руки к дому Эмимы, мысленно приказал бесам оставить в покое
Зельфу, дочь ее, Иуда вспомнил и Равви сегодняшнего,
побагровевшего от натуги, с крупными каплями пота на лбу и вмиг
запавших щеках, когда он, выставив перед собою растопыренные
пальцы, повелел раскатистым, властным голосом выйти Елеазару из
склепа.
Рыскающий взгляд Иуды остановился за спиной Елеазара.
Там, зажатый между назареями, стиснутый орущими зеваками,
пошатываясь от напора, толчков, тычков, шел Равви: вялый,
изможденный, безразличный ко всему, так и не восстановивший
потраченную утром жизненную силу свою. Выглядел Равви особенно,
даже пугающе бледным. Из-за того, возможно, что на голове его
был нависший над усталыми глазами, белый, а не синий в желтую
полоску, как обычно, судхар, стянутый через лоб шнуром-агалом
зеленого цвета.
У Иуды защемило сердце, и он посожалел мимолетно, что не остался
с Равви, когда его, ослабевшего, почти без чувств обвисающего на
руках то смеющихся, то плачущих Марфы и Марии, повели от
кладбища вслед за ничего не соображающим, тупо улыбающимся
братом их, которого бережно поддерживал ошалевший от счастья
Прокаженный Симон. Хотелось, очень хотелось побыть хоть недолго
с Равви: поддержать, взбодрить его. Да жаль, нельзя было терять
время: чудо чудом, а дело делом. Надо было побыстрей
возвращаться в Иерушалаим, чтобы собрать сикариев, кананитов в
Храм, договориться с Варравой - пусть приведет туда и гаэлов
своих...
Все сделано, как задумывал; все предусмотрено. Но, глядя сейчас
на вялого Равви, понял Иуда - и от этого еще ныло сердце, - что
тот сегодня не боец, нет у него столь нужной сейчас решимости,
какая была вчера вечером в Гефсиманском саду.
Сдержав вздох, Иуда быстро огляделся: на месте ли люди Варравы?
Молодцы, стоят там, где велено: около гуртов овец, около волов,
около столов менял, около лавок торговцев.
Перехватив пытающий взгляд Варравы - скоро ли? не пора ли? -
отрицательно покачал головой: нет, нет, подожди еще немного.
А густая и вязкая, горластая процессия уже начала расползаться
по Двору язычников, просачиваясь между паломников, заполняя
свободное пространство и уплотняя толпу. Сквозь поредевшее
окружение Елеазара Иуда ящерицей проскользнул к Равви. Здоровяки
Симон Кифа и Иаков Заведеев, как и уговорились с ними заранее,
сразу же подхватили Равви и взметнули его на свои плечи, а Иуда
с Кананитом бросились в толпу перед ними, плечами, кулаками
освобождая проход, сшибая с ног нерасторопных, свирепо,
надрывно, так что вздулись жилы на шее и чуть не полопались
глаза, вопя:
- Прочь с пути! Дорогу сыну Давидову! Дорогу царю Иудейскому!
И началось! Сикарии с дикими криками, визгами ворвались в овечьи
и бычьи стада, закрутились, заизвивались, тыча кинжалами
животных: те заметались, сокрушая и сминая стоящих рядом людей;
кананиты ястребами налетели на торговцев, принялись обрушивать
лавки и лавчонки, опрокидывать столы менял, яростно ломать
клетки с мечущимися в них голубями и горлицами: трубный рев
волов, отчаянное блеяние коз, овец, баранов, беспорядочный топот
животных, слитное хлопанье крыльев голубиных стай, треск стоек и
прилавков, истошные стенанья ростовщиков, кинувшихся подбирать,
рискуя быть раздавленными, посыпавшиеся с дробным звоном монеты,
стоны и крики покалеченных, бросившихся на пол, чтобы тоже
завладеть монетами, - гвалт, писк, плач, гам, Армагеддон!
Четверка - двое с Равви на плечах, двое, прокладывая им дорогу,
- взлетели по ступеням к преддверию Двора народа.
Иаков и Симон Кифа бережно опустили растерянного, изумленно
взирающего на происходящее Равви и отступили назад, чтобы он
оказался на виду. Иуда, выгнувшись из-за его спины, зашептал ему
на ухо:
- Видишь гнев народа против торгашей, против корыстных
священников? Встань во главе этих людей, будь их вождем, и они
ринутся за тобой, куда и на кого укажешь! Объяви, яви себя,
пора!
Равви через плечо мельком, с прищуром глянул на него, и Иуду от
радости обдало жаром - показалось, что Равви обдумывает его
слова.
