себя. Я отметил это с удовлетворением. Над этим стоит поразмышлять.
Но Гарсон! Гарсон! Он не мог не знать, что Дом пронумерован. Он обя-
зан был это знать и, наверное, знал, но скрыл от меня. Мне даже припом-
нилось, что за завтраком я перехватил один-два многозначительных взгля-
да, но каждый раз он уводил глаза в сторону. Уж не о цифрах ли на стене
Дома он хотел мне сообщить и только ждал момента, когда эта новость
кольнет меня всего больней. Будь он ответственным слугой, любящим и за-
ботящимся о своем хозяине, уж наверное, нашел бы он возможность избавить
меня от неприятностей. Кто, как не он, знает меня, мои болезненные точ-
ки! Пора, пора мне подыскать себе нового Гарсона.
Почему я должен терпеть рядом с собой слугу, который не только не за-
ботится и не лелеет меня, но даже ищет мои уязвимые места, чтобы в своих
целях воспользоваться ими при всяком удобном случае. Я понимал, что
ставлю перед собой трудную задачу:
заменить Гарсона я мог только "на ходу", молниеносно - ни на один
день я не мог остаться совсем без него. Кроме того, Гарсон избавил меня
от нежелательных для меня отношений с моей экономкой - ленивой, сварли-
вой бабой, - полностью взяв на себя обязанность давать ей указания и
контролировать их выполнение.
Одна мысль о том, что без Гарсона все заботы о Доме лягут на мои пле-
чи, приводила меня в уныние. Найти же нового Гарсона при столь мизерном
моем общении с внешним миром оказывалось задачей поистине неразрешимой.
Можно было, правда, воспользоваться помощью моего будущего тестя, но я
никогда не мог быть уверен в предсказуемости его реакции. Он мог с со-
чувствием выслушать меня и тут же, поддавшись импульсу, кинуться отыски-
вать для меня слугу, но мог и наброситься на меня с упреками, а может
быть, даже и с угрозами из-за того, что я чересчур неуживчив и нетерпе-
лив, как было однажды, когда я посетовал ему на экономку.
Я не сказал тогда ничего обидного или унизительного об этой женщине,
я считаю, что имею право на более категоричное и резкое о ней суждение.
Каково же было мое удивление, когда тесть с силой ударил ладонью по сто-
лу и, багровый от возмущения, едва сдерживаясь, чтобы не закричать, зая-
вил, что не желает слышать сплетен о несчастной женщине, которая волею
судьбы оказалась в полной от меня зависимости и которую я, вместо заслу-
женной ею признательности, унижаю и третирую, что стыдно мне, здоровому,
полному сил мужчине (он сказал "мужику") возлагать непомерные обязаннос-
ти на хрупкие плечи измученной женщины, вместо того, чтобы самому нести
свою ношу. Я возразил, что требования, предъявляемые мною моим слугам,
непритязательны, может быть, слишком даже непритязательны, тем более не-
укоснительного их исполнения должен я требовать, но будущий тесть ничего
не желал слушать, он замахал руками и заявил, что ноги его больше не бу-
дет в этом Доме, если я сейчас же не извинюсь и перед ним, и перед эко-
номкой. Я думаю, что так бы и случилось, то есть, действительно, отноше-
ния наши тут же могли прекратиться, если бы не вступилась за меня моя
невеста, имеющая, как оказалось, определенное влияние на своего отца.
Она прошептала ему что-то ласковое и вместе с тем отрезвляющее - тесть
тут же заерзал на стуле и, хотя и с явным неудовольствием, все же подал
мне руку и объяснил свою вспыльчивость особым уважительным отношением к
женщине, якобы привитым ему с раннего детства. Я не упустил случая на-
помнить ему его же рассказы о весьма сложных его отношениях с ма-
терью-старухой, подброшенной им в приют для стариков, о которой он расс-
казывал мне всякие невинные, но все же весьма впечатляющие для посторон-
него подробности. Тесть опять побагровел и заявил, что если бы он знал
такую мою злопамятность, то никогда не стал бы делиться со мной самыми
сокровенными своими мыслями... На сей раз моей невесте с еще большим
трудом удалось уговорить его сменить гнев на милость и помириться со
мной.
