Соня сказала, что обожает шоколад с орехами и призналась: грешна и сама не
знает как вышло - слопала все конфеты из корабельных припасов и теперь
новогодняя елка будет без сладостей.
- Не догадалась твоя старушка подсыпать мышьяку в коробку! -
выкрикнула сквозь слезы Соня.
Пилот насупился.
- Моей маме нет и пятидесяти, у меня сестренка - семь лет.
- Прости! Это Бог покарал, лишив тела, чтобы ценили его дар и не
суесловили.
Детина довольно хрюкал, отправляя в рот пахучие куски и облизывая
пальцы. Еще он изредка прикладывался к бутылке красного вина "Лидия",
которая через несколько дней должна была украсить праздничный стол. Он
небрежно перебирал фотографии, выуженные из письменного стола, разглядывал
смеющиеся лица и отшвыривал карточки к мусоросборнику, где равнодушная
струя плавно засовывала в чрево пыль, крошки, микрокапли влаги, случайную
мелочовку.
Пилот застонал от бессильной злобы. Словно у человека, сбитого с ног
наглым громилой, забегали судорожно руки, ощупывая землю в поисках камня
или палки - и нечто такое подвернулось. Резко щелкнула кнопка вытяжного
вентилятора в сауне. Детина вздрогнул, сквозь рыхлую кожу проступили
бусинки пота. Он отложил коробку и потихоньку, опасливо озираясь, двинулся
к сауне - нелепая летающая туша в грязном комбинезоне. Неожиданно что-то
стороннее привлекло его внимание. Вытащив из нагрудного кармана складной
нож, он выковырял из паза книжной полки блестящий комочек. Золотистая
пулька долго не поддавалась толстым, липким пальцам, но все же
распустилась в ажурную цепочку. В тусклом свете люминофорных ламп она
матово переливалась красными блестками.
- Ах ты! - Вскрикнула Соня. - Это же моя цепочка, я уже неделю ищу ее
по всей каюте, дважды мусоросборники перетряхивала!
Пилот вспомнил, как изломанная, золотая ниточка, паря в невесомости,
плавно вращалась вокруг Сониной шеи и мешала ему целовать нежную кожу,
пахнущую духами и чем-то еще, далеким, земным, недоступным. Когда это
было? - Сто, двести лет назад? Во всяком случае - до смерти.
Толстяк крякнул от удовольствия и, припрятав находку, осторожно
заглянул в крохотную одноместную сауну. Конечно никого. Он-то и забрался
внутрь скорее из любопытства, нежели из желания исследовать там что-либо.
Решение возникло внезапно. И Пилот не упустил свой шанс. Самое
сложное - блокировка двери, чтобы заклинить замок пришлось изменить
полярность на катушке. Адская боль! Словно сунул два пальца в розетку и
замер с выпученными глазами. Соня ойкнула и куда-то исчезла, выпала из
сознания. Та-ак, терпи, парень, терпи-и! Теперь вентилятор - к черту его!
И печь - на полную! Сколько по шкале? - Сто пятьдесят по Цельсию?
Нормально. Как, рыжий, не жарко в защитном комбинезоне? Ишь, как дергает
ручку - и не нужно так верещать, голова раскалывается, мне ведь тоже
больно, ох, как больно держать эту ручку.
- Соня, помоги-и!
- Не могу, я ведь клятву Гиппократа давала...
Голос ее доносился откуда-то издалека, из плотной, пульсирующей
пелены боли. Испуганный, жалобный голос. Голос, в котором не было ни
мольбы, ни поддержки, только страх.
Ладно, клятва, так клятва. Он ведь и сам давал клятву и пришло время
вспомнить о ней. Только клятва его называется присяга. И, даже если ты
всего-ничего - черный ящик - обязан быть верным ей до конца. Просто не
можешь иначе и сам не знаешь почему? Так воспитан, что ли. Или гены? - Дед
и отец тоже летали, еще на орбиталках, в конце прошлого века. И, если я не
потеряю сознание и удержу этот проклятый замок, который изо всех сил рвут
огромные ручищи обезумевшего кретина, если я удержу...
