бы не так страшно, как наступившее молчание, долгое тяжелое молчание.
- Скажи что-нибудь, - попросил Пряжкин, чувствуя, что начинает
цепенеть от запредельного, досель неизведанного ужаса.
- Как это тебе лучше объяснить... - Наташа устало вздохнула и
откинула волосы с лица. - Я не шпионка в том смысле, как это понимаете вы.
Мне не нужны ваши тайны, даже самые жуткие. Тем более я не хочу причинить
вам вред. Но я и не перебежчица, за которую себя выдаю. Никто не посылал
меня сюда, и я не имею никакого задания. Все это только моя собственная
инициатива или, если тебе будет угодно, моя дурость. Мне нужно было
побывать среди вас, говорить с вами, попробовать понять вас. Ведь это
совсем другая цивилизация, другой народ, вы почти что инопланетяне. Не
знаю, для чего все это мне нужно. Тут и любопытство, и каприз, и даже
амбиции... Возможно, потом я написала бы о вас. Ведь я собираюсь стать
журналисткой. А может быть, все это навсегда осталось бы со мной. Не
знаю... Но сейчас... Сейчас мне страшно. Вы сами себя добровольно заточили
в тюрьму. Вы беспощадно губите друг друга. А ваши дети... Это просто
кошмар какой-то. Они-то в чем виноваты?
- Ты действительно так считаешь? - спросил он холодно.
- Да. Ты думал, меня интересуют ваши допотопные ракеты? Успокойся. Их
давно никто не боится. Над вами постоянно висит противоракетный спутник, а
вокруг натыканы зенитные комплексы. Любая ваша ракета будет уничтожена
прямо на старте.
- Ты противоречишь сама себе. Если вы нас не боитесь, зачем же все
это: зенитные комплексы...
- Нормальные люди не боятся буйнопомешанных. Но помещают их под
надзор в специальные клиники. Точно так же и с вами. Мы точно знаем,
сколько у вас боеголовок и каков их тротиловый эквивалент. Мы примерно
знаем даже намеченные для них цели. Уверена, что ваши ракеты далеко не
улетят. Но ведь взрыватели боеголовок установлены так, чтобы неминуемо
сработать при разрушении ракеты. Правильно я говорю?
- Это тебя не касается.
- Кроме того, вы можете сами взорвать свой ядерный арсенал. То ли по
халатности, то ли по пьянке, то ли из фанатизма. С вас станется! Хотя все
соседние поселки отселены, роза ветров в этих краях такая, что
радиоактивное заражение покроет огромную площадь, и том числе и мой родной
город, где проживают полмиллиона людей. Скажи, это нужно вам?
- Значит, вы все же нас боитесь?..
- Господи! - Она всплеснула руками. - И это говоришь ты, быть может,
самый разумный человек здесь...
Она встала и подошла к столу, на котором среди всякой другой
аппаратуры был установлен большой, многодиапазонный радиоприемник.
- Он исправен?
- Да.
- Ты слушаешь его?
- Иногда.
- И что же?
- Да ничего. Бред какой-то. Или ложь.
- Почему ты так решил?
- По-твоему, я слабоумный? Кое в чем и сам могу разобраться.
- Ужас! В чем ты, милый, разбираешься? Ты ведь уверен, что у нас
надписи на этикетках делают писари. Вы сажаете маринованную свеклу и ждете
урожая. Вы ничего не знаете об окружающем мире. А о себе вы хоть
что-нибудь знаете? С чего все это началось? Скажи! Как появился этот
жуткий город? Как вас учат этому в школе?
- Разве ты сама не знаешь?
- Я-то знаю! А вот как знаешь ты?
- Дабы пресечь происки враждебных сил, толкавших государство к
гибели, а народ к нищете, рабству и вырождению, группа патриотов взяла
власть в столице в свои руки.
- Чушь какая! Отсюда до столицы две тысячи ваших верст. И дома там
совсем не из бревен.
- Хорошо, я не скажу больше ни слова.
- Прости, что перебила тебя. Продолжай.
- К ним присоединились многие люди доброй воли. Однако часть
государства осталась под контролем изменников, которые с помощью демагогии
и насилия держат народ в подчинении.
- А ракеты эти вам зачем?