Он коротко и нетерпеливо махнул рукой, подзывая Варраву,
который, со свистом рассекая воздух бичом, гогоча, волчком
вертелся среди мечущихся, обезумевших волов. Заметив призывный
жест Иуды, рванулся ко Двору народа, продолжая нахлестывать все,
что попадалось: отскакивающих, приседающих, сжимающихся от
ударов людей, взбрыкивающих, шарахающихся животных. Два холеных,
с переливающимися буграми мышц быка, спасаясь от него, даже
взбежали по широким ступеням чуть ли не к Равви и, запаленно
дыша, остановились, едва не задевая его
взлетающими-опускающимися рогами.
Варрава с возбужденным, раскрасневшимся лицом, с прилипшими ко
лбу потными волосами, с всклокоченной бородой, взметнулся по
ступеням вслед за быками и, вперившись в Равви шалыми, точно у
пьяного, глазами, подбоченился.
- Н-ну, чудотворец, - выдохнул горячечно. - Мы свою работу
выполнили. Дело за тобой!
Холодно глядя на него, Равви процедил сквозь зубы:
- Чему радуешься?.. Во что превратили вы Дом молитвы? В вертеп
разбойников?
Варрава пораженно заморгал.
- Мы?! Мы превратили его в вертеп?! - Глянул недоуменно на Иуду.
- И это тот самый, о котором ты рассказывал? Ради него заставил
меня открыться, показаться властям? Про него говорил, что за ним
все пойдут? - Поизучал Равви сузившимися глазами. - Если мы
разбойники, тогда кто же те, испохабившие, загадившие здесь все?
- поинтересовался насмешливо. - А может, ты с ними заодно,
сладкопевец?.. Куда?! Пошли прочь! - заорал на быков, которые,
успокоившись, потянулись слюнявыми губами к Равви, намереваясь
пожевать подол его хитона. - Выгони отсюда хотя бы скот,
миролюбец! - Презрительно смерив Равви взглядом, сунул ему в
руки тяжелый, толстый бич. - Покажи, что действительно хочешь
очистить Храм!
Равви, отступив на шаг от старательно тянущихся к нему быков,
неуверенно махнул в их сторону бичом. Быки испуганно
отшатнулись.
- Смелей! Не укусят! - со смехом подбодрил Варрава.
- Равви, что с тобой? - простонал Иуда. - Не узнаю тебя! Каким
решительным был ты три года назад, каким яростным, полным
праведного негодования! Ведь сейчас то же самое, ничего не
изменилось! Что же ты, что с тобой, а?
Все так же сквозь зубы Равви желчно согласился, что да, дескать,
ты прав: ничего не изменилось... и не изменится - изгонишь
одних, придут другие, а значит, насилие, такая борьба со злом не
имеет смысла.
Варрава скривился как от боли, посмотрел возмущенно на Иуду.
Тот, зло зашипев что-то, вырвал у Равви бич и принялся зло, с
силой хлестать крест-накрест быков, взбешенно приговаривая:
- Борьба не имеет смысла! А что имеет? Притчи? Байки? сказочки
разные?.. Вот вам! Вот так мы поступаем с врагами, с теми, кто
не с нами!
На лоснящихся шкурах животных вздувались и лопались багровые
полосы. Быки, оскальзываясь на мраморе, шарахнулись назад, но
упругий бич ромейцев, называемый ими "хоррибле флагеллум" -
страшный бич, с вплетенными в него свинчатками и крючьями,
доставал, вырывая клочья мяса.
Быки сорвались со ступеней и нелепо опрокинулись, сбив и подмяв
под себя каких-то собиравших с пола монеты и не успевших
отскочить старика с мальчиком. От истошного их вопля,
перекрывшего крики, гвалт, гомон, все, кто был рядом, оцепенели
на миг. Все, кроме Иуды.
Он, хищно подавшись вперед, чтобы кончик бича доставал
дергающихся, елозящих, вскидывающих ноги, пытаясь встать,
животных, норовил ударить их побольней: по раздувшимся ноздрям,
по выпученным, полных ужаса глазам.
Вдруг, выронив бич, ойкнул, присел, скорчился от боли - Равви
крепко, словно сковав, сдавил ему руку. Развернул Иуду лицом к
себе. "А ты знаешь, как это больно, когда бичуют?" - скорее
догадался, чем расслышал тот. Пострашневшее лицо Равви
кривилось, шипящий голос клокотал. Под пронзающим, как
раскаленные иглы, взглядом Иуда сразу обмяк, ослабел. Перед
глазами у него все закачалось, расплываясь, в ушах зашумело. И
сквозь шум этот донеслось до него паническое:
- Иешуа, уходи! Надо бежать! Скрываемся!
