- Разве это не то, что стараются сделать радикалы? Разве они не
стараются разрушить все до основания, чтобы получить возможность захапать
власть?
- По их мнению, этим они и занимаются. А на самом деле, они создают
новых экстремистов, новых радикалов и продолжают старый процесс.
- А как насчет радикала, понимающего все сложности и нападающего на
тебя с этого бока?
- Тогда это не радикал. Тогда это соперник в борьбе за власть.
- Но что ты делаешь?
- Либо сотрудничай, либо убивай. В основе к этому сводится вся борьба
за власть.
- Да, но как на счет мессий?
- Как мой отец?
Данкану не нравится этот вопрос. Он знает, что в некоем, совершенно
особом роде я и есть мой отец. Он знает, что я могу говорить голосом моего
отца и представлять его и что мои воспоминания очень точны, никогда не
редактируются и от них нельзя убежать.
- Ну... если хочешь, например, - неохотно говорит он.
- Данкан, я - все они вместе взятые. И я знаю. Никогда не было
истинно самоотверженного бунтовщика, всего лишь лицемеры, сознательные
лицемеры или бессознательные, но все это одно и тоже.
Это растревожило небольшое гнездо шершней в моей памяти. Некоторые из
живущих во мне никогда не отказывались от веры, будто они и только они
одни обладают ключом ко всем проблемам человечества. Что ж, в этом они
похожи на меня. Я могу сочувствовать им, даже когда говорю им, что провал
сам по себе является достаточным доказательством.
Хотя я вынужден отгородиться от них. Нет смысла на них задерживаться.
Они несколько большее, чем ядовитое напоминание... как этот Данкан,
который стоит сейчас передо мной со своим лазерным пистолетом...
Великие боги! Он застал меня врасплох. В руке у него лазерный
пистолет и пистолет этот наведен на мое лицо.
- Ты, Данкан? Ты меня тоже предал?
И ты, Брут?
Каждая клеточка сознания Лито полностью оживает. Он чувствует, как
содрогается его тело. Плоть червя обладает своей собственной волей.
Айдахо говорит с насмешкой:
- Скажи мне, Лито, сколько раз я должен оплачивать долг верности?
Лито понимает внутренний вопрос: "Сколь многие мои Я уже побывали
здесь?" Данканы всегда желают это знать. Каждый Данкан спрашивает себя об
этом и ни один ответ не устраивает ни одного из Данканов. Они сомневаются.
Печальнейшим голосом Муад Диба Лито вопрошает:
- Разве не доставляет тебе гордости мое восхищение, Данкан? Разве ты
никогда не задумывался о том, что именно заставляет меня так желать, чтобы
ты был моим постоянным спутником во все эти века?
- Потому что ты знаешь, что я последний дурак!
- Данкан!
Голос рассерженного Муад Диба всегда сильно воздействует на Айдахо.
Хоть Айдахо и знает, что Лито владеет Голосом так, как не владел никто и
никогда из Бене Джессерит, но как дважды два можно предсказать, что перед
этим голосом он не устоит. Лазерный пистолет чуть вздрагивает в его руке.
Этого достаточно. Лито мощным кувырком швыряет свое тело вниз с
тележки. Айдахо никогда не видел, чтобы он таким образом покидал тележку,
даже не подозревал, что такое возможно. Для Лито надо лишь телом Червя
учуять подлинную угрозу - и спустить Червя с внутренней привязи. Остальное
происходило само по себе - со скоростью, которая всегда изумляла даже
Лито.
Главной его заботой был лазерный пистолет. Он мог сильно его задеть,
но не многим были известны возможности тела предчервя справляться с любым
жаром.
Перекатившись, Лито сбил Айдахо, и лазерный пистолет чуть отклонился
при выстреле. Один из бесполезных плавников, которые прежде были ногами
Лито, испытал шок боли, стремительно ворвавшийся в сознание Лито. На
секунду Лито чувствовал только боль. Но тело Червя было свободно
действовать, и все остальное происходило рефлекторно, в яростном
пароксизме. Лито услышал, как трещат кости. Лазерный пистолет отлетел
далеко по полу подземелья, когда рука Айдахо дрогнула в спазме.
