Илья Артемьев
Рассказы
"УДДИЯНА или ПУТЬ ИСКУССТВА"
"Новелла"
"Канатка"
"Лиза маякина"
Илья Артемьев
-------------------------------------------------------------------------------
Новелла
Как-то раз мы выпивали с приятелем-филологом, и после очередных ста грамм он
поднял на меня затуманенный взор и спросил:
-- А ты читал Артемьева?
По неграмотности своей я не нашелся что ответить и честно признался:
-- Не-а. А кто это?
-- Ну ты даешь! -- изумился филолог. -- И как живет на свете такой человек?
Мы приняли еще по сто.
-- И чего он там написал, твой Артемьев? -- спросил я.
-- Это великий человек, -- торжественно заявил приятель. -- Можно сказать,
гений. Ты должен гордиться, что являешься его современником.
-- Ну да! А ты гордишься?
-- Горжусь! -- искренне заявил он и закусил огурчиком.
-- Так дай почитать чего-нибудь. В целях рассеяния тьмы.
-- Дык, -- тут приятель запнулся, -- его тексты -- большая редкость. Их у нас
почти не издают, только в Штатах. Есть, правда, журнал дальневосточный... не
помню, как называется -- там опубликовали один рассказ. Такой скандал был!
-- Странно, -- я налил себе еще. -- Это что, порнуха какая-нибудь?
Садомазохизм?
-- Вот ты дурак, -- филолог зарделся. -- Я же говорю тебе: он гений. Гений с
большой буквы.
Таким манером мы поболтали еще пару часов, и мой филолог окончательно утратил
дар связной речи, да и я тоже. Однако имя Илья Артемьев прочно засело в
голове. Через пару дней я заглянул в книжный магазин.
-- У вас есть Артемьев? -- спросил я миловидную барышню.
-- К сожалению, нет, -- ответила она. -- Разобрали. Всего пять экземпляров
было.
Я прошелся по лоткам, и везде ответ был примерно одинаковым: нет (или уже
нет), разобрали, не привозили, приходите через недельку. Самое странное, что
традиционно невежественные продавцы знали и с каким-то необъяснимым почтением
говорили об этом авторе. Мистика, подумал я и заглянул в библиотеку, чего не
случалось со мной с университетских времен -- а миновали они давным-давно. В
каталоге значилось: Илья Артемьев "Избранное". Обождав положенные полтора
часа, я узнал от вежливой старушки, что книги нет на месте. Может украли или
еще что, предположила она и долго извинялась -- вероятно, по старой
интеллигентской привычке.
Впрочем, я никогда не страдал особенным любопытством, и скоро поиски
загадочного Артемьева перестали интересовать меня. Но однажды в рубрике
частных объявлений одной уважаемой газеты я наткнулся на объявление: "Продам
собрание сочинений Ильи Артемьева в трех томах. Звонить вечером". Я позвонил,
но телефон был занят и в тот день, и в другие. Что за черт? Эта мистическая
личность задела меня за живое. Как раз в то время у нас на работе установили
Internet, и я ринулся на поиски Ильи Артемьева в "паутину". Поисковая система
выдала три десятка адресов, но почти со всеми связаться не удавалось. Наконец,
когда я решил уже окончательно бросить морочить себе голову, чудом наткнулся
на небольшую статью: "Илья Артемьев: позор и торжество русской литературы". Не
скажу, что я узнал нее намного больше, чем из пьяных речей приятеля-филолога.
Илья Артемьев написал несколько романов и повестей, имеются также пьесы, одну
из которых в прошлом году репетировал один столичный театр. Марк Захаров
сравнил автора с Беккетом и почему-то Теккереем и сомневался, что современный
зритель поймет всю глубину метафор и высокий трагизм произведения. Еще в
статье говорилось, что Илья Артемьев проживает в США на своем ранчо, в чем
прослеживаются аналогии с Сэлинджером. Подобные аналогии можно обнаружить и в
текстах. Впрочем, замечает автор, глубокое исследование, проведенное писателем
в знаменитом эссе о Кафке, позволяет предположить, что Артемьева вдохновлял
"Замок".
