"Гм, Ариадна...- говорил он,- позвольте мне быть откровенным, имя что-то не
того... Дорогие мои, надо шагать в ногу с временем. Все эти Ариадны,
Эльвиры, Элеоноры вышли из моды, они просто больше не котируются!
Сознайтесь, вы его просто придумали, я угадал?.. Вообще я предпочел бы
что-нибудь более скромное, задушевное, что-нибудь русское. Я бы сказал так:
ближе к действительности, ближе к народу, это сейчас особенно ценится...
Между прочим - о чем тоже нередко забывают,- каждое имя требует
соответствующей внешности. Бывают имена жаркие, знойные, откровенные, они
предписывают форсированную косметику, ярко-алые губы, платья горячих
расцветок. Ваше имя - это имя приглушенное. Допустим, Катюша, или Саша, или,
может быть, Люся. В зависимости от обстоятельств возможен западный вариант:
Люси".
"Олег Эрастович, вы просто ясновидящий".
"Что такое?"
"Я хочу сказать, папа и мама именно так ее и назвали".
"В самом деле?- сказал Олег Эрастович, насаживая пенсне на мясной нос.- Вы
действительно Людмила?"
"Александра",- потупилась Шурочка.
"Это подтверждает мою теорию: знаете ли вы, Илюша, что имя обладает
таинственным обратным действием, я бы сказал, определяет облик женщины! Хотя
из чисто практических соображений, вы правы, было бы лучше пользоваться
псевдонимом. Вроде того как, знаете ли, актрисы в старину брали себе
сценическое имя. Оно и практичней. Мы подумаем... Ну-с, а теперь я хотел бы
перейти к делу. Рюмочку коньяку... Вы позволите?"
Она поглядывала украдкой на себя в стекле книжного шкафа.
"Милая моя, я не спрашиваю никаких подробностей, рекомендации Илюши вполне
достаточно. Разрешите взглянуть на ваш паспорт... чистая формальность... Гм,
вы замужем?"
"Давно с ним не живет",- уточнил Рубин.
"Дети?"
"Детей нет".
"Так-с, детей нет",- рассеянно констатировал Олег Эрастович, подрагивая
туфлей. Неожиданно туфля свалилась, Шурочка увидела, что из продранного
носка торчит черно-желтый коготь. Хозяин втянул воздух в широкие ноздри;
нога нырнула в туфлю.
"Детей нет, так-с. Надеюсь, мы сработаемся... Возможно, понадобятся
кое-какие усовершенствования, кое-какие дополнительные штрихи. Мне не
хочется обижать вас, но, дорогая моя, эти...- он показал на свои уши,
покачал головой,- эти... клипсы, кажется, они называются? Просто невозможны.
Да, в сущности говоря, и прическа, мягко говоря, оставляет желать лучшего...
Поймите меня правильно, я не хочу вас обидеть! Вы получите для начала
необходимую сумму, для предварительного обзаведения. Впрочем, это потом,
всему свое время. Итак. Вы ведь, кажется, медсестра? Я не ошибся? Прекрасно,
медсестра - это чистая профессия, это аккуратность, чистоплотность, белая
шапочка, свежий, подтянутый вид. Это молодость, это расторопность. Это,
между прочим, дисциплина!- Олег Эрастович поднял палец.- Но увы! Это
бедность. Будем смотреть правде в глаза".
И он погрузился в созерцание своего бокала.
Шура сидела, составив ноги в туфельках, с видом плохо успевающей ученицы.
Илья Рубин оглядывал комнату. Книги, вещички. Над головой хозяина висел
писанный маслом портрет вельможи александровских времен, впрочем, не масло,
а вставленная в рамку репродукция.
"Олег Эрастович, а это правда..."
"Что такое?"- сказал Олег Эрастович, пробуждаясь.
"Это правда, что вашим предком был?.."
"М-м. Простите?"
"Я хотел спросить. Это правда, что?.."
III. Виконт, или Добродетель
Автора упрекнут в непочтительности. Скажут: чуть ли не каждое попавшееся на
глаза лицо превращается в карикатуру, чуть ли не вся наша жизнь - повод для
зубоскальства. Это, разумеется, не так, можно было бы вспомнить и знаменитый
афоризм насчет невидимых миру слез, и все же оснований для упреков
достаточно. Жуткая и неправдоподобная катастрофа, постигшая столицу, тяжкие
предчувствия и общий раздрызг,- во всем этом нет ничего смешного, а между
тем каков тон! Прав читатель, испытывающий злость и усталость от бесконечных
ухмылок, и трижды правы были бы действующие лица, если бы они были живы и
выступили с опровержением. Но что делать, что делать, о Господи, если
серьезный слог сам звучит как пародия. Итак, revenons3... к нашим баранам.
