отдохнем.
Итри быстро уснули, усевшись на суставы сложенных крыльев, словно
древние идолы. Пит и Ольга, не в силах погасить лихорадку возбуждения,
взялись за руки и пошли в глубь острова.
Скалистый берег взбегал к гребню, километрах в трех от них. "Если это
середина острова, - подумал Пит, - он невелик". Почву устилал ковер
ярко-зеленого мха. Несколько одиноких деревьев качали ветвями на ветру.
Питеру особенно бросилось в глаза одно их них, росшее неподалеку на обрыве
- длинный темный ствол и тонкие, почти голые ветки, что метались, словно
безумные. Ветер срывал с них пышные, яркие цветки. Да, местная
растительность явно не годилась в пищу. Что до обитателей местных вод, Пит
так и не научился ловить их и не знал, какие из них съедобны.
- Странно, правда ведь? - пробормотала Ольга.
- Что? - Эти слова жены вывели Пита из задумчивости.
- Их поведение. То, как они восприняли смерть бедняжки Аррэк.
- Ну, не стоит рассматривать их поступки с позиций нашей морали. Быть
может, им незнакомо такое глубокое, как у людей, чувство печали, или,
возможно, их культура требует стоицизма. - Он посмотрел на нее и уже не
отвел взгляда. - Честно говоря, дорогая, я тоже не испытываю особой
скорби. Слишком уж большое счастье для меня, что ты осталась жива.
- И ты тоже... О Пит, Пит, мой единственный...
Они нашли укромное местечко, где можно было заняться любовью. Пит не
видел в этом ничего дурного. Ничто так не приближало его к Богу, как
любовь.
Затем они вернулись к итри. Несколькими часами позже их разбудило
хлопанье крыльев: итри поднялись в воздух.
Сильный ветер по-прежнему гудел в вышине, но то и дело менял
направление, порывы его чуть ослабли, а небольшие завихрения и смерчи
говорили о том, что он постепенно стихает. Тучи почти совсем исчезли,
открыв взгляду спокойное голубое небо, а те, что еще остались, закатное
солнце окрасило в теплые золотисто-оранжевые тона. Воды лагуны отливали
пурпуром, а мшистый покров острова казался раскаленным докрасна. Стало
заметно теплее, и пряный, густой аромат растений смешался с йодистым
запахом моря.
А в небе, поражая взгляд, танцевали Инхерриан, Уэлл и Руза. Они
кружились, взмывая ввысь, обрушивались вниз и вновь устремлялись вверх, к
свету, что золотил их крылья. Они пели, и отдельные слова долетали вниз, к
людям.
- Да взлетит твой дух высоко на семи ветрах... и память о тебе пусть
вечно будет жить...
- Что это? - выдохнула Ольга.
- Ну, они... они... - И тут Пит понял. - Это панихида по Аррэк.
Он опустился на колени и прочел молитву за упокой души. Но его
одолевали сомнения: хотелось ли ей, той, что принадлежала небу, хотелось
ли ей покоя? И он не мог оторвать глаз от парящих в небе.
Инхерриан внезапно издал боевой клич и ринулся вниз, к земле. Словно
метеор, пронесся он мимо обрыва, замеченного Питом; у того перехватило
дыхание, на секунду ему показалось, что итри неминуемо разобьется, но в
следующее мгновение Инхерриан, торжествуя, взмыл ввысь.
Он миновал высокое дерево с тонкими ветвями. Порывы ветра по-прежнему
трепали их. Левое крыло задело о кромку сучка, острую как бритва. Брызнула
кровь - у итри она благородного цвета, фиолетовая. Инхерриану каким-то
чудом удалось развернуться, и затем он с шумом упал на вершину утеса,
невдалеке от рокового дерева, которое с тех пор получило название
"дерево-хирург".
Пит схватил сумку с медикаментами и побежал. Ольга коротко вскрикнула
и кинулась за ним. Когда они достигли места происшествия, Уэлл и Руза
выдергивали перья на груди, пытаясь остановить кровотечение из раны.
Вечер, ночь, день, вечер, ночь, день.