- В интересах обороны и защиты мира, как ответ на агрессивные
намерения врага.
- Это ты сам придумал или от Овечкина слышал?
- Это придумали еще тогда, когда ни тебя, ни меня на свете не было.
- А теперь послушай меня внимательно. Когда-то здесь была
обыкновенная ракетно-ядерная база. Так называемая "точка". Одна из многих.
Уже и в то время устаревшая. О том, что тогда творилось в стране, я тебе
рассказывать не буду. Для этого сначала надо проштудировать половину
мировой истории. Ведь для вас что Владимир Святой, что Гришка Отрепьев -
почти одно и тоже. Короче, это было смутное время. Вот тогда-то кучка
людей, благосостоянию и положению которых угрожали перемены, сумела
захватить базу. С полного согласия и не без помощи гарнизона, конечно.
Папочка вашего Силы Гораздовича умел обводить людей вокруг пальца еще
почище, чем сынок. Твой отец вольно или невольно стал его главным
пособником. Он прекрасно знал ракетную технику и был очень способным
инженером. Ведь запустить ракету можно только по распоряжению вполне
определенных лиц, владеющих специальными кодами. Если бы кто-то попытался
самостоятельно подобрать код, уже после второй попытки вся система пуска
бы самоуничтожилась. Но папочка твой нашел гениальное решение. Он
просто-напросто ликвидировал контрольное устройство и создал обходную цепь
ручного управления, зажигания двигателя. Разгадал он и тайну взрывателя
ядерной боеголовки.
- Если бы это сказал кто-то другой, а не ты...
- Тогда ты свернул бы ему голову? Не так ли? Твой отец знал очень
многое и поплатился за это. Для нас причина его смерти давно не является
тайной. Убил его кто-то из зайцевской родни по приказу Попова. Передав
дела наследнику, то есть тебе, он стал не нужен, даже опасен.
- Я не верю.
- Зачем мне лгать? Вы засылаете к нам шпионов целыми табунами, но ни
один из них не вернулся. Ты не знаешь, почему?
- Шпион не может рассчитывать на снисхождение.
- Как бы не так. Все они сдались, едва перешли рубеж. Многие потом,
правда, погибли от пьянства и всяческих излишеств, но иные ведут вполне
нормальную жизнь. Уж они-то порассказали о ваших тайнах! Всю подноготную
вывернули.
- Предатели!
- Бог им судья. Но только не ты. Дальше будешь слушать?
- Валяй.
- Несколько лет человечество жило в страхе. Но ядерный шантаж не
удался. Убедившись, что таким путем ничего не добиться, вы решили
сохранить статус-кво.
- Что?
- Существующее положение вещей. Мы вас кормим, поим и одеваем, а вы
не взрываете ядерные боеголовки. Крысу опасно загонять в угол. Живите себе
как хотите.
- Что ты предлагаешь?
- Кому?
- Мне, к примеру. Думаешь, там мне будет лучше?
- Не знаю. Зверь, воспитанный в зоопарке, старается вернуться в
клетку. Рабами становятся не только по воле случая, но и по призванию.
Даже ты насквозь пропитан этим ядом.
- Я не хочу расставаться с тобой.
- Я тоже. Давай уйдем вместе.
- Мне трудно сказать тебе сейчас что-либо определенное. Над этим надо
крепко подумать. Тем более уйти отсюда очень сложно. Ты даже не
представляешь, насколько сложно...
- В условном месте, недалеко от рубежа меня ждет на вездеходе брат.
Это он привез меня сюда. Помнишь того парня, который доставлял вам дань?
- Ах ты!.. - Пряжкин ударил себя кулаком по колену. - Ах ты, какая
незадача! Значит, это был твой брат!
- Что-нибудь случилось?
- Случилось... Нет... Ничего... Только не уйти нам сейчас. Надо
подождать. Скажу прямо, ты находишься в опасности. Единственный путь
спасения для тебя - стать моей женой. Перед лицом кабинета министров ты
должна дать клятву на верность нашему государству. Хоть раз покриви душой.
Вытерпи. Помоги мне.
Едва поднявшись на поверхность, Пряжкин убедился, что их уже давно
ждут. Перед капищем всех богов горел огромный костер, а чуть поодаль на
жестком стуле с гнутой спинкой восседал Сила Гораздович. Позади него
переминались с ноги на ногу успевшие продрогнуть члены кабинета министров.