"Да, это правда. Если вас это интересует... Мой прадед был его родным
братом, стало быть, сами решайте, в какой мы степени родства. А мать этих
двух братьев была родом из Шотландии, князь Андрей Саврасович, наш
прапрадед, увез ее от мужа в Россию... Есть в нашем роду и шведская кровь, и
немецкая. А вот это место, где мы с вами находимся, эта гнусная окраина
когда-то называлась Олсуфьево, мы ведь не только Вяземские, не только
Гризебахи, мы еще и Олсуфьевы. Здесь было... но, я думаю, нам все-таки надо
ближе к делу".
"Олег Эрастович, а это правда,- сказал Илья, подмигнув соседке,- что вашим
предком был маркиз, как его..."
Олег Эрастович сверкнул стеклышками пенсне.
"Не маркиз, а виконт. Огюстен-Этьен виконт де Бражелон. Что тут странного?
Впрочем, минуточку. Раз уж вы так интересуетесь".
Он зашлепал из комнаты, гостья растерянно смотрела ему вслед. Рубин вертел в
руках кремлевскую башню из янтаря с надписью над воротами: "Многоуважаемому
О. Э. В. в день 60-летия в знак благодарности от друзей".
Голос хозяина послышался в закоулках квартиры:
"Зимой 1812 года..."
Башня упала на пол, Шурочка в ужасе прижала ладонь ко рту. В последнюю
минуту удалось кое-как насадить отвалившуюся звезду на обломок шпиля,
сувенир был пристроен в шкафу перед книгами, стекло задвинуто.
Явился Эрастович с пожелтелым канделябром, на этот раз настоящим, и фанерным
щитом с ручками для продевания руки. Он прислонил щит к своему креслу, перед
креслом поставили канделябр, потушили торшер и зажгли свечи.
"Раз уж вы так интересуетесь,- промолвил хозяин,- маленькая романтическая
история. Зимой 1812 года, при отступлении Наполеона из Вязьмы, там остался
раненый поручик, его перевезли в загородный дом помещиков Кулебякиных. Была
такая, если не ошибаюсь, вдова Варвара Осиповна Кулебякина. Вдвоем с дочерью
они выходили раненого француза, а года через два его разыскал в Вязьме отец,
виконт де Бражелон. Вы, наверное, уже решили, что дочка втюрилась в молодого
поручика. Ничуть не бывало: она подарила свое сердце старому виконту.
Поручик, он даже, кажется, был не французом, а вюртембержцем, побочный сын,
хрен его знает, обычная история, все мы в каком-то смысле побочные дети...
так вот, поручик остался с носом, принужден был уступить поле боя, отбыл в
свой Вюртемберг, и что с ним было дальше, неизвестно и неинтересно. А вот
папаша, который был, между прочим, старше самой матушки, папаша-таки женился
на дочери и стал одновременно и зятем, и отцом семейства. Вдова была вне
себя от ревности, однако злые языки утверждали, будто он утешал обеих дам. И
будто бы, но это уже легенда, обе имели детей. Впрочем, я происхожу от
старшей. Фу!- сказал, нагибаясь, Олег Эрастович, и канделябр потух,
распространяя слабую вонь.- Можете ли вы мне объяснить, зачем я приволок эту
руину?"
Щит был водружен на кресло.
"Так на чем, э,- пробормотал он,- мы остановились?"
В самом деле, на чем?
"Да! В левой половине золотой шеврон с тремя ядрами и тремя звездами на
голубом поле. Знак того, что прапрадед мой был лейб-кумпанцем и находился
среди тех солдат, что помогли Елизавете взойти на российский трон. Все были
возведены в дворянство, получили наделы и все такое... Что касается правой
половины, то она принадлежит виконту. Три луны, значение их неизвестно.
Согласно глухому преданию, этот астрологический рисунок содержит
предсказание о будущем рода... Я занимаюсь сейчас конструированием
совокупного герба, объединяющего все четыре фамилии".
Наступила тишина. Снизу донеслось какое-то движение, осторожный подвыв.
"Все умерли,- прошептал Олег Эрастович,- и Кулебякины, и Олсуфьевы. И шведы,
и немцы, и хрен знает кто!"
Послышалось цоканье когтей вверх и вниз, урчанье, и снова кто-то гавкнул.
"Молчать!- закричал хозяин. Пудель залился лаем.- Вот я тебя сейчас,
проходимца... Так на чем, э... Ну-с,- промолвил он, расправил на шее бабочку
и приосанился.- Прошу".