Инхерриан сидел у костра. Пламя плясало, то озаряя его красными
отблесками, то вновь погружая во тьму, так что были видны лишь светящиеся,
немигающие желтые глаза. С двух сторон его поддерживали жена и сын.
Стимуляторы, клеточное замораживание и искусственная плазма сделали свое
дело, и он, хоть и слабым голосом, с запинками, но все же мог говорить.
Повязка на обрубке крыла ослепляла своей белизной.
Вокруг теснились заросли низкого кустарника с красновато-коричневыми
листьями. Он рос в лощине на дальнем конце острова, куда на
импровизированных носилках доставили Инхерриана. Температура воздуха снова
поднялась до субтропической, и при такой жаре листья кустарника
распространяли довольно-таки противный запах, а кривые прутья постоянно
цеплялись за ноги. Но это было единственное подобие укрытия, которое
удалось обнаружить Питу, опасавшемуся оставлять раненого на открытом
берегу: что, если налетит ураган?
Инхерриан смотрел на людей сквозь дым костра. Супруги сидели, тесно
прижавшись друг к другу. Он заговорил еле слышно - звуки его голоса
смешивались с шорохом прибоя:
- Я читал о том, что люди умеют восстанавливать утраченные органы.
Это правда?
Пит не смог ответить, словно на него давила душная тьма. Повисла
гнетущая тишина, не нарушаемая даже шелестом листьев. Наконец Ольга
набралась мужества:
- Это делают лишь с людьми. Только с ними.
Она положила голову на грудь мужа и заплакала.
"Как объяснить, - с горечью думал Пит, - что годы и годы уходят на
разгадку генетического кода, и семь потов сойдет с ученого, прежде чем он
заставит молекулы наследственности повторить то, что делают в утробе. У
науки просто не хватило времени для двух рас".
- Так я и думал, - сказал Инхерриан. - Да и хорошего протеза, пока я
жив, тоже не сумеют сделать, но мне осталось недолго: всего несколько лет.
Итри, который не может летать, вскоре начинает болеть. Антигравитоны... -
Презрение в круглых глазах итри было подобно пощечине. - Мертвый металл, -
что он тому, у кого были крылья?
Пит вспомнил, что, какими бы свирепыми и надменными ни были итри, их
бескрылые рабы никогда не восставали - они жили лишь наполовину, словно их
подвергли кастрации. Конечно, Инхерриан мог махать оставшимся крылом и
обрубком, чтобы наполнить кровь кислородом, но что бы он стал делать с
добавочной энергией? Устремившись внутрь, она начала бы разъедать если не
его тело, то разум.
Быстрым движением Уэлл обняла мужа и вновь отодвинулась.
- Пора подумать о спасении, - сказал Инхерриан, - завтра же начните
работать. И так потеряно уже слишком много времени.
Перед сном Питу удалось отвести Уэлл в сторону, чтобы поговорить с
ней наедине.
- Ему нужен постоянный уход, - прошептал он, опасаясь, что каждый
звук далеко разносится в раздражающе гулкой темноте. - Наркотики помогли
ему перенести шок, но добавочных доз он не выдержит и очень ослабнет.
- Да, - скорее прошелестела, чем сказала она и добавила, уже громче:
- За ним будет ухаживать Ольга. Она не способна передвигаться так же
быстро, как Руза или я, и не обладает твоей физической силой. Кроме того,
она сможет готовить для нас пищу.
Пит рассеянно кивнул. Он не знал, как выразить свои опасения.
- Э... как ты думаешь... Я хочу сказать: как относится ваша религия,
ваша новая вера... не может ли Инхерриан покончить с собой?
При этом он подумал, что Бог вряд ли осудил бы итри.
Ее крылья и хвост расправились, хохолок встопорщился, и она свирепо
взглянула на него.
- И ты говоришь такое о нем? - пронзительно вскрикнула Уэлл. Но, видя
его искреннюю заботу, она успокоилась и даже издала какой-то звук,
призванный обозначать усмешку.
- Нет, нет, он смертенеустрашим. И всегда почитал Господа...
После обследования местности и нескольких экспериментов было решено
вырезать гигантский крест в мшистом покрове острова. Поджечь мох не
удалось: валежник, который они насобирали, только дымил; да и для
сигнальных костров его было явно недостаточно.