Рожа Погремушки свидетельствовала, что он уже успел где-то порядочно
приложиться. Министр вероисповедания держал посвященного Перуну петуха.
"Зачем здесь петух? - подумал Пряжкин. - Видно, дело нешуточное
заваривается. Гадать, значит, будут. А гадание - штука скользкая - и так
можно повернуть и этак".
- Ну что, не передумал жениться? - ласково спросил Сила Гораздович.
- Нет, - озираясь по сторонам, ответил Пряжкин.
Не нравилось ему все это. Очень не нравилось. Особенно не нравилась
ухмыляющаяся харя Погремушки, сочувствие в глазах министра градостроения,
и нехорошее любопытство на лицах остальных. Сила Гораздович был добр, как
Дедушка Мороз под Новый год.
- А ты, душенька, согласна выйти за этого молодца? - обратился он к
Наташе.
- Согласна, - ответила та, вцепившись в руку Пряжкина.
- А ведь нельзя тебе за него. Чужая ты нам. Хоть наш хлеб-соль ела, а
все равно чужая. Ежели желаешь с моим сподвижником обвенчаться, сначала
должна совсем нашей стать. Породниться со всем миром, - он сделал широкий
жест рукой.
- Что я должна для этого сделать? - стараясь быть спокойной, спросила
Наташа.
- Совсем немного. Самую малость. Три раза вокруг костра обойди,
каждому кумиру поклонись в пояс, а Перуну и Ладе жертвы принеси.
- Какие?
- А что не жалко.
- И все?
- Пока все. А потом снова говорить будем. Ступай.
Наташа с мольбой и страхом глянула на Пряжкина, выпустила его руку и
медленно подошла к костру.
Первый круг. Второй. Третий. Ничего не случилось.
Продолжая все время оглядываться на Пряжкина, Наташа поравнялась с
крайним в шеренге идолом, поклонилась ему и двинулась дальше. Так она
постепенно добралась до Перуна. Пряжкин уже хотел крикнуть ей об этом, но
его опередил Сила Гораздович.
- Вот он, душенька. Мимо не пройди.
Наташа вновь поклонилась, достала из уха золотую сережку и положила в
жертвенную чашу. Ладу она узнала самостоятельно. Хоть та и была топорной
работы, но по торчащим вперед грудям и преувеличенно широким бедрам, могла
сойти за особу женского пола. Ей Наташа пожертвовала вторую сережку. Затем
она почти бегом вернулась на прежнее место и вновь вцепилась в руку
Пряжкина. Все происходящее казалось ему жутким сном. В толпе, сгрудившейся
позади министров, он попытался отыскать взглядом дружек, певцов и
музыкантов, без которых не обходилась ни одна свадьба, но никого не
заметил. То есть некоторые из них сшивались среди праздного, полупьяного
люда, но вид имели такой, словно явились не на свадьбу, а на травлю
медведя. Холодное оцепенение вновь сковало Пряжкина. Он уже понимал, что
пропал, но в душе продолжал молить неизвестно кого: "Пронеси! Пронеси! А
вдруг все обойдется? Может, поглумятся только и простят? Ведь мы ничего
плохого не сделали, ни я, ни она".
- Вижу, душенька, что согласна ты стать нашей сестрой, - сказал Сила
Гораздович. - Да вот только наряд на тебе бесовский. Скидывай его в огонь.
Наташа онемела и не шевелилась, но Пряжкин ощущал, как судорожно
сжимаются и разжимаются ее пальцы.
- Помочь, может, ей надо! - заржал Погремушкин. - Так это мне не
впервой.
- Заткнись, ублюдок, - нежно сказал Сила Гораздович. - Негоже так с
невестой говорить. Не трепещи, душенька. Здесь дело божеское творится. Ты
перед кумирами должна свою твердость показать. Как же ты в новую жизнь
войдешь, если с барахлом старым боишься расстаться? Наши отцы, когда все
это начинали, шкуру с себя живьем драли.
- Может, не надо, Сила Гораздович? - опустив глаза попросил Пряжкин.
- Всеми богами молю. Огради от позора.