Комната, называемая студией, была перегорожена ширмой, у окна помещался
фотоаппарат на треноге.
"Милочка моя, не волнуйтесь, дело есть дело. Рядом, если надо, туалет...
Сниматься пока не будем. В другой раз, может быть... Фотографии понадобятся
для альбома... Но сперва я должен оценить ваши данные. Илья, будьте
любезны..."
Он показал пальцем, где включить подсветку.
"Пожалуй, верхний свет не нужен... Если вы мне принесете, э, чуточку
подкрепиться, там, на столике... буду благодарен по гроб жизни. Шторы
опустите. Нужно учитывать все: цвет волос, глаз... О-о, вечная поясница!
Позвольте, я прилягу... Милочка, вы живы?.. Мы ждем. Мы терпеливо ждем".
Прошло довольно много времени, прежде чем она выступила, сильно робея, из-за
ширмы. Студия преобразилась, сияние ламп придало спектаклю фантастический
вид. Олег Эрастович лежал на кушетке. Он взглянул на Шуру, грозно втянул
воздух мясным носом и тотчас прикрыл рукой глаза.
"Дорогуша, вам придется,- пробормотал он,- самым внимательным образом
заняться своим бельем. Таких тряпок никто больше не носит. Их нужно просто
выкинуть. Теперь совсем".
Она исчезла за ширмой и вышла через минуту, близкая к обмороку. Эрастович
лежал, не отнимая руки от глаз.
"Готово?" - спросил он.
"Да",- сказала она еле слышно.
Он сел, держа перед собой бокал. "Жарко",- промолвил он и снял берет, чтобы
обмахиваться им. Или это был жест уважения к красоте? Лилово-седые кудри
окружали его череп. Олег Эрастович отхлебнул хорошую порцию. Бокал стоял на
полу возле его ног. Он снял пенсне, подышал, протер, вновь насадил на мясной
нос, нахмурил пышные брови.
"Ну-с, по-немецки орех, обратите внимание на эту линию. Люсенька, или как
вас... чуть-чуть влево. Голова повернута в противоположную сторону, слегка
скосить глаза. Нет, так нельзя, опустите руки. Правая - на лоне. Я сказал:
на лоне. Поза Афродиты. Прекрасно... Теперь станьте прямо, просто так, руки
опустите. Старые мастера называли это позой добродетели, почему бы и нет...
Вам не холодно? Здесь не должно быть холодно. Теперь спиной. Ягодицы просто
прелесть... Я положительно уверен, что вы будете иметь успех. Видите ли,
друзья мои..."
Мерный голос Эрастовича напоминал голос лектора или экскурсовода.
"Видите ли... Майоль создал женщину с тяжелыми бедрами, этакую Астарту с
могучими формами, мощными, почти каменными ногами - это было актом
исключительной смелости, это было революцией. Но я остаюсь верен
классическому канону. Я счастлив, милая, поздравить вас с тем, что вы не
успели отяжелеть. Бедра должны иметь форму фригийской лиры. Живот, как это
ни парадоксально, должен оставаться маленьким, хотя и выпуклым. Видно,
впрочем, что вы рожали... И без абортов небось тоже не обошлось? Жизнь есть
жизнь... Видите ли, я вам скажу так,- продолжал он, отнесясь к Рубину,- все
дело не столько в формах, сколько в пропорциях. Это звучит как банальность,
и тем не менее далеко не все это понимают. Женщины склонны придавать
преувеличенное значение той или иной детали, женщины вообще поглощены
деталями, так сказать, не видят из-за деревьев леса, одни обеспокоены тем,
что у них слишком маленький бюст, другие думают, что надо обязательно иметь
шаровидные груди, а грушевидные - это якобы уже не так красиво, большая
грудь - тоже плохо... Все это вздор! В действительности размеры сами по себе
не имеют значения, важно, чтобы они вписывались в общую панораму.
Согласовывались со всем остальным, с ростом, с шириной бедер. Для художника
это азбучная истина. Но главное - это музыкальность линий. Терпение,
милочка, станьте бочком... Внимание!- Его палец вознесся в воздух.- Что я
подразумеваю под музыкальностью? Прослеживая линию, идущую от подбородка к
коленкам, мы должны получить единую мелодию, непрерывный тематический ход.
Как всякая тема, эта мелодия обладает внутренней логикой; это пока еще
только контур, посвящение в женственность, ибо, заметьте, вы еще не видите
женщину, не владеете ее образом, то, что вам предстает,- лишь мелодия
