невозможное, и если бы не саботаж со стороны экипажа... Маршал
пообещал разобраться и дал мне последнюю отсрочку. Я на всякий
случай накричал на Фролова, полковник устроил разнос подчиненным
и велел им закончить работы вчера.
"Хорс" превратился в исполинский барабан, склепанный из
листовой стали, по которому одновременно молотили два десятка
обезумевших барабанщиков. Люди были близки к форменному
помешательству и совершенно перестали соображать, что
происходит. Только этим можно объяснить, что в переборках
прорубили на пять с половиной отверстий больше, чем
предусматривалось моим планом. С половиной потому, что два
сноровистых сержанта не успели до конца прорубить переборку
винного погреба. Они оправдывались жуткой мигренью и потерей
ориентации, но Фролов им не поверил. Сержанты получили неделю
ареста с отсрочкой приговора. Пока люди работали без перекуров и
выходных, губа была желанным местом отдыха.
Зибелла бесстыдно злоупотреблял благорасположением поваров. Я
начал серьезно опасаться, что он умрет от ожирения, и потому
тоже запряг его в работу. Горностаю поручали выполнение самой
ответственной части плана -- расставить по местам
крысоловки. Зибелла фыркал и плевался, но я приказал, и он
подчинился. Настороженные ловушки было размещены по тщательно
продуманной схеме.
Не буду описывать те гадости, которые устроили нам гремлины за
это время. Наиболее ощутимой потерей стал дерзко отгрызенный и
улетевший в неведомые звездные дали склад вещевого довольствия.
Фролов опять не поверил, что это происки врагов. Обтрепавшийся
экипаж стал выглядеть очень живописно, единообразная форма
канула в Лету. Замелькали какие-то кацавейки, душегрейки. Один из
ракетчиков явился на боевое дежурство в розовой пижаме,
предъявив в оправдание распоротую на узкие ленточки форму. Она
была тщательно исследована, следы когтей были хорошо видны.
Поскольку дежурства все равно превратились в пустую
формальность, Фролов дозволил разовое нарушение, строго указав
на... Последним островком стабильности в рушащемся мире был
нулевой отсек, ракеты пока удавалось сохранить в
неприкосновенности, хотя все системы управления и наведения
вышли из строя.
Первое разочарование мы испытали, когда выяснилось, что гремлины
отнюдь не спешат в любезно расставленные для них ловушки. За три
дня мы сумели поймать только две штуки. Это в то время, когда за
каждой переборкой слышался топот маленьких лапок и скрипение
алчных зубов. Да и эти особи были какими-то тощими, заморенными.
Наверное от бескормицы.
Брезгливо держа гремлина за лапу, Фролов спросил:
-- Этот что ли волком будет? Сомневаюсь.
-- Я тоже.
-- А время идет. Мы свою задачу выполнили,-- в словах полковника
прозвучала плохо скрытая угроза.
Я поскреб в затылке.
-- Надо придумать решительный ход, который круто изменит ход
партии. Жертва ферзя и мат в два хода.
Слегка побледневший Фролов напряженным голосом спросил:
--- Кто будет ферзем?
-- Не пугайтесь, полковник, это только метафора. Образное
выражение. Я не собираюсь сажать человека в ловушку в качестве
приманки.
Но перепуганный до синевы Фролов с этого дня стал обращаться со
мной только с помощью голо.
Отпущенный маршалом срок истекал, дела двигались ни шатко, ни
валко. Пришлось доставать из рукава козырного туза. Я берег его
на самый крайний случай, на черный день. И этот день настал.
Прежде всего я выгнал из реакторного зала всех любопытных и
накрепко запер двери. Прислушался. Тихо. Никого. Только в толще
реакторного панциря копошатся два пленника. Я начертил на полу
магическую пентаграмму и зажег внутри костер из осины. Потом
взял прут орешника, взмахнул им и начал страшным голосом читать
заклинания:
-- Люцифер, Вельзевул, Левиафан! Приди и явись немедленно и
безотлагательно во исполнение заклятия, наложенного на тебя
именем Неизреченного!
Желтое пламя штопором взвилось к потолку, приобрело фиолетовый
оттенок. От огня повеяло холодом, по залу пронесся отчетливый
запах аммиака.
-- Явись! Явись! Явись!