Откатившись от Айдахо, Лито приготовился для новой атаки, но в этом
уже не было необходимости. Пораженный плавник до сих пор посылал сигналы
боли, он почувствовал, что самый кончик обожжен. Оболочка песчаной форели
уже залечивала раны. Боль унялась и превратилась в неприятную пульсацию.
Айдахо пошевелился. Не было сомнений, что он смертельно ранен.
Невооруженным глазом было видно, что у него раздавлена грудная клетка. По
его дыханию чувствовалось, что он уже в агонии, но открыв глаза, он
устремил на Лито пристальный взгляд. "До чего же упорны смертные в своей
одержимости!" - подумалось Лито.
- Сиона, - тяжело выдохнул Айдахо.
Лито увидел, что жизнь покидает Данкана.
"Интересно", - подумал Лито. - "Возможно ли, чтобы этот Данкан и
Сиона... Нет! Этот Данкан всегда демонстрировал неподдельно насмешливое
презрение к глупости Сионы".
Лито забрался назад на королевскую тележку. Опасность прошла совсем
близко. Мало было сомнений, что Данкан целил ему в мозг. Лито всегда
помнил, об уязвимости рук и ног, но никому не позволял узнать об этом, как
никому не позволял узнать и о том, что мозг его - не тот, что некогда, что
он не связан теперь напрямую с местонахождением его лица. Это даже не был
мозг в человеческом понимании, это были центральные узловые скопления,
разбросанные по всему телу. Лито не доверял этого ни одному из своих
дневников.
5
О, пейзажи, виденные мной! И люди! Дальние скитания
Свободных и все остальное. Даже, сквозь мифы, возвращение на
Землю. О, уроки астрономии и интриг, переселений,
беспорядочных бегств, столько ночей бега до боли в ногах и в
легких по всем этим пылинкам космоса, на которых мы
обороняем наше преходящее присутствие. Говорю вам, вы -
чудо, и мои жизни-памяти не оставляют в этом никакого
сомнения.
Украденные дневники
Женщина, работавшая за небольшим письменным столиком, была слишком
велика для узкого стульчика, на котором она примостилась. Там, снаружи,
было позднее утро, но в этой комнате без окон, глубоко под городом, один
лишь одинокий глоуглоб светился высоко в углу. Он лил теплый желтый свет,
но этот свет не способен был рассеять унылую утилитарность небольшой
комнатки. Стены и потолок были покрыты одинаковыми прямоугольными панелями
из монотонного серого металла.
В комнате был еще только один предмет обстановки - узкая койка с
соломенным матрацем, покрытым безликим серым одеялом. Было ясно видно, что
эта обстановка предназначена не для находящейся в комнате женщины.
На женщине был сшитый из цельного куска материи пижамный костюм
синего цвета, туго натягивающийся на ее широких плечах, когда она
горбилась над письменным столиком. Глоуглоб освещал коротко стриженные
светлые волосы и правую сторону лица, подчеркивая мощную квадратную
челюсть. Губы двигались, показывая, что она что-то безмолвно произносит, а
ее толстые пальцы осторожно нажимали клавиши узкой клавиатуры на
письменном столике. Она обращалась с машиной с почтением, бравшим начало
от благоговейного ужаса, неохотно переходившего в процессе работы в
пугливое возбуждение. Долгое общение с машиной не истребило ни одного из
этих чувств.
Она писала, и слова появлялись на экранчике, скрытом за откидным
прямоугольником стенной панели, который открывался, когда письменный
столик откидывали вниз.