Когда он очнулся, было темно. И так хорошо думалось о Соне. Так
случается, редко, среди ночи - внезапно проснешься от неутолимого желания
и почувствуешь, как нестерпимо жарко греет твой бок доверчивое женское
тело, обнаженное, прильнувшее, с полотенцем, зажатым между ногами.
- Ну-у, милый, теперь вижу, что оклемался. И рада бы, но - увы, этого
уже не будет никогда.
- Наваждение, что еще связывает жизнь и иллюзию жизни. Что с рыжим?
- Ты одолел его, Пилот. После того, как он последний раз дернул
ручку, ты продержался еще несколько секунд. Как думаешь, они скоро найдут
его?
- Не знаю, да и зачем об этом думать?
- Мне страшно! Боже, как ты мог?
- Что смог?
Она молчала несколько микросекунд, потом ответила твердо:
- Я спрашиваю, как ты смог вытерпеть эту боль?
Вот уже несколько часов они наблюдали за действиями флибустьеров.
Проверкой реактора руководил бледный, длиннолицый человек, постоянно
жующий какую-то дрянь, очевидно наркотик. В своем цивилизованном прошлом
он наверняка был толковым инженером, дело спорилось, двигатель становился
"на ход".
- Пожалуй без этого парня им придется худо?
- Пожалуй, только руки у нас коротки - этого не заманишь в сауну.
- Руки может и коротки, а головы на плечах зачем?
- Покажи мне те плечи, ладно уж без головы.
- Не придирайся к словам - думай. Что за схему ты прокручиваешь уже
не в первый раз?
Он действительно снова и снова возвращался в шлюзовый отсек. Что-то
мучило его, какая-то неясная догадка дразнила, завлекала и проступала
смутная, подсознательная уверенность в нечаянной удаче. Но где зацепка?
Непонятно... А ну-ка, еще разок, та-ак. Пульт связи, манипуляторы,
аварийная сигнализация, насосы шлюза, питание скафандров, ну и что? Влезем
поглубже, что здесь? - Несоответствие штатному режиму - а почему?..
Когда дошло, сам удивился до чего же просто. С неделю назад
забарахлил маршевый двигатель и Филу пришлось выбираться на свет Божий,
как он любил говаривать, попросту натягивать скафандр и обследовать
двигатель в открытом космосе. Дело привычное. Но вмешалась женщина -
пристала к Павлу: командир, разреши, да разреши прогуляться? Павел
поворчал для порядка, но уступил. Но об автономном сопровождении шлюпа и
речи быть не может - командир сам сел за пульт и два часа "выгуливал"
Соню...
- Сам дурак! - Послышался обиженный голос.
Так что все очень просто: один из двух скафандров, что находятся в
шлюзе по прежнему включен в контрольную сеть шлюпа и находится в полном
распоряжении Пилота! Спасибо Павлу - командир ничего не забывает, он
предусматривает. Это даже не ошибка, перед каждым выходом микропроцессор
скафандра проходит двойной контроль - Папаша Кью плюс командир. А в режиме
хранения - несущественно. Не веря до конца в подвалившую удачу, Пилот
пробежал серией импульсов по клавиатуре, да нет, все правильно: человек,
облаченный в этот скафандр будет... на поводке.
Несоответствие в цепях и мучило Пилота, один скафандр в штатном
режиме, другой - в испытательном, теперь порядок.
- Ты думаешь они полезут в космос?
Милая девочка, ее любопытство обвораживает.
- Обязательно. Почему они психуют? - Горит табло: "Неисправность
маршевого двигателя", а обнаружить поломку не могут. Им же невдомек, что
дюза малость оплавилась. Фил сказал тогда: неприятно, но жить можно,
вернемся на Марс - заварим.
- У них свои скафандры, зачем же облачаться в наши?
- Не скажи, это ведь так соблазнительно - прогуляться в новеньком
ЗИПУНе (защитный индивидуальный противометеоритный универсальный
носитель), так, кажется? Конструкторы обожают дурацкие двусмысленные
аббревиатуры, им это представляется верхом остроумия). Погляди на их
тряпье - латка на латке. Должны соблазниться. Сбросят свои допотопные
шкуры с мизерным ресурсом автономного хода и щегольнут обновкой. За что
боролись? А уж если повезет и бледнолицый умник натянет скафандр, в
котором ты прогуливалась, тогда это серьезная удача. Тот случай, когда
отсутствие Папаши Кью нам только на руку.