Но никто не потрудился выполнить мой приказ. Внутри пентаграммы
зашевелилось неясное облачко -- и только. Следовало срочно
произвести мультипликацию проекции. Я достал из кармана
маленькую флажку и глотнул пару раз. Показалось мало, и я
добавил. Перед глазами начали летать разноцветные мушки.
-- Явись! Явись! Явись! -- снова истошно возопил я.
И он явился. Такой же маленький и шустрый, как гремлины. Только
цветом не зеленый, а фиолетовый. Я оторопел. Не его я вызывал...
-- В чем дело? -- осведомился фиолетовый, сосредоточенно листая
блокнот и не желая поднять на меня взгляд.
-- Вызывал... -- несмело ответил я.
-- Что надо?
-- Повелеваю тебе...
-- А вот это давайте не будем. -- Фиолетовый широко зевнул. --
Надоело. Все требуют, повелевают. Что за чушь. Если возникла
необходимость сделки -- так прямо и скажите. Подпишем договор в
четырех экземплярах, произведем оплату. Рекламации принимаются в
недельный срок по окончанию работ, предусмотренных контрактом.
Я растерялся.
-- Но ведь это не по правилам.
-- Бросьте вы, -- в голосе фиолетового зазвенела сталь. --
Сейчас не дремучее средневековье. Мы в правовых измерениях
живем, не где-нибудь.
Когда я изложил ему суть дела, он почесал блокнотом рожки.
Что-то долго прикидывал, высчитывал. Наконец сказал:
-- Вывести гремлинов не можем.
-- Почему?! -- взвыл я.
-- Потому что мы являемся представителями той же самой нечистой
силы. Нам этого не простят.
-- Кто?
-- Остальные, -- уклончиво ответил фиолетовый.
-- Но хоть чем-то помочь можете?
-- Можем.
Я снова поскреб в затылке. Приходится возвращаться к
первоначальному плану. Снова потеря времени.
-- Тогда отловите мне пятьдесят гремлинов.
-- И что? -- с проблесками интереса спросил фиолетовый.
-- И посадите их в этот бак.
Фиолетовый поглядел на суетящуюся там парочку. Пленники издали
радостный писк, но фиолетовый только брезгливо поджал губы. Было
заметно, что неудачников он не уважает. Потом фиолетовый снова
начал подсчитывать и записывать, время от времени чертя
хвостиком на полу странные светящиеся значки. Они горели
зеленоватым светом и медленно гасли, как экран телевизора.
Наконец фиолетовый кончил свои сложные выкладки и подвел итог:
-- Миллион. Как будем платить: чеком или наличными?
Я сел, где стоял.
-- Так много?
-- Работа нешуточная, опасная и кропотливая. Меньше никак
нельзя, -- убежденно сказал фиолетовый.
-- Миллион рублей... -- сокрушенно пробормотал я, но фиолетовый
аж зашелся от смеха.
-- Рублей?! Да вы просто спятили! Рубли оставьте себе. Мы берем
только твердой валютой.
-- Какой?!
-- Долларами, конечно.
-- Миллион долларов?
-- Да. И сразу -- никаких расписок и обязательств.
-- У меня нет такой суммы, -- убито сообщил я.
-- Тогда и контракта не будет. -- Фиолетовый повернулся и
приготовился исчезнуть.
-- Стойте! Золотом возьмете?
Фиолетовый почесал щеку и снова что-то посчитал.
-- При соотношении триста долларов за тройскую унцию.
-- Побойтесь бога!
-- Вот его мы ничуть не боимся, -- фиолетовый улыбнулся самыми
уголками губ.
-- Но тройская унция стоит четыреста с лишним.
-- Это у вас. У нас в магических измерениях другой курс. К тому
же свирепствует инфляция. Триста.
-- Согласен, -- сдался я.
-- Но золото вперед.
-- Разумеется. -- Мне только и оставалось, что делать хорошую
мину при плохой игре.
На станции был объявлен аврал. Разыскивался любой предмет, в
котором содержалась хоть крошка золота. Были вырваны все золотые
зубы,сняты все обручальные кольца. Ценой неимоверных усилий был
выплавлен слиточек весом сто граммов.
-- И это все? -- Фролов презрительно поморщился при виде
результатов наших усилий.
-- Вполне хватит, -- заверил я. -- Больше того, я и этот слиток
верну.
-- Здесь что-то нечисто, -- командир станции подозрительно
посмотрел на меня. -- Так не бывает.
