То, что Кассио водится с куртизанкой, не содержало в себе, по понятиям того времени, ничего позорного. Но все
[667]
же это бросает какое-то пятно на его облик, сокращая возможность каких-либо более высоких чувств с его стороны, снижая круг его интересов и влечений. Шекспир ни при каких условиях не изобразил бы в аналогичном положении Отелло, Гамлета или, скажем, Эдгара. Добавим еще, что Кассио иногда бывает груб с Бьянкой, что не делает ему чести. Интересно, что после постигшей его катастрофы, когда по его уверению, ему не дают покоя терзающие его стыд и досада, он считает возможным (в сцене, где подслушивает Отелло, IV, 1) весело шутить и смеяться по поводу своих отношений с Бьянкой. Но тут же отметим, что момент этот чрезвычайно смягчен тем, что в этой сцене все внимание зрителя сосредоточено не на Кассио, а на Отелло (и отчасти на Яго) и что весь эпизод служит не характеристике персонажа, а интриге, трагедии в целом.
Наконец, даже самый тот факт, что Кассио хлопочет о своем восстановлении в должности (хотя бы и не по личному почину, а по коварному совету Яго) не прямо, а при посредстве жены своего начальника рисует его в не очень красивом свете. Можно вспомнить здесь Меру за меру, где одно то, что Клавдио, это воплощение слабости, решает прибегнуть к заступничеству сестры, _ уже не говоря о том, что позже, узнав, какой ужасной ценой может быть добыто его спасение, он все же молит сестру пойти на эту жертву, _ снижает его моральные качества. Но Кассио обращается к помощи Дездемоны с такой доверчивостью и простодушием, что некоторая неблаговидность его поведения не доходит полностью до сознания зрителя. И в этом _ чувство меры Шекспира и его удивительное чувство нюансов.
[662]
Теневые и светлые черты так же перемешаны в характере Кассио, как и в характере Эмилии, с тем лишь различием _ и здесь сказывается богатство художественных ракурсов Шекспира, _ что в Эмилии они даны в раздельности и последовательности (от темного к светлому), тогда как в Кассио они одновременны и слитны.
Во всем этом мы имеем выражение не столько порока, сколько слабости, своеобразную смесь "чистого" (fair) и "грязного" (foul). И это в точности соответствует замыслу трагедии. Вокруг Отелло разлита не подлость (как вокруг Гамлета), а лишь слабость, и от Отелло, который, согласно заключительному определению Кассио, "был во всем велик душой" (@геа1 оГ Ьеаг1; V, 2), его ближайшие спутники отличаются не низостью, а лишь малодушием.
Такое же сплетение оттенков мы находим, кстати сказать, и в других, менее крупных образах трагедии: в Бьянке можно найти черты сердечности, Брабанцио далеко не такой глупец и жалкий шут, каким его часто изображают на сцене, и т.д.
Известная немецкая писательница-эмигрантка Матильда фон Мейзенбург рассказывает в своих мемуарах, что в один из самых печальных дней своего изгнания, в Лондоне, когда утомленная борьбой, она была близка к самоубийству, ей довелось увидеть "Отелло", и в тяжелом зрелище несчастий она почерпнула мужество для того, чтобы жить. Таково свойство шекспировских трагедий, вливающих веру в достоинство человека и ценности жизни, их всепобеждающий оптимизм.
Все действие трагедии происходит в обстановке боевой тревоги и накаленных страстей: в I акте _ в суматохе и
[663]
кипучей напряженности венецианской жизни, во всех последующих _ на Кипре, перед угрозой нападения турецкого флота, среди кипения портовой жизни, празднеств и ночных драк, всяких опасных случайностей. Такова атмосфера, в которой разыгрывается этот простой случай из человеческой жизни, эта великая человеческая трагедия.
