вернулась обратно столь быстро, что зуммер не успел
отреагировать.
-- Что за розы, миссис Донахью?- участливо спросил
Гринберг.
-- Речь идет, -- вмешался ее адвокат, -- о широко
известных розах миссис Донахью, не имеющих себе равных. И я
счастлив сообщить, что ее мужественное поведение сберегло
бесценные растения.
-- Имеете ли вы что-либо добавить?
-- Думаю, нет. Кроме заверенных фотоснимков.
-- Очень хорошо.
Миссис Донахью бросила взгляд на своего адвоката:
-- А у меня есть, что добавить! Я настаиваю, слышите,
настаиваю, чтобы это опаснейшее, кровожадное чудовище было
уничтожено!
Гринберг повернулся к Бенфилду:
-- Можем ли мы считать эти слова официальным заявлением,
мэтр? Или имеет смысл отнести их на счет риторики?
Бенфилд смущенно повел плечами:
-- Мы подали такую жалобу, ваша честь.
-- Суд рассмотрит ее.
Бетти вскочила:
-- Эй, подождите минуту! Все, что Лумми сделал -- это съел
ее несколько паршивых, старых...
-- Потом, мисс Соренсен.
-- Но...
-- Прошу вас, потом. У вас будет такая возможность. В
настоящий момент суд считает необходимым рассматривать лишь
факты, имеющие отношение к делу. Есть ли какие-нибудь новые
факты у кого-либо? Возможно, кто-нибудь хочет задать
дополнительные вопросы свидетелям? Или вызвать дополнительного
свидетеля?
-- Мы хотим, -- сразу же сказала Бетти.
-- Что вы хотите?
-- Вызвать дополнительного свидетеля.
-- Очень хорошо. Он находится здесь?
-- Да, ваша честь. Снаружи. Это Луммокс.
Гринберг задумался.
-- Должен ли я понимать ваши слова в том смысле, что вы
предлагаете Луммоксу занять свидетельское место и выступить в
свою собственную защиту?
-- А почему бы и нет? Он может говорить. Один из
репортеров, пошептавшись со своими коллегами, выскочил из
помещения.
Гринберг закусил губу.
-- Это я знаю, -- признал он. -- Я обменялся с ним
несколькими словами. Но способность говорить не идентична
возможности выступать в роли компетентного свидетеля. Ребенок
порой умеет говорить еще до того, как ему минет год, но
исключительно редко можно полагаться на показания малыша... Ну,
скажем, до пяти лет. Данный суд имеет право считать, что
представители негуманоидных рас... негуманоидных в
биологическом смысле, могут давать показания. Но ничто пока не
убедило нас в том, что данное внеземное существо может
исполнять эти обязанности.
-- Видите ли, мистер Посланник, -- обратилась Бетти к
Гринбергу, -- вы произнесли ужасно много слов, но что, в
сущности, они означают? Вы готовитесь произнести приговор
относительно Луммокса... и не хотите задать ему ни одного
вопроса. Вы говорите, что он не может давать достаточно
убедительные показания. Здесь я видела и тех, кто тоже не может
этого делать. И я держу пари: если Луммокс предстанет перед
измерителем правды, тот не издаст ни звука. Конечно, он делал
вещи, которые не должен был делать. Он съел несколько старых
трухлявых кустов роз и капусту мистера Ито. Ну и что страшного?
Ведь вы тоже, когда были маленьким, таскали пирожные, когда
были уверены, что вас никто не видит. -- Бетти перевела
дыхание.
-- И вот теперь представьте себе, что в тот момент, когда
вы тянетесь за пирожным, кто-то бьет вас метлой по голове. Или
стреляет в вас из пушки. Неужели вы не испугаетесь? Не кинетесь
бежать? Лумми полон дружелюбия. Все вокруг знают об этом... по
крайней мере, любой человек, если он не старается казаться
глупее и раздражительнее, чем он есть на самом деле. Но пытался
хоть кто-нибудь поговорить с ним, успокоить его? Увы, запугали
до смерти и наконец загнали под мост. Вы говорите, что Лумми
ничего не понимает. А кто понимает? Все эти люди, которые
травили его? А теперь добиваются его смерти. Укради маленький
мальчик пирожное, они оторвали бы ему голову -- только, чтобы
он впредь не сделал ничего подобного. Да есть тут хоть один
нормальный человек? Что за комедия разыгрывается здесь?
