эрекцией легкого с последующим удушением.... [См. статью д-ра Нильса Ларсена
Мужчины Со Смертельным Сном в Сэтердей Ивнинг Пост от 3 декабря 1955 года. А
также статью Эрла Стэнли Гарднера для Правдивого Журнала.])
НГ жил в постоянном страхе эрекции, поэтому его привычка все скакала и скакала
вверх. (Примечание: Хорошо известный утомительный факт, печально известный,
скучный и замысловатый факт заключается в том, что любому подсевшему из-за какой
бы то ни было неспособности вообще будет выставлен, в периоды нехватки или
лишения [такая штука, как слишком много оттяга, знаете ли] неслыханно раздутый,
геометрически прогрессирующий, множащийся счет.)
Электрод, подсоединенный к одному из яичек, затлел на мгновение, и НГ проснулся
от запаха горящей плоти и потянулся за заряженным шприцем. Он свернулся
зародышем и скользнул иглой себе в позвоночник. Затем вытянул иглу, тихонько
вздохнув от удовольствия, и осознал, что в комнате находится Ли. Из правого
глаза Ли, волнообразно колыхаясь, выдвинулся слизень и написал на стене радужно
переливающейся жижей: "Моряк - в Городе, скупает ВРЕМЯ."
Я жду перед входом, когда в девять часов откроется аптека. Двое мальчишек-арабов
подкатывают мусорные баки к массивной деревянной двери в побеленной стене. Пыль
перед дверью исчерчена струйками мочи. Один из мальчишек склонился, перекатывая
тяжелый бак, штаны натянуты на его поджарой юной попке. Он смотрит на меня
безразличным, спокойным взглядом животного. Я просыпаюсь как от толчка,
осознавая, что мальчик может быть настоящим, а я просохатил стрелку, назначенную
у меня с ним на сегодняшний день.
"Мы ожидаем дополнительных уравниваний," говорит Инспектор в интервью Вашему
Корреспонденту. "Иначе наступит," Инспектор задирает одну ногу типично
нордическим жестом, "кессонная болезнь, не так ли? Но, вероятно, мы сможем
обеспечить подходящую декомпрессионную камеру."
Инспектор расстегивает ширинку и начинает выискивать мандавошек, то и дело
подмазываясь мазью из маленького глиняного горшочка. Интервью явно подошло к
концу. "Вы не уходите?" восклицает он. "Что ж, как сказал один судья другому:
"Будь справедлив, а если не можешь, то суди от фонаря". Сожалею, что не в
состоянии соблюдать привычные непристойности." Он протягивает правую руку, всю в
вонючей желтой мази.
Чей-то Корреспондент бросается вперед и сжимает испачканную руку обеими своими.
"Было очень приятно, Инспектор, невыразимо приятно," произносит он, сдирая с рук
перчатки, комкая их и швыряя в мусорную корзину. "Представительские расходы,"
улыбается он.
ШУМНАЯ КОМНАТА ХАССАНА
Позолота и красный плюш. Бар в стиле рококо, обрамленный розовой раковиной.
Воздух насыщен сладкой злой субстанцией, вроде разложившегося меда. Мужчины и
женщины в вечернем платье посасывают слоеные разноцветные ликеры сквозь
алебастровые трубочки. Ближневосточный Воротила сидит нагой на табурете у
стойки, покрытый розовым шелком. Он слизывает теплый мед с хрустального кубка
длинным черным языком. Его половые органы сложены идеально - обрезанный хуй,
черные с отливом волосы лобка. Губы его тонки и лилово-сини, будто губы пениса,
а глаза пусты от насекомого спокойствия. У Воротилы нет печени, поддерживает
себя исключительно сладостями. Воротила толкает стройного светловолосого юношу
на тахту и со знанием дела раздевает его.
"Встань и повернись," приказывает он телепатическими пиктограммами. Он связыват
мальчику руки за спиной красным шелковым шнуром. "Сегодня вечером мы дойдем до
конца."
"Нет, нет!" вопит мальчик.
"Да. Да."
Хуи извергаются неслышным "да". Воротила раздвигает шелковые занавеси, за
которыми перед подсвеченным экраном из красного кремния стоит виселица из
тикового дерева. Она располагается на возвышении, украшенном ацтекскими
мозаиками.
Мальчик валится на колени с протяжным "ООООООООХ," обсераясь и обссыкаясь от
ужаса. Он ощущает тепло говна между бедер. Огромная волна горячей крови вздувает
его губы и гортань. Тело его сжимается в зародыши сперма горячей струей бьет в
лицо. Воротила зачерпывает горячей благоухающей воды из алебастровой чаши,
задумчиво подмывает мальчику жопу и хуй, вытирает его мягким синим полотенцем.