Железные пальцы Равви - Иуда и не подозревал, что тот так силен,
- разжались, шум в ушах оборвался, в голове и перед глазами
прояснилось.
Он, тряся онемевшей кистью руки, встревоженно, по-звериному,
заозирался: кто окликнул Равви? зачем тому надо скрываться? от
кого?
Увидел Дижмана и Гесту, которые, поднявшись на несколько
ступеней, всматривались куда-то поверх толпы, и понял, что
предупредил об опасности кто-то из них. И крикнули они не Равви,
а Варраве, которого тоже зовут Иегошуа. Иуде показалось вдруг
странным такое совпадение. Хотя вроде бы что особенного: имя
Иегошуа распространено не менее, чем Иуда. И все же...
Он застыл на миг, тоже только сейчас сообразив еще об одном
совпадении: Равви, помимо того, что называл себя Сыном
человеческим, любил повторять, что он Сын Отца своего, имея в
виду Отца небесного; и Варрава - вар-Авва! - значит "Сын Отца".
Такое прозвище выбрал он себе назло всем, потому что никогда не
знал отца своего, а только мать, безмужнюю чесальщицу шерсти,
отторгнутую кагалом за беспутную жизнь, отчего и стал Варрава с
малых лет отверженным. "Случайность? Или?.." - удивленный не
только одинаковыми именами Равви и Варравы, но и сходством их
беспризорного детства, сложными, лишенными любви и понимания,
отношениями с матерями, Иуда сосредоточенно нахмурился: а что,
если такие совпадения - признак одинаковости судьбы? Но додумать
не успел: отвлек Геста.
- Надо уходить, а то поздно будет, схватят, - с ленцой, однако
не сумев скрыть обеспокоенности, пробурчал он, показав взглядом
на храмовых стражников в белом, которые пробивались сюда от
Красных ворот.
- Уходить? Разве мы собрались здесь для того, чтобы сбежать? -
Иуда, сверля взглядом Гесту, угрожающе пошел на него. - Наша
цель - они! - Завзмахивал рукой в сторону Антониевой крепости. -
Туда, на гнездо змеиное, на пристанище скорпионово! Ведь ты гаэл
- мститель за кровь! Так отомсти хотя бы за распятого друга
своего Афронга, разметавшего под Эмаусом целую когорту
нечестивых!
Геста, пятясь под его напором, вопросительно посмотрел на
Варраву. Тот, быстро облизнув губы, кивнул, соглашаясь с Иудой.
- Ну, чудотворец, ты с нами? - спросил у Равви, сминая в
скороговорке слова, и глаза его стали бесшабашными. - Защитишь,
обережешь нас своей таинственной силой, или нам придется самим,
без тебя?
Равви, подобрав бич, плавно взмахивая им, отрубил осевшим
голосом:
- Предоставьте мертвым самим погребать своих мертвецов. -
Кашлянул, прочищая горло. - Вам же скажу, - голос его отвердел,
- всякий, возвышающий себя, унижен будет, а унижающий себя
возвысится. Ибо что пользы человеку приобрести пусть и весь мир,
но душе своей повредить?
Варрава передернулся, словно вместо вина по ошибке хватил
уксусу.
- О чем ты?! - замахал руками. - Опомнись, нашел время поучать!
И, всунув два пальца в рот, пронзительно, так, что уши заложило,
свистнул по-разбойничьи.
Все, кого охватывал взор, и торговцы, и менялы, и паломники, и
левиты окаменели от ужаса, от такого немыслимого кощунства.
А Варрава, вскинув вытянутые руки, чтобы единомышленники
отовсюду заметили его, ринулся в расступившуюся толпу. Дижман и
Геста, а за ними и Симон Кананит скользнули следом. Симон Кифа с
Иаковом Зеведеевым, стоявшие все это время опустив глаза долу,
дернулись было, чтобы броситься туда же, но, взглянув на Равви,
снова отступили ему за спину.
- Слепые вожди слепых. А если слепой ведет слепого, оба падут в
яму. - Равви глубоко вздохнул. - Сказано: как хотите, чтобы люди
поступали с вами, так и вы поступайте с ними. А эти? А ты? -
покосился на Иуду. - Как поступаете с людьми?.. Не судите, и не
будете судимы!
- Не судить?! - Пораженный Иуда аж задохнулся. - Но ведь ты сам
без конца твердишь: ныне настал суд миру сему. Ныне! - выкрикнул
с вызовом. - И еще твои слова: на суд я пришел в мир сей, ибо
Сын человеческий воздает каждому по делам его!.. Так почему же
тебе можно судить, а нам, тобою избранным, нельзя?!
- А потому, - пощелкивая бичом, скучающе ответил Равви, - что
