холодный и сухой Гельвеций мог сделаться любимцем молодых людей, пылких и
чувствительных, если бы мы по несчастью не знали, как соблазнительны для
развивающихся умов мысли и правила новые "отвергаемые законом и преданием".
"В Радищеве отразилась вся французская философия его века:
скептицизм Вольтера, филантропия Руссо, политически цинизм Дидрота и
Рейналя; но все в нескладном, искаженном виде, как все предметы криво
отражаются в кривом зеркале. Он есть истинный представитель
полупросвещения. Невежественное презрение ко всему прошедшему, слабоумное
изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне, частные
поверхностные сведения, наобум приноровленные ко всему - вот что мы видим в
Радищеве".
Общение с масонами только усугубило недостатки свойственного
Радищеву мировоззрения. "Таинственность их бесед, - сообщает Пушкин, -
воспламенила его воображение. Он написал свое "Путешествие из Петербурга в
Москву" - сатирическое воззвание к возмущению, напечатал в домашней
типографии и спокойно пустил в продажу".
Ясный ум Пушкина не мог оправдать дикую затею Радищева выпустить его
книгу "Путешествие из Петербурга в Москву" в 1790 году, во время, когда во
Франции свирепствовал революционный террор. Пушкин дает следующую оценку
поступку А. Радищева:
"...Если мысленно перенесемся мы к 1791 году, если вспомним
тогдашние политические обстоятельства, если представим себе силу нашего
правительства, наши законы, не изменившиеся со времени Петра I, их
строгость, в то время еще не смягченную двадцатипятилетним царствованием
Александра, самодержца, умевшего уважать человечество; если подумаем: какие
суровые люди окружали престол Екатерины, то преступление Радищева покажется
нам действием сумасшедшего..."
И Пушкин дальше развивает свою мысль, почему он считает поступок
Радищева "действием сумасшедшего". "...Мелкий чиновник, человек без всякой
власти, без всякой опоры, дерзает вооружиться противу общего порядка,
противу самодержавия, противу Екатерины! И заметьте: заговорщик надеется на
соединенные силы своих товарищей; член тайного общества, в случае неудачи,
или готовится изветом заслужить себе помилование, или, смотря на
многочисленность своих соумышленников, полагается на безнаказанность. Но
Радищев один. У него нет ни товарищей, ни соумышленников. В случае неуспеха
- а какого успеха может он ожидать? - он один отвечает за все, он один
представляется жертвой закону."
Пушкин решительно осуждает Радищева, не находя для него никакого
извинения: "...Мы никогда не почитали Радищева великим человеком, - пишет
он. - Поступок его всегда казался нам преступлением, ничем не извиняемым, а
"Путешествие в Москву" весьма посредственною книгою, но со всем тем не
можем не признать преступника с духом необыкновенным; политического
фанатика, заблудшегося, конечно, но действующего с удивительным
самоотвержением и с какою-то рыцарскою совестливостью."
Положение русского крестьянства при Екатерине было конечно, весьма
тяжелым, но Радищев, по мнению Пушкина, все же слишком сгущает краски.
"Путешествие в Москву" причина его несчастья и славы, - пишет Пушкин, -
есть как мы уже сказали очень посредственное произведение, не говоря уже о
варварском слоге. Сетование на несчастное состояние народа, на насилие
вельмож и прочее, преувеличены и пошлы. Порывы чувствительности, жеманной и
надутой, иногда чрезвычайно смешны".
Пушкин отмечает, что даже самые бедные из крестьян имеют жилище.
Пушкин и считает, что несмотря на все свое бесправие, русский крестьянин
имеет больше фактических прав, чем имели их в то время крестьяне Западной
Европы. Ссылаясь на Фонвизина Пушкин пишет:
"Фонвизин, лет 15 перед тем путешествовавший по Франции, говорит,
что по чистой совести, судьба русского крестьянина показалась ему
счастливее судьбы французского крестьянина".