Теплый ветер играет по телу мальчика и волосы его полощутся свободно. Воротила
просовывает руку мальчику под грудь и ставит его на ноги. Держа за оба прижатые
к телу локтя, подталкивает его вверх по ступенькам под самую петлю. Он
останавливается перед мальчиком, держа петлю обеими руками.
Мальчик смотрит в глаза Воротиле, пустые, словно обсидиановые зеркала, пруды
черной крови, дыры между кабинками сортира, смыкающиеся на Последней Эрекции.
Старый сборщик мусора, лицо утонченное и пожелтевшее, точно китайская слоновая
кость, выдувает Таски из своей гнутой медной дудки, будит испанца-шмаровоза, у
которого встал. Спотыкаясь сквозь завесу пыли, говно и дохлых котят, выходит
блядь, неся охапки мертоврожденных зародышей, рваные гондоны, окровавленные
тампоны, говно, завернутое в яркие красочные комиксы.
Обширная тихая гавань с радужно переливающейся водой. Сполохи заброшенных
газовых скважин на дымном горизонте. Вонь нефти и канализации. Больные акулы
рассекают черную воду, отрыгиваются серой из гниющих печенок, не обращают
внимания на окровавленного, сломанного Икара. Нагой Мистер Америка, сгорая от
неистовства костяного себялюбия, выкрикивает: "Моя жопа посрамит Лувр! Я пержу
амброзией и сру какашками из чистого золота! Мой хуй извергает мягкие брильянты
в свете утреннего солнца!" Он сигает с безглазого маяка, целуя и дроча перед
лицом черного зеркала, скользит по наклонной с загадочными гондонами и мозаикой
тысячи газет сквозь утопленный город из красного кирпича, чтобы осесть в черную
жижу с жестянками и пивными бутылками, гангстерами в бетоне, пистолетами,
расплющенными и бессмысленными, чтобы избежать инспекции табельного оружия
снедаемыми любопытством экспертами по баллистике. Он обслуживает медленный
стриптиз эрозии окаменелыми чреслами.
Воротила накидывает петлюна голову мальчика и затягивает узел, лаская его за
левым ухом. Пенис мальчика ушел в себя, яйца туги. Он смотрит прямо перед собой,
глубоко дыша. Воротила обходит боком вокруг мальчика, пихая его в задницу и
оглаживая гениталии иероглифами насмешки. Он заходит мальчику за спину и после
серии толчков пропихивает хуй ему в жопу. Потом стоит и вращает бедрами.
Гости шикают друг на друга, перепихиваются и хихикают.
Внезапно Воротила сталкивает мальчика вперед, в пустоту, прочь от собственного
хуя. Он придерживает мальчика за кости таза, перебирает своими стилизованными
иероглифическими руками и, дотянувшись до шеи мальчика, переламывает ее. Тело
мальчика содрогается. Его член восстает тремя сильными рывками, подтягивая вверх
лобок, немедленно извергает семя.
Зеленые искры взрываются у него в глазах. Сладкая зубная боль пробивает ему шею
вниз по позвоночнику до самой промежности, сотрясая тело спазмами упоения. Все
его тело выжимается наружу через хуй. Заключительная конвульсия мечет огромную
струю спермы поперек красного экрана, будто метеорит.
Мальчик падает, мягко и нутряно засасываясь в лабиринт грошовых галереек и
непристойных картинок.
Его жопа прямо выстреливает острой какашкой. Пердеж сотрясает его стройное
тельце. Сигнальные ракеты взрываются зелеными купами на другой стороне реки. Он
слышит слабое тарахтенье моторки в сумерках джунглей.... Под неслышными крыльями
комара-анофелеса.
Воротила снова натягивает мальчика себе на хуй. Мальчик извивается, насаженный,
точно рыба на острогу. Воротила раскачивается у мальчика на спине, тело его
пульсирует жидкими волнами. Кровь струится у мальчика по подбородку изо рта,
полуоткрытого, сладкого и надутого в смерти. Воротила плюхается вниз с жидким,
насытившимся шлепком.
Конурка с синими стенами без окон. Грязная розовая штора закрывает дверь. По
стене ползают красные жуки, собираются по углам. Нагой мальчик посреди комнаты
тренькает на двухструнном уде, ощупывает взглядом арабеску на полу. Другой
мальчик развалился на постели, покуривая кайф и обдувая дымом свой напряженный
хуй. Они играют на постели гадальными картами, чтобы посмотреть, кто кого ебет.
