленты, на которых записаны ваши споры.
Ты знаешь об этом? Знаешь, что я делаю с ними?
- Думаю, что выбрасываете, - ответил я.
У меня все похолодело внутри, когда отец наклонился ко мне.
- Нет, они все здесь. - Он холодно усмехнулся и нажал какую-то кнопку
