переступил черту дозволенного. Человек южный, горячий, он дерзко вел себя
в суде, запутал и без того щекотливое дело и так настроил против себя
юристов, что угодил на каторжные работы в марсианскую глушь. Бежал. Вновь
был взят под стражу и снова бежал...
- Я слышу их, - прошептала Соня, - любопытно на каком языке они
говорят? Послушай сам, вот... да не сюда же! Боже, какой ты неловкий.
Сюда, сюда... Пилот, я понимаю - это идиотизм, но мне щекотно. И еще,
Пилот, я сама не соображаю кто есьми на белом свете, во всяком случае
похлеще, чем дух святой, наверное, а ты думаешь обо мне так... плотски.
Угомонись, Олежка!
- Почему же я не слышу твоих мыслей?
- Много будешь знать, скоро состаришься.
- Знаешь, они что-то перемудрили, те ребята, кто программировал наши
ящики. Для того, чтобы войти в главный канал, мне нужно представить, что
лезу под юбку... Или они большие шутники?
- Боже, о чем мы говорим? Ты хотел слушать - слушай.
Жаргон, на котором изъяснялись оборванцы, представлял гремучую смесь
из пяти-шести земных языков. Бывший капитан парома - нынче его величали
Патрон - предлагал вышвырнуть эту штуку к чертям собачьим, а его дружок
возражал, убеждал погодить, ибо сообразил, что перед ним "черный ящик", из
которого можно извлечь кой-какую информацию.
Патрон махнул рукой и приказал всем двигать в реакторный отсек и
проверить шлюп на ход. Еще предупредил всю братию подальше держаться от
любых щитков и кнопок, чтобы случайно не запустить бортовой компьютер -
тогда хана, засекут нас ребята.
Предусмотрительный гад, подумал Пилот, но этот ящик, который ты
пренебрежительно пнул ногой, отталкиваясь, то бишь я, говорю тебе бывший
капитан и каторжанин: "Еще не вечер!"
- А что ты можешь? - жалобно спросила Соня и тут же поправилась. - А
что мы можем? Против здоровенных, живых мужиков? Их восемь, двое на
гондоле, а шестеро здесь. Те двое вроде как на шухере стоят.
- Где ты таких словечек нахваталась? - удивился Пилот.
- Книжки надо читать, а не только уставы.
- Что же мы все время подначиваем друг дружку? Слушай, а как ты
чувствуешь меня, так же или?..
- Не чуди, Пилот, ночной ветер с лунным светом смешивается плохо.
- Да пусти же! Ну, пожалуйста, пусти ближе. К себе, а?
Она ответила тихо и без насмешки:
- Предохранители сгорят. А ты кажется собрался мстить.
Он всерьез занялся схемой шлюпа. Довольно сложная штуковина. Пожалуй
никто, кроме Филиппа, механика и бортинженера и не представлял толком, как
изволит функционировать эта махина. Нервное переплетение оптических и
электронных волокон, составляя единое целое, подразделялись на десятки
локальных схем, контролирующих определенный набор параметров и хитроумно
дублирующих друг друга. Вся информация замыкалась на Папаше Кью - это
бортовой компьютер шестого поколения. Согласно традиции космического флота
борткомпьютеру придавались индивидуальные черты, определенный имидж.
Естественно по взаимному уговору членов экипажа, кстати, своеобразный тест
на совместимость в десятимесячном дозоре. Некоторые "борта", списанные за
выслугой лет, становились радиозвездами, ведущими популярных программ.
Как, например, "борт" с крейсера "Архангел" - имидж евнуха гарема
османского паши - стал ведущим года в телепрограмме для женщин "На
завалинке". А Красотка Лю с фрегата "Гурман" очаровала болельщиков
Средиземноморья, комментируя футбольные матчи.
Папаша Кью, ворчливый, гоношистый старикан, старый космический волк,
отставной дон-жуан, сквернослов, остряк, циник. Что-что, а скрашивать
унылые вахты он умел. К примеру, стоило кому-то задремать во время
дежурства, как Папаша Кью тут же взбадривал его "хорошим пинком", как он
выражался, что означало: сбросить чувствительно давление в рубке - и орал
скрипучим голосом: "Эй, стюард, принеси-ка пустышку моему масенькому, мне
больно глядеть, как он плямкает во сне губками - это меня возбуждает - и
проверь заодно штанишки!"