Признаюсь, я не особый знаток литературы, и мое техническое образование в
последнее время все больше действует мне на нервы. Бог с ним, с Кафкой (вряд
ли мне удастся одолеть во-от таку толстую книгу), но прочесть Артемьева
сделалось просто необходимо. Я решил подробнее порасспросить
приятеля-филолога. Он долго сопротивлялся, а затем по секрету сообщил, что у
них на факультете намечается чуть ли не подпольная лекция о личности и
творчестве Артемьева. Приглашаются "только свои", но для меня "в силу моей
искренней заинтересованности" может быть сделано исключение.
-- Ты никогда не оценишь этого подарка, -- сообщил приятель, когда мы плутали
по темным университетским коридорам в поисках нужной аудитории.
-- Откуда такая секретность? -- подивился я.
-- Как ты не понимаешь? -- авторитетно заявил он. -- Это человек,
перевернувший русскую литературу. Procus profani, как говорят латиняне. Не
мечите бисера перед свиньями. Оглашенные, изыдите.
Я терпеливо выслушивал весь этот бред, пока, наконец, мы не вошли в маленькую
полутемную комнату, донельзя грязную, с исписанными столами и разнокалиберными
поломанными стульями. Суровый человек в костюме-тройке плотно занавешивал
шторы. Приятель отвел меня в самый дальний угол и велел сидеть тихо. Понемногу
собиралась разношерстая публика. Здесь были и седовласые, преподавательского
вида, дамы, и небритые юноши в очках с большими диоптриями, и какие-то темные
бомжеватые личности, которые обычно повсюду таскают с собой холщовые авоськи.
Как ни странно, откуда-то взялся здоровенный бык с золотой цепью на шее и
мобильным телефоном.
-- Это что, тоже почитатель Артемьева? -- шепнул я приятелю.
-- Знание объединяет, -- заговорщически подмигнул тот. -- И мытари, и
грешники...
Он не договорил и вытаращился на дверь. В сопровождении двух внушительного
вида молодых людей, облаченных в нечто, напоминающее рясы (охрана, подумал я),
в комнату вошел сморщенный карлик. Он едва доставал до пояса свои спутникам, и
ужасный горб раздувал его дорогой пиджак. Карлик окинул быстрым взглядом
собравшихся и вскарабкался на трибуну, вытирая пот со лба огромным белоснежным
платком. Аудитория почтительно замолкла. Карлик промокнул платком багровую, в
пигментных пятнах лысину, водрузил на нос золоченые очки и сделал невообразимо
смешной жест, ткнув указательным пальцем куда-то в потолок. Вместо того, чтобы
рассмеяться, слушатели замерли и уставились на торчащий палец, словно бы
ожидая, что он начнет источать сияние.
Наконец, карлик заговорил склочно-писклявым голосом, вдобавок, кажется,
по-английски. Один из его спутников начал переводить, отвратительно коверкая
русские слова и явно не поспевая за лектором. Из своего угла я не разбирал
почти ничего, да и публика, кажется, тоже, однако во взглядах собравшихся
читался немой восторг, словно они созерцали живого Будду. Речи карлика
сводились к тому, что все мы, избранные, являемся почитателями самого
выдающегося из писателей современности, а возможно и всей человеческой
истории. Это накладывает определенные обязанности. Без разрешения Совета
Читателей никто из присутствующих не имеет права разглашать тайну теперишнего
собрания и вообще вести разговоры о Нем с непосвященными. Всякое слово,
брошенное на ветер, обернется для Него непоправимой утратой, поскольку Он,
творец, раним и беззащитен, как и всякий гений. Мы обязаны хранить его покой,
чтобы он в очередной раз подарил миру новый шедевр.
-- Каждая Его книга, -- здесь карлик снова воздел палец к потолку и как-то
дернулся, -- изменяет этот мир, и если мы хоть в самой малости помешаем
процессу, может случиться непоправимое.
Он выдержал театральную паузу, подвигал торчащим пальцем и заковылял к
выходу, искоса любуясь произведенным эффектом. Свита удалилась вместе с ним.
-- Что это было? -- спросил я, когда мы с приятелем выбрались, наконец, на
свежий воздух и взяли по пиву.
-- А ты не разве не понял? -- изумился он.
-- Похоже на секту. И этот проповедник -- кто он такой?
-- Он -- председатель Востоноевропейского Совета Читателей. Прибыл к нам по
специальному распоряжению Всемирного Совета.
-- Какого такого Совета?
-- Всемирного Совета Хранителей Творчества Ильи Артемьева. Как ты не
понимаешь, его книги -- это источник нового знания, которое совершенно
особенным образом влияет на процессы мироздания. Мы, его поклонники и
читатели, и есть адепты этого знания.
