и при этом обладает неустойчивой нервной системой, то у него есть до-
вольно много шансов стать сначала шизоидом, а потом и шизофреником. Это,
конечно, только теория, на практике мы еще не сталкивались с такими слу-
чаями, но все возможно.
- Доктор, вы знаете, у меня к вам просьба. Один мой друг, писатель,
очень хочет познакомиться с вашей пациенткой. Можно ли это устроить?
- Нет мой друг, зто абсолютно невозможно. Мы и так нарушили порядок,
позволив вам зто посещение. Вы же все понимаете. Это психическая лечеб-
ница особого режима и всякие посещения здесь запрещены. Так что о вашем
друге не может быть и речи. Сюда можно попасть, хе-хе, лишь очень
серьезно заболев. Да, кстати, ие забудьте вернуть нам рисунки...
* * *
Она изможденно откинулась на спинку стула. Напряжение медленно отсту-
пало, оставляя в Ней чувство опустошения. На ослепительно белом листе
просыхала тушь, знаменуя появление еще одной застывшей части черно-белой
жизни. Той жизни, куда ушла вся тоска и боль, незаметно растворившись в
двуцветных силуэтах людей. Мир, вид на который открывался в окно рисун-
ка, был сложнее и умнее того, в котором жила Она.
Чувствовалось, что в том мире тоска, боль и апатия не имеют того зна-
чения и той сути, которую они имели здесь, в зтой комнате с белой жепез-
ной кроватью и обитыми мягким материалом стенами. Ей хотелось туда. Ту-
да, в те черно-белые просторы Ее страны. Ей хотелось бродить по тем по-
лям, хотелось плавать в тех морях и разговаривать с теми людьми.
Хотелось, но это было невозможно.
Она рассеянно посмотрела на стол, заваленный рисунками, на стены, на
потолок и улыбнулась. Все было хорошо. Тоска отступала. Но что-то мешало
ей уйти совсем. Что-то противное, мокрое и шуршащее. Она посмотрела за
окно. Там, пропитывая землю влагой, шел Дождь. Он тупо бился в окно, пы-
таясь проникнуть и сюда, в Ее комнату. Он стучался и шуршал, шуршал, ШУ-
РШАЛ! Нет! У Нее сейчас лопнут барабанные перепонки от этого шуршания.
Она резко выпрямилась на стуле и схватила карандаш. Подумала и отбро-
сила карандаш, схватив сразу перо и окунув его в баночку с тушью. Рисо-
вать! Рисовать ТОТ мир. Быстрее!
Практически бездумно она начала рисовать. Скорее! Сбросить Туда
дождь, тоску, боль...И тут ей пришло в голову, что можно все сделать на-
оборот: тоску, дождь, боль - оставить здесь, а самой попасть Туда, в тот
мир.
Надо только оставить там для себя место!
Рисунок был уже почти готов - поле где-то недалеко за городом, и до-
рога, уходящая вдаль. В пейзаже было только одно белое пятно - женский
силузт...
* * *
Доктор был поднят с кушетки в ординаторской, куда он прилег вздрем-
нуть, влетевшим в комнату санитаром. Санитар сообщил, что палата под но-
мером 15 пуста.
- Вы что, пьяны, друг мой?
Доктор быстро шел по клинике. Пустой коридор, длинный ряд ламп "днев-
ного" света, белая дверь с смотровым окошком. Доктор, проклиная косогла-
зого санитара, заглянул в окошко. Стол, заваленный рисунками, стены, по-
топок, белая кровать, привинченная к полу, окно, и никого. Тушь разлита
по белому стулу, перо лежит на полу. И ни души.
Непослушные руки набирают код на замке, дверь открывается. Последняя
надежда исчезает. Побег. Непонятно каким образом, но побег. Быстрая про-
верка: окно, замок на двери, стены, даже вентиляционная решетка. Все це-
ло, но больной нет. Палата 15 свободна. На столе рисунок - поле, дорога,
и молодая женщина бредет куда-то... Тушь еще не просохла. Непонятно...
- Оставайтесь здесь. Я пойду, напишу обьяснительную. Если что-то смо-
гу обьяснить. Сообщите на вахту, пусть проверят всю клинику. Она должна
быть где-то здесь...
Опять коридор, опять лампы. Усталость, слабость и растерянность, та-
кая непозволительная для врача. Доктор в раздумьи остановился у двери в
ординаторскую.
Подошла сестра. Стоит, чего-то ждет. Не решается заговорить.
- Что вам?
- В приемный покой поступил новый пациент. Из диспансера. 0ни там по-
ставили ему шизофрению, бред преследования. Похоже, на этот раз они не
ошибпись.
- Замечательно... Вот и 15 освободилась, похоже... А кто такой?
- Художник иакой-то. Все о черно-белом мире что-то говорит. Дорисова-
лся, бедолага...
За окном шел дождь, и холодные капли падали на опадающую листву ста-
рых кленов...
Олег Булатов, 23 октября 1994 года.