Тесть - толстый и вальяжный - носит щегольские жилеты, из кармана ко-
торых вытекает серебряная цепочка. Одно звено цепочки порвано и скрепле-
но кусочком медной проволоки.
- Вы - синяя борода, - сказал он мне однажды в подпитии, - если я от-
дам вам свою дочку, вы ее задушите. У вас для этого много комнат. - Он
захохотал, постукивая себя по жилету пухлой пятерней. При этом будущая
теща, очнувшись от обычного забытья, бездумные, нездешние еще глаза пе-
реводила с меня на мужа и растягивала рот, мысль предваряя улыбкой.
- Когда-то и у меня была невеста, - со вздохом проговорил тесть,
взглянув на нее.
Кажется, у тестя имеются владения в черноземных районах.
- А заливные луга там есть? - с мальчишеской неуемностью вы-спрашивал
как-то Гарсон о природе тех мест.
- Да, - с достоинством отвечал тесть, - есть и заливные луга.
Позже, в беседах с Гарсоном, я указал ему не неуместность его любо-
пытства, на что тот возразил, что проявляет заинтересованность исключи-
тельно в целях полнейшего ознакомления с миром моей невесты.
Моя невеста - хрупкое, нежное создание. Ее можно было бы назвать кра-
савицей, если бы не некоторая дисгармония между частями ее тела. Мой бу-
дущий тесть, а ее отец, обладающий наряду со вспыльчивым характером вся-
чески неоценимыми достоинствами, уверял меня, что с годами, когда его
дочь подрастет, гармония образуется самостоятельно и части тела придут в
соответствие между собой без всякого вмешательства извне. Теперь, по
прошествии многих лет, мы - каждый про себя - решили, что соответствия
ждать не приходится. Обвенчаться с моей невестой мы сможем лишь по дос-
тижении ею двадцативосьмилетнего возраста.
Первоначально родителями невесты предлагался более юный возраст, но
я, как мог, отодвигал планку, утверждая, что раннее замужество губи-
тельно для интеллектуального развития женщины и лишь к двадцативосьми-
летнему возрасту развитие это оформляется и закрепляется настолько, что
ему не повредят естественные супружеские обязанности. Невеста навещает
меня в моем Доме по субботам в сопровождении отца или матери. Гарсон го-
товит для нас несколько особенных блюд и достает из погреба бутылочку
сладкого вина. После ужина мы с тестем усаживаемся на крохотном, на два
кресла, балкончике - словно ласточкино гнездо, прилепленное под потолком
гостиной, - чтобы полюбоваться оттуда, как Гарсон танцует с моей невес-
той старинные вальсы, озвученные допотопным проигрывателем, принадлежав-
шим когда-то то ли моей тетушке, то ли еще более поздним (или ранним?)
родственникам. Я не танцую: я слишком семеню в танце. Если невеста наве-
щает меня в сопровождении своей матери, то дело осложняется некоторой
неловкостью: будущая моя теща страдает странной сонливостью, одолевающей
ее сразу после ужина, и тогда мне приходится одному наслаждаться видом
танцующих. Гарсон галантно склоняется над партнершей и что-то шепчет ей
прямо в ушко. Он прекрасно двигается, умело кружится по залу, и фалды
его фрака обвивают ноги моей невесты. В знак восхищения я время от вре-
мени поднимаю и осушаю в их честь свой бокал, но, кажется, они этого не
замечают...
Обдумывая все это на ходу, я, тем не менее, не забывал следить за по-
метками, сделанными мною на стенах коридора, и, хотя пометки сделаны бы-
ли в разное время и не отличались какой-либо упорядоченностью, они все
же вывели меня к моим комнатам, в одной из которых я нашел Гарсона. Он
был занят тем, что прихорашивал свои и без того изящные ногти, пользуясь
моим маникюрным набором.
- Есть повод для печали, - произнес он, бегло взглянув на меня.
- Ваша экономка, - вытянув руку, он полюбовался ногтями, - она что-то
замышляет.
Меня всегда возмущала его манера говорить не все сразу, а, словно ис-
пытывая мое терпение, выдавать информацию клочками.