Жульничают. Дерутся. Катаются по полу, рыча и плюясь, как юные животные.
Проигравший садится на пол, уперев подбородок в колени, зализывает сломанный
зуб. Победитель сворачивается на постели, делая вид, что спит. Всякий раз, когда
второй мальчик подбирается поближе, лягает его. Али хватает его за лодыжку,
зажимает ее под мышкой, рукой перехватывает ляжку. Мальчик отчаянно брыкается,
стараясь попасть Али в лицо. Вот зажаты и вторая лодыжка. Али нажимает и ставит
мальчика на лопатки. Хуй мальчика вытягивается вдоль живота, паря и свободно
пульсируя. Али закидывает его руки себе за голову. Сплевывает на хуй. Второй
глубоко вздыхает, когда Али вводит свой хуй внутрь. Рты трутся друг об друга,
размазывая кровь. Резкий затхлый запах взломанной прямой кишки. Нимун загоняет
внутрь как клин, выжимая спермь из второго хуя длинными горячими струйками.
(Автор наблюдал, что хуи арабов имеют склонность быть широкими и
клинообразными.)
Сатир и нагой парнишка-грек в аквалангах выделывают балетные па в поисках
чудовищной вазы из прозрачного алебастра. Сатир ловит парнишку спереди и вихрем
разворачивает к себе. Они движутся рывками рыб. Парнишка выпускает серебристую
струйку пузырьков изо рта. Белая сперма извергается в зеленую воду и лениво
парит вокруг извивающихся тел.
Негр нежно поднимает утонченного китайского мальчика в гамак. Он закидывает ноги
мальчика ему за голову и оседлывает гамак. Он проскальзывает своим хуем в
мальчиков изящный тугой зад. Он нежно раскачивает гамак взад и вперед. Мальчик
вопит, зловещим высоким воем непереносимого восторга.
Яванский танцор в изысканном вращающемся кресле тикового дерева, установленном в
гнезде между двух ягодиц из известняка, стягивает американца-мальчика - рыжие
волосы, ярко-зеленые глаза - себе на хуй ритуальными движениями. Мальчик сидит,
насаженный на него лицом к танцору, вращающему себя круговыми движениями,
испуская жидкую субстанцию на кресло. "Уииииииииииии!" визжит мальчик, когда его
сперма брызжет на тощую смуглую грудь танцора. Одна из капель ударяется в уголок
танцорова рта. Мальчик запихивает ее пальчиком внутрь и смеется: "Чувак, вот это
как раз я и называю всасыванием!"
Две арабские женщины со зверскими рожами стащили шортики с маленького
светловолосого французского мальчишечки. Они ебут его красными резиновыми хуями.
Мальчишечка рычит, кусается, брыкается, заходится в рыданиях, когда его петушок
встает и прыскает.
Лицо Хассана вспухает, наливаясь кровью. Губы его лиловеют. Он сдирает с себя
костюм из банкнот и швыряет его в открытый сейф, закрывающийся бесшумно.
"Зал Свободы здесь, народы!" орет он со своим липовым техасским акцентом.
Десятигаллонная шляпа и ковбойские сапоги все еще на нем, он пляшет
Разжижительскую Джигу, заканчивая гротескным канканом под мелодию Она Обдала
Волной Жара.
"Да будет так! И не закрыта ни одна дыра!!!"
Пары в барочно изукрашенных сбруях с искусственными крылышками совокупляются в
воздухе, вопя, как сороки.
Воздушные акробаты исторгают друг у друга семя в пространстве одним уверенным
движением.
Эквилибристы искусно отсасывают друг у друга, балансируя на опасных шестах и
стульях, клонящихся над бездной. Теплый ветер несет с собой запах рек и джунглей
из туманных глубин.
Мальчики сотнями пикируют сквозь крышу, подрагивая и брыкаясь на концах веревок.
Мальчики виснут на разных уровнях, некоторые под самым потолком, а другие в
нескольких дюймах от пола. Утонченные балийцы и малайцы, мексиканские индейцы с
суровыми невинными лицами и ярко-красными деснами. Негры (зубы, пальцы, ногти на
ногах и лобковые волосы позолочены), японские мальчики, гладкие и белые, как
китайский фарфор, венецианские парубки с тициановскими волосами, американцы со
светлыми или черными чубчиками, спадающими на лоб (гости нежно откидывают их