-- Странно, -- произнес я, удивившись до такой степени, что отставил бутылку.
-- Но что же такого в его книгах? И зачем эта таинственность?
Приятель посмотрел на меня с явным сочувствием, как на тяжелобольного.
-- Ты, похоже, ни разу не грамотный. Возьми, к примеру, Коран. Что это такое?
-- Как что? Священная книга мусульман.
-- Ничего подобного! Материальный Коран, написанный знаками и изданный на
бумаге -- ничто, жалкое отражение истинного Корана, который находится в руках
Аллаха. Небесный Коран полностью идентичен земному, и в то же время -- полная
его противоположность. Как говорил Гермес Трисмегист, что наверху -- то и
внизу. Если Аллах изменит хоть одну букву в своем небесном Коране, в мире
могут произойти колоссальные изменения!
-- И при чем здесь твой Артемьев?
-- Как при чем? Представь себе, что существует великий писатель, книг
которого никто и никогда не читал. Что произошло бы, если их опубликовать?
Дали бы Букера, в идеале -- Нобелевскую премию. Посыпались бы статьи критиков,
хвалебные и ругательные, начались бы пустопорожние споры, дискуссии. Дети бы в
школе изучали. И все. Земной Коран. Ты телевизор смотришь?
-- Бывает.
-- Видал, что мусульмане вытворяют? А все из-за чего? Небесный Коран
преломляется в их нечистом видении таким образом, что отражает не волю Аллаха,
а их собственные грязные мотивы.
-- Ты хочешь сказать, что небесный Коран каждый читает по-своему?
-- Туповато, но похоже на правду. Не обижайся, пожалуйста.
-- А тот, кто прочтет небесный Коран так, как его написал Аллах, сам станет
подобным Аллаху? -- воодушевился я.
-- Соображаешь, -- задумчиво и даже с опаской произнес приятель. -- А я и
надеяться перестал. Слушай дальше. Если прочесть Артемьева так, как он написал
свои книги, станешь подобным Артемьеву. А что это означает?
-- И что же?
-- Станешь простым писакой, который зарабатывает свои гроши жалкой
галиматьей, пьет и таскается по бабам. Вот и все. Но мы отвергли этот вариант.
Мы поклоняемся Непрочитанной Книге. Книге, которую ни за что и ни при каких
обстоятельствах нельзя читать. Под страхом смерти. Знаешь, что бывает с теми,
кто хоть раз прочел Артемьева?
-- Ну-ну?
-- Они погибают при загадочных обстоятельствах. Исчезают без следа!
-- Их что, убирает Совет Читателей?
-- Да нет же. Совет всеми силами старается оградить любопытных от этой
печальной участи. Если ты прочел книгу, которую написал Аллах, станешь Аллахом
-- верно?
-- Допустим.
-- А если ты прочел книгу, которой нет, -- что произойдет?
-- Но ведь Илья Артемьев жив-здоров. Пьет и таскается по бабам.
-- Да ты что -- рехнулся? Это же как Коран в нечистом видении. Начитался -- и
решил угнать самолет. Один видит беллетриста-пьянчужку, другой видит Ничто. Мы
поклоняемся этому Ничто и ни за что не решимся открыть книгу.
-- А почему карлик сказал, что Артемьев занимается изменением мира?
-- Да потому, что так оно и есть. Если большое количество людей уверует во
что-то, мир изменится навсегда. И поэтому каждая буква, написанная Ильей
Артемьевым, смертельно опасна. Мы верим в Неоткрытую Книгу, поскольку в нашем
понимании, если открыть ее, произойдет катастрофа!
-- Но почему тогда все знают о твоем Артемьеве? Почему его пьесу ставит Марк
Захаров?
-- Да никто ничего не ставит, в том-то и дело! Что такое социализм? Идея. А
мы эту идею (невещественную, заметь) строили 70 лет. Нет никакого Ильи
Артемьева, и никогда не было. Есть мысль о том, что он есть, и она объединяет
людей. Кстати, скоро мы соберемся, чтобы обсудить Его новый роман. Если
хочешь, приходи.
Я сильно устал от этих безумных речей и, наскоро распрощавшись с приятелем,
потопал прогуляться. У газетного киоска голосил пенсионер, требуя себе
какой-то коммунистический листок, а демократически настроенная тетка орала из