Без лопат воевать с растительным ковром, густым и жестким, было
нелегко. Пит, Уэлл и Руза по возвращении в лагерь буквально валились с ног
от усталости и мгновенно засыпали, чтобы на следующее утро наспех
проглотить завтрак и снова тащиться на работу. Пит похудел, оброс бородой.
Он чувствовал какое-то странное отупение и боль в каждой клеточке
изнуренного, грязного тела. Поэтому он не замечал, как таяла Ольга.
Инхерриан благодаря ее заботам постепенно поправлялся. Она занималась
своими делами, сравнительно легкими, и ей было бы стыдно пожаловаться на
головные боли, головокружение, понос, тошноту. Без сомнения, она считала,
что все эти недомогания - просто реакция организма на случившееся
несчастье, нерегулярное и плохое питание, жару и невыносимое солнце.
Словом, она должна была справиться.
Для работы не хватало дня, для сна не хватало ночи. Пита обуревал
ужас при мысли о том, что он увидит пролетающий мимо и исчезающий за
горизонтом флайер, прежде чем они смогут подать ему знак. Правда, они еще
могли послать за помощью Рузу. Но это был бы долгий, опасный полет; кроме
того, базу вскоре после их отъезда собирались перенести в другое место.
Иногда Пит пытался представить себе, что они с Ольгой стали бы
делать, если бы навсегда остались на Грэе. Правда, у него хватало ума
гнать от себя мысли, что его фантазии не так уж далеки от истины. Им не
выжить. Взять хотя бы тот простой факт, что естественная пища может
оказаться лишенной некоторых необходимых человеку витаминов...
Прошла, наверное, земная неделя после крушения, когда, однажды ночью,
Пита разбудил голос Ольги, повторявшей его имя. Он с трудом очнулся от
забытья. Она лежала возле него. Луна Грэя, почти полная, ярким сиянием
затмевавшая звезды, серебрила стелющийся кустарник. С безжалостной
четкостью она осветила впалые щеки и закатившиеся глаза Ольги, дрожавшей в
объятиях мужа. Он слышал, как стучали ее зубы.
- Мне холодно, милый, мне холодно, - повторяла она, несмотря на
духоту субтропической ночи. Ее стошнило, начался бред.
Итри пытались помочь, чем могли, Пит перепробовал все возможные
лекарства. На рассвете (это было неистовство розового, золотого и
серебристо-голубого, расчерченное ликующими крыльями водяных птиц) он
понял, что Ольга умирает.
На память ему пришли собственные недомогания, которые он до сих пор
объяснял чрезмерными физическими нагрузками, - желудочные расстройства,
озноб, правда, не такой сильный, как у Ольги. А итри были здоровы. Значит,
местный микроб нападал лишь на людей, а прочими брезговал?
Спасатели, прибывшие на остров двумя неделями позже, уже знали
разгадку. Коричневый кустарник, заполонивший лощину, встречался везде на
планете. Люди из других отрядов, отметив у себя странные симптомы, стали
работать в защитных скафандрах и исследовали источаемые кустарником пары.
Оказалось, что на человека они воздействуют как постепенно накапливающийся
в организме яд. Итри же не боялись этой отравы. Аналитики окрестили
растение "чертовым кустом".
К несчастью, их сообщение пришло уже после того, как лодка покинула
лагерь. И в то время как Пит каждый день уходил в поле, Ольга постоянно
находилась в лощине, насыщенной миазмами.
Мрачные Уэлл и Руза вернулись к работе. Пит был не в силах
последовать за ними. Ему хотелось остаться одному и кричать в небеса:
"Зачем Ты это сделал, зачем?"
Инхерриан мог присмотреть за Ольгой, вернувшей его к жизни, хотя
жизнь больше была ему не нужна. Но Пит решил положить конец ее бреду,
судорогам, корежившим ее тело и исторгавшим звуки, похожие на скрежет
пилы. Он сделал инъекцию. Контрольная аппаратура показывала неизбежность
смерти, и Пит хотел избавить жену от лишних мук.
Спотыкаясь, он побрел к единственной на острове возвышенности. Море