Соня терпеть его не могла и демонстративно обходилась без услуг
Папаши - начиная от персонального будильника и вплоть до автономного
пульта для вызова роботов. Еще бы! Побудку Папаши Кью сопровождал такими
шуточками, что краснели даже киберы. А само появление дамы на борту шлюпа
Папаша Кью прокомментировал вопросиком: "А не оппуделит нам эта красотка
весь шлюп, случись заварушка, а, ребята?" - Ребята хмыкнули. Соня топнула
ногой и ушла в каюту, где заботливый "борт" тут же предложил вкрадчивым
голосом средство от морской болезни. Кого винить? - Сама напросилась.
Сочла, что три года вольнонаемной службы - это экзотическая приправа к
жизни, хорошая практика плюс приключения и деньги.
Но это был антураж, не более, во всем остальном бездонный и
чудовищный мозг бортового компьютера был холоден, точен и всемогущ. Никто
не преклонял перед ним колени, не возносил молитвы во имя его (хотя
обкладывали часто и густо), не приносил в жертву овец и серебро, но Папаша
Кью царствовал и без всей этой метушни. Истинный бог не нуждается в
суеверных обрядах.
И сейчас, когда он был выключен, патрульный шлюп представлялся Пилоту
неким гибридом инвалидной коляски и клин-бабы. Попытки оживить любую,
самую периферийную схемочку напоминали попытки безногого оседлать лошадь.
Копошащиеся в чреве шлюпа флибустьеры вызывали в "ящике" Пилота
судорожную ненависть. Он даже чувствовал, как садится напряжение на блоке
питания и жалобно фонят микросхемы, напоминая резь в животе и спазмы
ярости в теле живого человека. Ну и что дальше? Без Папаши Кью его "черный
ящик" - приставка для электронных игр, не более. Но Пилот упрямо
вглядывался в схемы корабля. Управлять ими он практически не мог, однако
кое-какие второстепенные команды проходили. Неожиданно ему удалось
сбросить воду в отхожем месте. Система фекальных вод вполне нормально
реагировала на попытки управлять ею.
Соня пояснила, что санитарные службы запрещают строго
централизованные программы жизнеобеспечения, в самый критический момент
любой из космонавтов имеет доступ к подаче воды и регенерации воздуха.
Экспериментировать с воздухом Пилот не решился, боясь насторожить
флибустьеров.
Ладно, пусть это все элементарно, однако ничуть не утешительно - что
дальше? Оставаться на шлюпе в качестве туалетного работника и - по
совместительству - летописца?
- Не психуй, - миролюбиво сказала Соня, - когда-нибудь им все равно
придется включить Папашку, а уж с ним ты сразу найдешь общий язык, разве
не так? А, Пилот?
Она редко называла его по имени, разве что за обеденным столом, где
собирались все члены экипажа, а так, наедине, лаская, только Пилот.
- Они не дураки и никогда не включат бортовой компьютер, никогда. Мы
дрейфуем в сторону Нептуна. Там дикие, нехоженные места. Шлюп отбуксируют,
а Папашу разрежут автогеном.
- Что такое автоген?
- Штука, вроде лазера. Нет, они не дураки, Соня.
- И ты не будь дураком! - жестко прозвучал ответ. - Сделай так, чтобы
они ничего не заподозрили и включили Папашку - это твои проблемы.
Ладно, обиженно думал он, если действовать с умом... Эх, да бред же,
бред! Чтобы изменить программу всего шлюпа или заменить "борт" нужна куча
специалистов, особые доки, лаборатории космопорта, приличные мастерские на
худой конец, нет этим оборванцам не управиться. Что у них? - Да ни черта!
Ловкачи и технари приличные, не спорю, приспособились существовать на
захваченных судах. Но Папашу Кью они уничтожат, не стоит питать иллюзий.
