масонствующем и европействующем дворянстве, вошедшем в Орден, Николай имел
не представителей нормальной политической оппозиции, а врагов ВСЯКОЙ
ЦАРСКОЙ РОССИИ, СТремившихся уничтожить всякую царскую Россию и
консервативную, и либеральную, и прогрессивную. ВСЯКУЮ! Как отмечал бывший
член ЦК "Земли и Воли" Л. Тихомиров в своем труде "Монархическая
государственность": "Эта интеллигенция - не только в своих крайних
проявлениях, - но и в умеренных, так называемых либеральных, отрицала не
частности строения, а самую строящую силу, требовала от нее не тех или иных
мер, а того, чтобы она устранила самую себя, отдала Россию им".
Уже Пушкин, еще на заре зарождения Ордена отметил, что в России
очень много людей "стоящих в оппозиции не к правительству, а к России".
Духовное равновесие, создавшееся в начале царствования Николая I, впервые
после Петровской революции, после подавления заговора масонов-декабристов и
запрещения масонства, совершенно не устраивало западнически настроенные
круги дворянства, находившиеся во власти идей вольтерьянства и масонства:
этим кругам, поставившим организаторов Ордена, нужна была не социально и
политически прогрессирующая Царская Россия, а Россия без царской власти,
которую они могли бы калечить по полюбившимся им масонским рецептам. Члены
Ордена Р. И. - были не представителями нормальной политической оппозиции,
которых можно было умилостивить какими-либо уступками и привлечь их к
сотрудничеству с властью, как ошибочно думали все цари начиная с Николая I.
Вместо того, чтобы выжечь дотла возникнувший Орден принципиальных убийц
Самодержавия, Православия и всех русских традиций, они расценивали членов
Ордена, как заблудившихся русских, которых мягкостью наказаний (вспомним,
как отнесся Николай I к Герцену, Бакунину) и рядом уступок (как на это
надеялись Александр II и Николай II) можно привлечь к работе по
преобразованию России. Но это была роковая ошибка, приведшая Россию к
гибели.
Указывая, что интеллигенция требовала от царей не частных уступок,
не радикальных реформ в духе своей идеологии, а того, чтобы цари отдали
Россию ей. Л. Тихомиров замечает: "Но на такой почве возможна только
борьба, полное торжество победителя, полное уничтожение побежденного.
Тяжкий смысл этого положения едва ли у нас сознавался властью, которая
будучи, основана на нравственном единении с нацией, с трудом представляла
себе, чтобы среди "своих" могли перед ней стать принципиальные враги. Но за
то сама революционная интеллигенция, как "мирная", так и "боевая", вполне
понимала положение и систематически направляла все свои усилия к тому,
чтобы все устроительные меры власти, всякий шаг развития страны, обратить в
орудие борьбы против данного строя".
Всякая уступка со стороны власти, всякое снисхождение к политическим
преступникам расценивалась только как слабость власти и основание для
нового наступления и требования новых уступок. Трагизм положения состоял в
том, что царская власть видела в своих будущих убийцах лишь непокорных, но
все же "своих", с которыми надеялась рано или поздно, но все же придти к
соглашению о совместном сотрудничестве. Немецкий историк Миллер, в книге
"Россия" (Лейпциг. 1940 г.) пишет, что "Ни в одной европейской стране
никогда не бывало "интеллигенции", образованного слоя, все устремления
которого были бы посвящены социальной революции; в России же социальная
революция была целью жизни образованных людей... Ни нигилисты, ни
большевики, не удовлетворялись конституционными реформами: они хотели
революции и только революции". Как голодного тигра не удовлетворишь тем,
что позволишь откусить ему кусок своего тела, так не было способов
удовлетворить политическими уступками политическое бешенство членов Ордена.
С момента возникновения Ордена в России возникла атмосфера непрерывной
гражданской войны. "Эти люди, - по оценке Достоевского, - ничего не
понимали в России, не видели ее своеобразия и ее национальных задач. Они
решили политически изнасиловать ее по схемам Западной Европы "идеями",
которыми они, как голодные дети, объелись и подавились".
"Русские революционеры не понимали величайших государственных
трудностей, создаваемых русским пространством, русским климатом и ничтожной
плотностью русского населения. Они совершенно не разумели того, что русский
народ является носителем порядка, христианства, культуры и
государственности среди своих многонациональных и многоязычных сограждан.
Они не желали считаться с суровостью русского исторического бремени (на три
года жизни - два года оборонительной войны) и хотели только использовать
для своих целей накопившиеся в народе утомление, горечь и протест. Они не
понимали того, что государственность строится и держится живым народным
правосознанием, и что русское национальное правосознание держится на двух
основах - на Православии и на вере в Царя. Как "просвещенные" неверы, они
совершенно не видели драгоценного своеобразия русского Православия, не
понимали его мирового смысла и его творческого значения для всей русской
культуры". "На этой политической близорукости, на этом доктринерстве, на
этой безответственности - была построена вся программа и тактика русских
революционных партий. Они наивно и глупо верили в политический произвол и
не видели иррациональной органичности русской истории и жизни" (И. Ильин.
"Наши Задачи").
Герой "Бесов" Петр Верховской так определяет задачи поставленные
себе: "... я знаю, что прежде всего надо уметь разрушать и в этом моя
задача: ни о каких будущих благах я не думаю".
V
Многие видные идеологи Ордена подчеркивают, что интеллигенция, это
вовсе не синоним понятия образованное общество. И они правы. Образованный
слой существовал и существует во всех странах. Существовал образованный
слой и в России, начиная со времени Киевской Руси, почти за тысячу лет до
появления интеллигенции, он-то и является творцом русской культуры. Этот же
образованный слой продолжает существовать и после появления в России
интеллигенции или, как мы уже указывали, - точнее - Ордена Русской
Интеллигенции.