"Сиона продолжает действия, предвещающие яростное нападение на Вашу
Святость," - писала она. - Сиона остается непоколебимой в своей
сокровенной цели. Сегодня она сказала мне, что передаст копию украденных
книг группировкам, чья верность вам подлежит сомнению. Она назвала тех,
кто получит книги - это Бене Джессерит, Космический Союз и Икшианцы. Она
говорит, что книги содержат ваши зашифрованные слова и, передав книги этим
группировкам, она надеется найти их помощь в переводе Ваших Святых слов.
Владыка, я не знаю, какие великие откровения могут скрываться на этих
страницах, но если они содержат что-нибудь, способное угрожать Вашей
Святости, я умоляю избавить меня от клятвы послушания Сионе. Я не понимаю,
почему вы заставили меня принести эту клятву, но я страшусь этого. Остаюсь
вашей преданной слугой, Найла.
Стульчик скрипнул, когда Найла откинулась назад и задумалась над
своими словами. Комната была наглухо, почти звуконепроницаемо отделена от
всего остального мира. Слышалось только слабое дыхание Найлы и далекое
скрежетание машин, отдававшееся больше в полу, чем в воздухе.
Найла пристально посмотрела на свое донесение на экране.
Предназначенное только для глаз Бога Императора, оно требовало большего,
чем святой правдивости. Оно требовало глубокой искренности, которая
иссушала и выматывала Найлу. Вскоре она кивнула сама себе и нажала
клавишу, которая кодировала слова и подготавливала их для передачи.
Наклонив голову, она безмолвно помолилась, перед тем как спрятать
письменный стол внутри стены. Наклон головы и молитва являлись сигналом к
передаче послания. Сам Бог Император вмонтировал особое устройство в ее
голову, заставив ее поклясться соблюдать тайну, и предостерег ее при этом,
что может, наступит время, когда он заговорит с ней через эту штучку
внутри ее черепа. Он никогда еще этого не делал. Она подозревала, что
устройство изготовлено икшианцами. Было в этом что-то от их стиля. Но раз
сам Бог сотворил с ней такое, Найла могла пренебрегать подозрением, что он
вживил в нее компьютер, то, что запрещалось согласно Великой Конвенции.
"Да не будет сотворено устройство, уподобленное человеческому разуму!
"
Найла содрогнулась. Затем она встала и поставила стул на его обычное
место возле койки. Ее тяжелое мускулистое тело напрягалось под тонким
синим одеянием. В ее поведении чувствовались устойчивость и взвешенность,
она двигалась как человек, который постоянно должен считаться со своей
огромной физической силой. Она повернулась от койки и внимательно
осмотрела место, где был письменный столик. Всего лишь обычная серая
прямоугольная панель, точно такая же, как все остальные. В ней не застряло
ни волокна, ни нитки, ни волоска, ничего, что бы могло выдать тайну
панели.
Найла сделала глубокий бодрящий вдох и вышла из комнатки через
единственную дверь в серый коридор, тускло освещенный широко разбросанными
белыми глоуглобами. Звук работающих машин здесь был слышан громче. Она
повернула налево и через несколько минут присоединилась к Сионе - в
несколько большей комнате, посреди которой стоял стол, а на столе
разложены вещи, украденные из Твердыни. Всю сцену освещали два серебряных
глоуглоба: Сиону, сидящую за столом, ее помощника по имени Топри,
стоявшего возле нее.
Найла против воли испытывала восхищение перед Сионой, но Топри - из
тех, кто недостоин ничего, кроме активной неприязни. Нервозный толстячок с
зелеными глазами навыкате, вздернутым носом и тонкими губами над
подбородком с ямочкой. При разговоре Топри приквакивал.
- Посмотри, Найла! Смотри, что Сиона нашла заложенным между
страницами этих двух книг.
Найла закрыла и заперла единственную дверь комнаты.
- Ты слишком много разговариваешь и выболтаешь все, что можно, Топри,
- сказала Найла. - Откуда тебе знать, не одна ли я в коридоре?
Топри побледнел. Лицо его сердито нахмурилось.
- Боюсь, она права, - сказала Сиона. - Что заставляет тебя думать,