Гарсон с достоинством указал мне на дверь, ведущую в коридоры Дома,
где, как видно, и находились доказательства вероломства экономки. Я пос-
лушно шагнул за порог и услышал за спиной переливчатый звон. Я и раньше
иногда слышал этот звук, но, не находя ему объяснения, списывал его на
особую акустику Дома, предоставляющую неограниченное поле звуковым гал-
люцинациям. Звон этот так мелодичен и приятен, что я из опасения спуг-
нуть и не пытался выяснить его природу - пусть себе слышится. Теперь же
я резко повернулся и успел заметить, как Гарсон отдернул руку от шторы,
прикрывающей дверь. Несомненно, звон исходил оттуда.
- Вам не о чем беспокоиться, - с некоторой даже усталостью отозвался
Гарсон на мой вопрос, - я звоню всегда, когда вы засыпаете или уходите,
чтобы дать знать экономке, что она может приступить к своим обязаннос-
тям, вы ведь не жалуете ее и неоднократно говорили мне, что будете бла-
годарны, если я избавлю вас от встреч с нею.
Я не нашелся, что возразить Гарсону, и всю оставшуюся часть пути мы
шли, не проронив ни слова. В одном из тупичков, из которого, останься я
один, я ни за что не нашел бы дороги назад - так долго и путано мы к не-
му добирались, - Гарсон наконец остановился и сделал мне предупреждающий
знак рукой. Мы спрятались в каменную нишу, словно специально для этого
приспособленную, и принялись ждать. Скоро послышались шаркающие шаги
экономки. В нервном свечном полумраке тень ее испуганно кидалась по сте-
нам. Мне стало не по себе. Экономка нагнулась и с трудом отодвинула ка-
менную плиту, прикрывающую черную дыру в полу. Я и не подозревал, что
такое возможно в моем Доме.
Экономка достала что-то из-за пазухи и кинула в дыру. Неожиданно Гар-
сон с силой вытолкнул меня из ниши, и я, едва не упав на экономку, ока-
зался с ней лицом к лицу. Она как раз приготовилась выбросить что-то
еще. Я схватил ее за руку. От испуга экономка крепко стиснула пальцы, их
словно свело судорогой, и мне пришлось разгибать их по одному, чтобы
завладеть зажатым в ее руке предметом. Это оказалась запись голоса. Я
часами мог вслушиваться в него, наслаждаться легкой, едва заметной кар-
тавинкой. Не нужно говорить, как бесценна была для меня эта лента. Гар-
сон, пока я разжимал руку экономки, успел закрыть люк в полу.
- Нам лучше пройти в комнаты, - сказал он и, не оборачиваясь, уверен-
ный, что я и экономка послушно последуем за ним, пошел вперед.
- Итак, проанализируем, что же случилось, - сказал Гарсон, как только
мы вошли в гостиную. Он казался спокойным, но по прерывистому его дыха-
нию я догадывался, как он взволнован.
- Садитесь же, садитесь! - крикнул он мне, и я сел. По-видимому, на
какое-то время я забылся, потому что вдруг очнулся от странного ощуще-
ния, что я спал и проснулся, обнаружив себя сидящим на краешке стула,
Гарсона - расхаживающим по комнате со скрещенными на груди руками и
что-то взволнованно говорящим, а экономку - стоящей у двери с потуплен-
ным взором.
- Я хотел бы поговорить наедине, - сказал я и удивился слабости свое-
го голоса.
- Что? - крикнул Гарсон. Он вообще говорил неоправданно громко и
нервно. - С ней? А знаете ли вы, что это еще не все? У нее еще есть
кое-что за пазухой!
Я оторопел. Отчего я сразу не сообразил, что кроме записи голоса эко-
номка могла припрятать что-нибудь еще. Кроме того, она уже успела что-то
выбросить, прежде чем я схватил ее за руку. И кто знает, сколько она уже
выбросила - по тому, как привычно и уверенно вела она себя, можно было
предположить, что она уже не первый раз пользовалась дырой в тупичке.
Только странным оцепенением, охватившим меня, мог я объяснить то, что не
подумал об этом сразу. Я подошел к экономке и сунул ей руку за ворот.
Она даже не сопротивлялась. Я поборол отвращение, когда пальцы мои
коснулись теплой и вялой ее груди, и тщательно обшарил влажные от пота
складки ее тела. Там ничего не оказалось.
- Что, это все? - крикнул Гарсон. - Ничего больше нет? Не может этого