Орден Р. И. - прямой результат Петровской Революции, результат
ненормального духовного развития части русского образованного общества,
трагические итоги отрыва европеизировавшихся слоев образованного общества
от русских духовных традиций. В помещенной в сборнике "Вехи" статье П. В.
Струве, например, пишет: "Интеллигенция есть результат таких особенностей,
которых не знали остальные страны, органически развивавшиеся на основе
своей культуры". Орден Р. И. - результат той части Петровской революции,
"которая угасила русский дух во имя голландского кафтана, которая поставила
русскую национальную идею в учебное и подчиненное положение по отношению к
национально и государственно отсталым идеям тогдашнего Запада". Только в
результате Петровской революции, подорвавшей основы самобытной русской
культуры, смог появиться противоестественный слой образованных и
полуобразованных людей, который поставил целью своего существования
окончательное разрушение русской государственности и русской культуры.
Интеллигенция - это "народ в народе" - европейцы русского
происхождения. "Реформа Петра Великого, - пишет Достоевский в программной
статье журнала "Время", - нам слишком дорого стоила, она разъединила нас с
народом". "Наша оторванность именно и началась с простоты взглядов одной
России на другую. Началась она ужасно давно, как известно еще в Петровское
время, когда выработалось впервые необычайное упрощение взглядов высшей
России на Россию народную, и с тех пор, от поколения к поколению, взгляд
этот только и делал у нас, что упрощался". "А простота - враг анализа.
Очень часто кончается ведь тем, что в простоте своей вы начинаете не
понимать предмета, даже не видите его вовсе, так что происходит уже
обратное, то есть ваш же взгляд из простого сам собою и невольно переходит
в фантастический".
"С другой стороны, - пишет Достоевский Победоносцеву, касаясь
упрощенного взгляда на европействующих интеллигентов, - мы говорим прямо:
это сумасшедшие, и между тем, у этих сумасшедших своя логика, свое учение,
свой кодекс, свой Бог даже, и так крепко засело, как крепче нельзя. На это
не обращают внимания: пустяки, дескать, не похоже ни на что, значит
пустяки. Культуры нет у нас (что есть везде), дорогой Константин Петрович,
а нет через нигилиста, Петра Великого. Вырвана с корнем. А как не единым
хлебом живет человек, то и выдумывает наш безкультурный поневоле что-нибудь
по-фантастичнее, да по-нелепее, да чтоб ни на что не похоже было, потому
что хоть все целиком у европейского социализма взял, а ведь и тут переделал
так, что ни на что не похоже".. "...оказывается, - пишет Достоевский, в
"Дневнике Писателя", - что мы, то есть интеллигентные слои нашего общества,
- теперь какой-то уж совсем чужой народик, очень маленький, очень
ничтожненький, но имеющий, однако, уже свои привычки и свои предрассудки,
которые и принимаются за своеобразность, и вот, оказывается даже и желанием
собственной веры"..
С течением времени русская интеллигенция, соединившись в особый
идейный орден сумела внедрить много лживых исторических, политических и
социальных предрассудков и мифов.
Одним из наиболее распространенных и наиболее вредных мифов является
миф о том, что понятие интеллигенция обозначает лучшую, самую культурную
часть русского образованного общества и что русская интеллигенция была той
частью русского образованного общества, которая творила русскую культуру.
Одним словом, что интеллигент значит образованных человек, принадлежащий к
слою творцов русской культуры. На самом же деле русский интеллигент,
выросший в результате совершенной Петром революции, есть уродливое,
противоестественное смешение двух противоположных в своих духовных истоках,
культур: европейской и русской. Он - олицетворение дисгармонии, всякого
рода крайностей. Один из "творцов Февраля", проф. Ф. Степун, пишет в наши
дни в альманахе "Мосты": "Кто же осуществил русскую революцию? Правилен
только один ответ: революционная интеллигенция, рожденная духом петровских
преобразований".
VI
Бердяев утверждает в "Русской Идее": "Русская интеллигенция есть
совсем особое, лишь в России существующее, духовно-социальное образование".
Бердяеву вторит Г. Федотов: "...Говоря о русской интеллигенции, мы имеем
дело с единственным, неповторимым явлением истории. Неповторима не только
"русская", но и вообще "интеллигенция". Как известно, это слово, т. е.
понятие, обозначающее им, существует лишь в нашем языке. Разумеется, если
не говорить об inteligentia философов, которая для Данте, например, значила
приблизительно то же, что "бесплотных умов естество". В наши дни
европейские языки заимствуют у нас это слово в русском его понимании, но не
удачно: у них нет вещи, которая могла бы быть названа этим именем" (стр.
10). "Западные люди впали бы в ошибку, - пишет Н. Бердяев в "Истоки и смысл
русского коммунизма", - если бы они отождествили русскую интеллигенцию с
тем, что на Западе называют Intellectuels - это люди интеллектуального
труда и творчества, прежде всего ученые, писатели, художники, профессора и
педагоги и пр. Совершенно другое образование представляет собою русская
интеллигенция, к которой принадлежат люди не занимающиеся интеллектуальным
трудом и вообще не особенно интеллектуальные. И многие русские ученые и
писатели совсем не могли быть причислены к интеллигенции в точном смысле
этого слова".
"Термин "интеллигенция" изобретен и пущен в ход в 1876 году
Боборыкиным. Слово это было выдумано Боборыкиным, потому что назрела
необходимость обозначить как-то тот особый слой людей, духовно отличавшихся
от всех остальных людей, который возник в России и похожего которому не
было ни в одной из стран, культура которых развивалась органическим путем,
не знала такого катастрофического разрыва с национальными духовными