-- В обычных реальностных измерениях. Полковник, вы уже могли
убелиться, что весь ваш так называемый жизненный опыт ломаного
гроша не стоит в магическом мире. Вы его совершенно не знаете.
Там никому не нужно наше золото. Жители магических измерений
пользуются его зеркальным отражением. Я положу слиток перед
зеркалом, этот проходимец заберет себе отражение -- и все. Мы
расплатились.
По лицу Фролова поползла глупая улыбка.
-- Но ведь одного слитка будет мало.
-- Правильно. Поэтому я положу его перед зеркалом еще раз.
-- А потом?
-- Потом в третий.
-- А потом?
-- Четвертый, пятый, сотый. Пока расчет не завершится.
-- И слитку ничего не сделается?
-- Решительно ничего. Ведь забирать будут только его отражение.
Я еще фиолетовому и взятку дам.
-- Тра-ля-ля! -- Полковник встал на цыпочки и замахал руками. --
Я все-таки сошел с ума!
К счастью врач оказался поблизости.
С фиолетовым мы расплатились нормально, не возникло никаких
претензий. Насчет взятки я, конечно, пошутил, но вроде бы дал
ему два лишних отражения. А, чего там мелочиться. Тем более, что
свою часть контракта фиолетовый выполнил без промедления. К
вечеру того же дня подготовленный резервуар был полон
гремлинами. Они так и кишели -- зеленые, хвостатые, злобные. Не
те два бедолаги, гремлины в самом соку, мускулистые и дикие.
Даже заглядывать в яму было жутко.
Одно только мне не давало покоя -- с кем это я заключил сделку?
Этот шустрый и фиолетовый явно не походил на вызывавшихся мною
демонов. Кто же он? Я определить не смог. Ерофей, которому я
рассказал о новом знакомом, тоже лишь пожал плечами. Не видел,
не слышал, не читал. Может я случайно прорвался в новые
измерения, еще не освоенные волхвами?
На ночь к баку приставили часового, в магазин автомата были
набиты драгоценные патроны с серебряными пулями. Я предвидел,
что ненасытная орда попытается освободить товарищей. И оказался
прав -- дважды стайки гремлинов пытались подобраться к
резервуару, но очереди серебряных пуль отгоняли их. На полу
остались лужицы зеленоватой крови и клочья немытой шерсти.
Ближе к утру часовой запросился к маме. Из бака доносились
визги, шуршание и хрустение. Даже на первый взгляд количество
заключенных изрядно убавилось. Не думаю, что причиной тому был
голод. Скорее злобный нрав гремлинов. Я лично встал на часах.
Полковник Фролов продолжал спать тяжелым наркотическим сном,
врач все еще опасался за его рассудок.
Я отбил новую попытку прорваться к реактору и задал гремлинам
хорошую трепку. Ведь я стреляю только в десятку. Противник
усвоил урок, но на всякий случай стены реакторного зала обили
ореховыми прутиками на серебряных гвоздях. Это не слишком
надежно, однако в трудную минуту пригодится.
На пятый день в баке осталось не более десятка тварей. Но уж это
были настоящие звери. Сплошные зубы и когти. Зеленый мех на
загривках стоит дыбом, хвост торчит как палка... Трое рядовых
были пойманы за недозволенным делом. Они устроили тотализатор на
гремлинов -- какой из них уцелеет. В кассе тотализатора
оказалось в общей сложности около пяти тысяч. Неплохо! Пойманные
заявили, что собирались взять себе только небольшой процент. Все
остальное должны, якобы, получить победители. Ставки были
коллективные, даже офицеры приняли участие в этом разврате. Я
сначала хотел отдать их под трибунал, но передумал. Деньги
отобрал в Фонд мира. В тот же вечер в полутемном коридоре в меня
кто-то стрелял. Между прочим, оружие имеется только у офицеров.
Мало мне войны с неприятелем, свои в спину начали палить. Та-ак,
обстановочка. Все вернул назад и сам поставил сотню на гремлина
с обломанным правым рогом. Потом сказали, что его кличка была Генерал.
Была, была, да сплыла вместе с моей сотней. Правда, эти
мошенники пообещали мне три процента с общей суммы ставок. Мне,
генералу, начальнику Управления?! Дисциплина ни к черту. Доложил
Главному маршалу. Тот почесал усишки и пообещал принять самые
суровые меры.
Через неделю в баке остались всего два гремлина. Они за это