Как относится Пушкин к "духовному" наследству Александра Радищева.
Он очень невысокого мнения о их художественно и идейной ценности.
"Самое пространное из его сочинений есть философское рассуждение "О
человеке и его смертности и бессмертии". Умствования оного пошлы и не
оживлены слогом. Радищев хотя и вооружается противу материализма, но в нем
все же виден ученик Гельвеция. Он охотнее; излагает, нежели опровергает
доводы чистого афеизма! (т. е. атеизма)."
Радищев занял более крайнюю революционную позицию, чем большинство
русских масонов того времени. Радищев выступает открыто как убежденный
противник монархии и веры в Бога. И в приведенном нами примечании к
переводу сочинения Мабли и в "Путешествии из Петербурга в Москву", и в оде
"Вольность", он всюду резко нападает на монархию и открыто призывает к
свержению монархии, убийству коронованных тиранов.
Радищев, которого все представители интеллигенции признают своим
родоначальником, провозглашает необходимость борьбы с самодержавием.
Идеалом для Радищева является ни царь, а Кромвель, который возвел на
плаху английского короля.
"Возникает рать повсюду бранна", - восклицает Радищев в оде
"Вольность":
Надежда всех вооружит
В крови мучителя венчанна
Омыть свой стыд уж всяк спешит.
Меч остр, я зрю, везде сверкает
В различных видах смерть летает
Над гордою главой царя.
Ликуйте склепанны народы
Се право мщения природы
На плаху возвело царя.
Призывы Радищева в эпоху кровавых безумств революционеров во
Франции, конечно, не могли остаться безнаказанными.
Разговаривая однажды с своим секретарем Храповицким, Екатерина
сказала ему о книге Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву":
"Тут рассеивание французской заразы: отвращение от начальства: автор
мартинист" (см. Памятные записки А. В. Храповицкого, статс-секретаря
Екатерины Второй. Москва. 1862 г.).
Е. Р. Дашкова писала, что "Путешествие" Радищева было расценено
Екатериной II, как "набат, призывающий к революционному взрыву" (Архив
князя Воронцова. Т. XXI).
По приказу Екатерины А. Радищев был арестован, осужден к смертной
казни. Но Екатерина смягчила этот суровый приговор, ссылкой на поселение в
Сибирь.
В оде Радищева "Вольность" в сжатом виде заключена вся идейная
программа будущей интеллигенции.
Русская интеллигенция приняла эти заветы к неуклонному исполнению.
Выступая в 1906 году в Гельсингфорсе, Леонид Андреев говорил:
"Падают, как капли, секунды. И с каждой секундой голова в короне все
ближе и ближе к плахе. Через день, через три дня, через неделю капнет
последняя, и, громыхая, покатится по ступеням корона и за ней голова." (47)
Ведь это же буквальное повторение призыва Радищева.
XXI. ЗАПРЕЩЕНИЕ МАСОНСТВА
I
В 1790 году Екатерина II начинает серьезно опасаться, как бы
французская мода не превратилась в "эпидемию", как она выражается в письме
к принцу Лигне, и не вызвала революцию в России. По ее приказу русский
посол во Франции И. М. Симолин стал подготавливать бегство Людовика XVI.
Королю и членам сто семьи были выданы русские паспорта.
С этими паспортами королевская семья бежала, но была схвачена в
Варение. Екатерина предпринимает дипломатические шаги для организации
дипломатического давления на революционную Францию со стороны всех
европейских держав. Екатерина настаивала на скорейшем военном вмешательстве
европейских держав в французскую революцию.
К сожалению Людовик XVI поверил, в добрые намерения революционного
правительства и в сентябре 1791 года подписал присягу на верность
конституции, устанавливавшей во Франции конституционную монархию. Екатерина
считает, что "короля заставили подписать не христианскую конституцию, но
антихристову".