Рано или поздно они должны дать мне шанс, должны. Они не могут не
ошибиться, обязательно сглупят - и я должен использовать малейшую
оплошность и выполнить свой долг. Никогда в их руки не попадал такой
совершенный корабль, они довольствовались скорлупками яхт, буксирами, пару
раз одолевали каботажные сухогрузы. И только такие беспечные идиоты, как
мы (простите меня Фрэнк, Павел, Осик и Фил тоже), только такие никчемные
офицеришки могли проворонить боевой корабль. Если я не верну шлюп на Землю
- наши имена вовек покрыты бесчестьем. И пусть эта девушка, которую я
неосмотрительно успел полюбить...
- Не нужно, - мягко прервала его Соня, - пожалуйста, не нужно себя
распалять. Давай так, я буду следить за ними, а ты постарайся что-нибудь
придумать. Покопайся в схемах, может и сыщется заветная дверца за старым
холстом? Крохотную бы лазеечку к Папашке - и мы спасены.
Точнее не скажешь, девочка, спасены. Но долг есть долг, он же
присягал драться и "спасенным".
Пилот бился головой в блокировки, натыкался на высоковольтные запоры,
проваливался в разрывы цепей и корчился в конденсаторных накопителях.
Порою терял сознание, рассудок плавился в пульсирующем пламени резонансных
всплесков, колебания напряжения обрушивались, словно цунами. Взбесившиеся
орды электронов и Бог весть еще каких частиц рвали на части мозг,
опутывали его огненной паутиной. Жгучие шнуры емкостных токов до красноты
(так ему казалось) разогревали чипы. Но более всего донимали биения
магнитных полей. Как только выдерживал пластиковый череп эту колоссальную,
тупую боль? В иные мгновения казалось вот-вот раздастся треск и вывалится
наружу лишь паленая начинка. Он догадывался, что и Соне достается, хотя
она и приловчилась прятаться куда-то во время его вылазок - ни единого
словечка жалобы он не услышал, ни единого словечка - ни стона, ни брани,
ни мольбы. Она терпела его неуклюжесть, она знала цену этой боли.
Потом пообвыкся. Ярко-алые схемы на темно-синем фоне плавно
обращались в сознании, как антенны на орбите и он исследовал их
осторожными импульсами, пытаясь подобрать единственный ключ к страшной,
дремлющей силе. Словно верные охотничьи собаки, они неохотно откликались
на чужой голос, скалили зубы, рычали и ни черта не хотели делать без
Папаши Кью, только роняли с багровых языков лиловую плазму и злобно
сверкали индикацией блокировок.
Но чтобы подчинить их обычной клавиатуре, нужно вставить в прорезь
командирский ключ...
Первого из флибустьеров он прикончил совсем случайно. Повезло.
Вначале было слово, точнее словечко из лексикона Папаши Кью. Пилот не
поверил своим ушам, благо их не было.
- Соня, что случилось, малыш?
Жуткий фон канала обратной связи, прерывистый тонирующий сигнал - это
означало всхлипывание или приступ истерики.
- Ты погляди на эту сволочь, нет, ты только погляди!..
Пилот последовал за ее импульсом и вышел на одну из камер сквозного
компьютерного контроля, вмонтированную в обшивку каюты. Добился нужной
резкости, варьируя потенциалы на светочувствительной пластине. Это
оказалась его собственная каюта.
Подумать только, сколько дней и ночей глядел сам на себя из этого
дерьмового ящика и даже не догадывался, проклятье! Что они еще придумают
для бедолаг, для тех, кто займет наши места.
- Зато я догадывалась, - всхлипнула Соня, - я всегда чувствовала, что
киберы подглядывают за нами, особенно когда... Небось и хихикали, мерзкие
дебилы?
Толстый и рыжий, как одуванчик, детина полулежал в гамаке Пилота и
жрал миндальный шоколад из золотистой коробки, припрятанной к Рождеству,
специально, чтобы сделать подарок Соне. Заботливые мамины руки тайком
сунули коробку в кофр Пилота перед отлетом на космодром. Толстенные,
горьковатые плитки, сдобренные миндальным орешком, вкуснятина! Ох и
разозлился Пилот, обнаружив эту помпезную коробку - ну, зачем эти телячьи
нежности? - Ох и обрадовался, когда несколько дней назад, тяжело вздохнув,