Заминка все больше раздражала шайку. Ругань Патрона с каждым часом
приобретала фантасмагорические оттенки. А тут еще Кабан куда-то
запропастился, пропадом он пропади, жирный ублюдок! Тщедушный человечек со
шкиперской бородкой орал, что эта скотина успела добраться до выпивки и
дрыхнет в какой-нибудь каюте, а остальные должны вкалывать за него.
Бледнолицый помалкивал и все яростней жевал свою страшную жвачку, изредка
обмахивая синие губы еще более синим языком. Двое флибустьеров копались в
приборном отсеке, расслышать их было трудно.
Наконец решение последовало. Патрон отправил бородатого на поиски
Кабана, а бледнолицему и Вампиру велел натягивать скафандры, дуть наружу и
поживей. Вампир, удивительной краснорожести человек, предложил взять
скафандры со шлюпа. Бледнолицый осмотрел их и доложил: порядок.
Пилот затаил дыхание - ну!
Патрон кивнул - валяйте!
Не все сложилось, как хотелось, заветный ЗИПУН достался Вампиру, что
ж - на все воля Божья. С поправкой на волю Пилота, так, небольшая
коррекция. Отчаянный крик Вампира, уносящегося в бездну, рычание Патрона,
монотонный хрип бледнолицего: "Вампир, выключи ранцевый двигатель! Вампир!
Выключи ранцевый..." Все было кончено за пятьдесят пять секунд, именно
столько работает ранцевый двигатель, если его запустить на всю катушку. Со
скоростью полутора миль в секунду Вампир последний раз прогуливался среди
звезд и через четверть часа смолк его голос, лишь монотонно попискивал
аварийный маячок. Потом... Равнодушная воронка вечности засосала очередную
жертву. - Боже, прости нам прегрешения наши... Пилот! Мне страшно.
- Мне тоже.
- Какое право мы имеем убивать их? Ни один суд в мире не
приговаривает человека к смертной казни, ни один! Мы что же, убийцы
выходит?
- Нет, Соня, мы люди, исполняющие свой долг.
- Люди?
- Хорошо. Пусть так - мы нелюди, исполняющие свой долг.
- В чем он, этот проклятый долг, в чем?
- Пресекать любые попытки насилия в открытом космосе. Всеми
доступными средствами. Мы уполномочены делать это безоговорочно, разве ты
слышишь об этом в первый раз? Мы не убийцы. Если они завладеют боевыми
шлюпом, случится большая беда. Наверняка случится. И поэтому мы убийцы.
- Да, нас уполномочили. Отпустили грехи. А сами мы признаем за собой
право лишать кого бы то ни было жизни? И разве можно назвать это правом?
Мы жертвуем нашими безвинными душами во имя закона и справедливости, но
прощения нам нет. Во все времена зазорно быть палачом. Кому-то приходится
- и это жертва.
- Хватит, девочка! Я не отступлю. Я должен исполнить свой долг до
конца, а он еще не наступил... Погоди, чем ты занята?
- Извожу бородатого бедолагу, ох и тупица!
Пилот включился в игру, презабавное было зрелище.
Соня ловко манипулировала раздвижными переборками грузовых трюмов,
отсеков и коридоров. Маленький, бородатый человечек совершенно ошалел от
ужаса - куда бы он ни шел, куда не сворачивал, неизменно возвращался в
тупик за фотолабораторией, где висела гравюра Луки Лейденского "Смерть в
лабиринте". Именно эта гравюра надоумила Соню затеять столь жестокую игру.
Поначалу бородатый - он откликался на кличку Помазок - сопротивлялся
весьма разумно, пытался запомнить расположение открытых проемов, а
обнаружив закрытые, скалил остатки зубов и давил на кнопку. Однако трюм
был велик - дверей всего сто три плюс двадцать восемь раздвижных
переборок, плюс отвилки и сопряжения между коридорами и вертикальными
шахтами. В общем, вариантов хватало. Когда Помазок в шестой раз вернулся к
гравюре, он заплакал, страстно, как плачут дети и пьяницы, размазывая
кулаками слезы.
- Недурно, недурно, - заметил Пилот, - еще немного и он запросит