После подписания Людовиком XVI конституции, по свидетельству
французского посла в Петербурге Жене, "большое число молодежи из
гвардейских офицеров приходило расписываться в книге посетителей". Из
записок С. Н. Глинки мы узнаем, что кадеты шляхетского кадетского корпуса с
увлечением читали французские революционные журналы, переводили на русский
язык революционные песни и пели их. Масонское воспитание, центром коего
издавна был шляхетский корпус, давало свои плоды.
После ссылки А. Радищева, несмотря на все большее усиление
революционных безумств во Франции, Екатерина не предпринимает никаких
активных мер к прекращению деятельности масонов. Решительные меры против
масонского центра Розенкрейцеров и мартинистов предпринимаются только в
1792 году.
Когда все было подготовлено к вторжению во Францию, было получено
сообщение о скоропостижной смерти в марте, одного из главных вдохновителей
военной монархической коалиции австрийского императора Леопольда II. Через
15 дней на балу в Стокгольме был убит и другой инициатор похода на
французских якобинцев - шведский король Густав III.
"В правящих кругах тогдашней Европы, - замечает М. М. Штранге, автор
книги "Русское общество и французская революция 1789-1794 гг.", многие
думали, что виновниками этих двух убийств (тогда считали, что австрийский
император был отравлен) были якобинцы". Нет никакого сомнения, что эти
убийства были организованы якобинцами-масонами. "Распространился слух, -
пишет А. М. Грабовский в "Записках о Императрице Екатерине II", - что
французские демагоги рассылали подобных злодеев для покушения на жизни
государей". В апреле было получено секретное сообщение из Берлина о том,
что в Россию выехал француз Бассевиль "с злым умыслом на здоровье ее
величества". Обнаружить Бассевиля полиции не удалось.
"Не только в высших кругах общества, но и даже в народе, - как
свидетельствует А. М. Тургенев, - была тогда молва, что якобинцы и
франкмасоны соединясь, умыслили отравить государыню ядом" ("Русская
старина", 1887, Т. 53, стр. 88). Говорили о существовании заговора,
"управляемого якобинцами из Парижа" (смотри "Рукописный фонд Московской
публичной библиотеки. Фонд 178, Дело М. 5691, Лист 25).
"В Москве, - как сообщает в письме Н. Н. Бантыш-Каменский, - ходила
молва, обвинявшая Новикова в "Переписке с якобинцами" (Русский Архив,
1.876, кн. III, стр. 273).
Даже в это время по сообщению московского генерал-губернатора А. А.
Прозоровского, "в Москве все, какие только во Франции печатаются книги,
здесь скрытно купить можно". Московские масоны, как мы видим, работали
очень не плохо.
К этому же времени стала известна тайная переписка московских
розенкрейцеров с главой берлинских масонов, прусским министром духовных дел
Вельнером.
Это был тот самый Вельнер, который с помощью Шварца вовлек Новикова
и других масонов в члены ордена Розенкрейцеров. Таким образом московские
масоны подчинялись Вельнеру, а Вельнер выполнял указания враждебно
настроенного к России короля-масона Фридриха-Вильгельма.
Только после установления секретных связей московских масонов с
Вельнером, Фридрихом-Вильгельмом и другими немецкими принцами, через четыре
дня после распоряжения о розыске Бассевиля, Екатерина II отдала приказ об
аресте Новикова и других московских масонов.
II
Арест Новикова вызвал негодование среди масонов и вольтерьянцев.
Когда Московский генерал-губернатор князь Прозоровский рассказал
Разумовскому об аресте Новикова, тот ответил ему:
- Вот расхвастался словно город взял: стариченка скорченного
гемороидами схватил под караул.
На самом деле Новиков, изображенный русскими масонами, а позже
русской интеллигенцией, как "безвинный страдалец" и "великий русский
"просветитель", не был неповинным агнцем.
"...В деле Новикова, - пишет проф. Сиповский, - не все шло так
гладко и невинно, как это иногда представляют исследователи. Нельзя не