Окидывая трагедию об Отелло одним взглядом, выносишь о ней впечатление как об огромной симфонии, выдержанной в одной определенной тональности и основанной на развитии контрастов и на последовательном развертывании простых и великих человеческих тем, _ симфонии, в которой изображено столкновение между миром добра и миром зла, завершающееся моральной победой первого. Эта победа заключается в том, что Отелло прозревает. Он плачет слезами радости, и, хотя он убивает себя, это не дикое отчаяние, а акт высшего правосудия, свидетельствующий о возвращении к нему веры в жизнь и доверия к человеку.
А.Смирнов.
Примечания к тексту "Отелло"
К с. 241.
Мавр
В эпоху Шекспира слово "мавр" (Moor) употреблялось в широком значении: "чернокожий", "темнокожий". Шекпир представляет себе Отелло с толстыми губами (Родриго называет его "толстогубым") и с темным, а не смуглым лицом.
[664]
Яго.
Некоторые комментаторы полагают, что Яго, судя по имени, испанец. В дальнейшем, в одном месте подлинника, Яго ругается на испанском языке. Родриго,_В издании 1623 года о Родриго добавлено: "одураченный дворянин"
К с. 244.
Родос и Кипр
Острова, были военно-морскими базами Венецианской республики.
К с. 251.
...без подобающей охраны...
В эпоху Шекспира не только женщины, но и мужчины редко рисковали выходить из дома. ночью. Улицы не освещались и были полны грабителей. То, что Дездемона бежала к Отелло одна, без охраны, говорило зрителям шекспировской эпохи о смелости Дездемоны.
К с. 266.
Что, Марк Лукезе в городе?
Очевидно, первая мысль дожа _ назначить командующим этого Лукезе. Но так как он уехал, остается один выход: назначить темнокожего Отелло, которого, таким образом, дож и сенат назначают волей-неволей, по необходимости.
К с. 294.
Птичий клей.
Клейкое вещество, при помощи которого ловили птиц. Возможно, что здесь скрыт намек: Яго уже приготовил "птичий клей" для Кассио и Дездемоны.
К с. 308.
Король Стефан был бережлив...
Яго поет строфу из известной в ту эпоху песенки, прославляющей бережливость. В этой песенке беседуют муж и жена: муж хочет наряжаться в шелк и бархат, а жена уговаривает его быть бережливым. В эпоху Шекспира джентльмены старинного склада, а также пуритане, этот авангард растущей буржуазии, обличали новомодную роскошь и расточительность придворной знати. Король Стефан, царствовавший в
[665]
XII веке, не раз упоминается в литературе того времени как образец бережливости. Близкий к пуританам современник Шекспира драматург Роберт Грин в своем памфлете "Шутка для придворного выскочки, или Спор между бархатными и холщовыми штанами" (1592) писал следующее: "Хорошее и благословенное время было в Англии, когда король Стефан платил за штаны всего один золотой и то считал это роскошью". Не указывает ли эта песенка на пуританские черты у Яго?
К с. 321.
Входит Кассио с музыкантами.
Во времена Шекспира существовал обычай исполнять ранним утром веселую приветственную песенку под окном новобрачных.
...поют в нос...
Намек на свойственное неаполитанцам произношение в нос.
К с. 349.
Мандрагора
Корень мандрагоры считался одним из самых сильнодействующих снотворных средств.
К с. 362.
Какая влажная!
По распространенному в эту эпоху мнению, горячие и влажные руки были признаком чувственности.
К с. 380.
Вы шишки не набили?
Здесь Яго, по-видимому, указывает на лоб Отелло, намекая на рога, то есть на возможную измену Дездемоны.
К с. 417.
Зеленая ива.
В народных песнях и поговорках эпохи Шекспира плакучая ива была эмблемой девушки или женщины, покинутой любимым человеком. Песня Дездемоны является вариацией на тему народной песни-баллады.
К с. 447.
Влияние луны.
Согласно воззрениям того времени, одной из причин безумия было влияние луны, уклонившейся от своего обычного пути,
[666]
К с. 449.
Она была коварна, как вода.
Это сравнение встречается у многих народов: тихие и глубокие воды таят в себе гибель.
К с. 467.
Спартанская собака
У Шекспира и современных ему писателей псы древней Спарты часто упоминаются как воплощение кровожадной свирепости.