Она остановилась, сглатывая слезы, катившиеся по ее щекам.
Искусству в нужный момент вызывать слезы Бетти научилась в
школьном драматическом кружке; но сейчас, к своему удивлению,
убедилась, что слезы подлинные.
-- У вас все?- спросил Гринберг.
-- Вроде, да. По крайней мере, пока.
-- Должен сказать, что ваше выступление было довольно
трогательным. Но суд не может руководствоваться эмоциями.
Правильно ли я понял ваши слова, что большая часть
разрушений... включим сюда и кусты роз, и капусту... возникла
из-за неправильных действий людей, и таким образом не может
быть вменена в вину Луммоксу или его владельцу?
-- Оцените ситуацию сами, ваша честь. Как правило, хвост
следует за собакой, а не наоборот. Почему бы вам самому не
спросить Луммокса, как он смотрит на все случившееся?
-- До этого мы еще доберемся. Теперь второе: я не могу
считать ваши аналогии достаточно весомыми. Мы имеем дело не с
маленьким мальчиком, а с животным. И если мы примем решение о
необходимости его уничтожения, мы не будем руководствоваться ни
местью, ни наказанием, потому что животному недоступны такие
понятия. Цель данного решения будет сугубо предупредительной,
так как мы не можем допустить, чтобы потенциальная опасность
обрела силу и причинила вред жизни, здоровью или имуществу
любого члена нашего общества. Вашего маленького мальчика может
схватить за руку няня... а здесь мы встречаемся с созданием
весом в несколько тонн, способным уничтожить человека одним
неосторожным движением. Так что у него нет ничего общего с
шаловливым малышом, который крадет печенье.
-- Ах вот как? Ничего общего? А вам приходит в голову, что
маленький мальчик может вырасти, нажать маленькую аккуратную
кнопочку -- и снести с лица земли целый город? Так давайте ему
голову долой -- до того, как он вырастет! Не спрашивайте его,
почему он стащил пирожное, вообще ничего не спрашивайте --
оторвите ему голову и живите спокойно.
Гринберг опять невольно закусил губу:
-- Значит, вы хотите, чтобы мы допросили Луммокса?
-- Я уже сказала об этом.
-- Было не совсем ясно, что вы, в сущности, сказали. Суд
принимает к сведению...
-- У меня возражение, ваша честь, -- торопливо сказал
мистер Ломбард. -- Если этот экстраординарный...
-- Прошу вас, придержите ваши возражения. Суд удаляется на
десять минут. Всем оставаться на местах. -- Гринберг встал и
вышел. Вытащив из кармана сигареты, он поискал спички и, не
обнаружив, сунул сигареты обратно в карман.
Черт бы побрал эту девчонку! Он уже прикидывал, как
половчее разделаться с этой историей, так, чтобы Департамент
был доволен и ни у кого не было бы претензий... разве что у
мальчишки Стюарта, но тут уж ничего не поделаешь... у мальчишки
и его чудовищного питомца, которого он пригрел на своей груди.
Он не может позволить, чтобы это уникальное создание было
уничтожено. Но добиться этого надо достаточно тонко...
отвергнуть жалобу, с которой этот старый дурак, словно с
алебардой наперевес, бросился на него (а ведь жалоба
продиктована ничем иным, как злобой и раздражением), а затем
уговорить шефа полиции забрать все остальные претензии. На
жалобу "Спасти-Мир-От-Неандертальцев" можно не обращать
внимания. Но поскольку эта дерзкая девчонка получила право
присутствовать при судоговорении, она может повернуть дело так,
что высокий суд, за которым наблюдает сам Межзвездный
Департамент, будет вынужден выслушивать всякий сентиментальный
антропоморфный бред! Ох, эти ее невинные голубые глазки!
Может статья, его еще обвинят в том, что он поддался их
чарам. Ах, как плохо, что дети не сидят по домам!
Потери и убытки должен нести владелец животного; имеются
тысячи прецедентов со "зверями на привязи", в которых это
правило действовало неукоснительно, -- тем более, что мы не на
планете Тенкора. Все эти разговоры, что действия Луммокса
объясняются неправильными действиями тех лиц, которые напугали
его, -- детский лепет. Но данный экземпляр неземного существа
может представлять такой интерес для науки, что он, интерес
этот, далеко перекроет нанесенные убытки; кроме того, решение
