Первого-по-Хирургии организовала настоящую поточную линию по ликвидации
последствий манипуляций с мозгом землян, и те вновь обретали свободу
мышления, которой были ранее насильственно лишены.
К концу улалуаблского года больше половины из двухтысячного
контингента превращенных в ашреганов землян вновь вернулись в свое
человеческое естество. Осторожность и четкость действий эмиссаров Раньи
способствовала тому, что они не возбудили подозрений у командования
противника. Помогло еще и то обстоятельство, что войска захватчиков вообще
несли крупные потери, и сведения об исчезнувших людях терялись в списках,
где фигурировали все большие и большие цифры убитых, раненых и пропавших
без вести.
Были и неизбежные жертвы. Свыше сотни землян погибло или было
эвакуировано с планеты раненными или контуженными. Скорбь, которую
испытывали по этому поводу Раньи и его сподвижники, не мешала им упорно
продолжать начатое дело.
В военных действиях стал, наконец, намечаться перелом. Войска
захватчиков были отброшены назад, к их опорным базам, которые они
соорудили в местах своей высадки. Развернулось сражение в космосе -
транспортные корабли интервентов все эффективнее стали перехватываться
орбитальной артиллерией Узора на выходе из подпространства.
Командование приняло решение организовать нападение на планетарный
штаб интервентов, расположенный на Южном берегу большого пресноводного
озера в северной части континента. Планировалось использовать фактор
внезапности и добиться решающего стратегического превосходства. Операция
была связана с серьезным риском. Безоговорочно, даже с энтузиазмом идею ее
проведения поддержали только лидеры Вейса, которым продолжение войны
сулило дальнейшее усиление расовой напряженности. Как и большинство
народов и цивилизаций Узора, они были преисполнены решимости уничтожить
противника, даже если бы им пришлось драться до последнего - имелось в
виду, до последнего массуда или землянина.
Уже значительно увеличившаяся группа "возрожденных" претендовала на
роль авангарда в планировавшейся атаке. Поначалу военный штаб Улалуабла
отверг эту идею: перебежчики должны, мол, сперва доказать свою лояльность
и надежность. Раньи и его сподвижники приводили убедительный аргумент: что
может быть лучшим доказательством, чем участие в первых рядах в штурме
оплота их прежних союзников? Штаб, состоявший из представителей разных
цивилизаций, стал ареной ожесточенных споров. В конце концов, было принято
решение в пользу участия "возрожденных".
Впоследствии некоторые участники этого заседания с удивлением
вспоминали, что им как будто кто-то подсказывал, как себя вести и кого
поддерживать...
22
Он был знаком с оружием землян еще с того времени, когда проходил
обучение на Коссууте, но никогда не думал, что ему придется самому им
когда-нибудь воспользоваться, причем не против землян и массудов, а вместе
с ними, в одних рядах.
Было и еще нечто новое, неожиданное: Раньи и его солдаты, считавшиеся
у себя элитой, привыкли к определенным привилегиям. Здесь они были равными
среди равных. Оказалось, что это вовсе неплохо - раствориться среди массы,
не выделяться из нее. Конечно, полностью это не удавалось: солдаты,
разговаривающие между собой на языке врага, поневоле привлекали к себе
внимание. Тем не менее и Турмаст, и Веенн, и остальные без труда вошли в
эту атмосферу боевого товарищества, которой не было и не могло быть в
армии Назначения. Они скоро обнаружили, что у землян есть еще одна
особенность: перспектива предстоящего боя вселяет в них чувство какого-то
возбуждения, когда сражаешься за что-то свое, кровное, а не просто за
абстрактную, пусть и элегантную философскую идею.
Сагио, как и другие, тоже записался добровольцем в штурмовую группу,
но Раньи на этот раз настоял, чтобы брат остался в столице. Он знал больше
других, поскольку Раньи доверил ему кое-что, чет не доверял никому. Если
бы они оба погибли, это принесло бы большой ущерб, в том числе и для
науки. Сагио, конечно, протестовал, но тщетно.
Командование войсками Узора на Улалуабле согласилось и то неохотно,
только на одну-единственную попытку штурма. Если бы она не привела к
немедленному успеху, все уцелевшие должны были немедленно отступить и
вернуться обратно. Командование опасалось, что в случае, если операция
примет затяжной характер, кто-нибудь из "возрожденных" может попасть в
плен, и тайна, окружавшая их, будет раскрыта.
Внешне Раньи и его сподвижники были неотличимы от других землян в
ударной группе. Ничто не говорило за то, что в них осталось что-то от
ашреганов, и потому им было разрешено создать свой собственный полк со
своими командирами. Во-первых, этим облегчалось управление, а во-вторых,
смягчался синдром одиночества у новообращенных. Кроме того,
руководствовались здравым соображением, что полная интеграция может быть
достигнута только естественным путем, а не путем директив. Наконец,
исходили из того, что в своем привычном окружении "возрожденные" будут
сражаться лучше и более эффективно.
В результате Соратии, Веенн и другие вновь оказались под командой
Раньи - и грубиян Бирачии, и Коссинза - девушка с журчащим, как ручеек,
голосом и молниеносной реакцией. Бирачии и Коссинза оказались среди тех,
кого вытащили из лап Амплитура совсем недавно, но еще немало обманутых
продолжали вести жизнь рабов, служа делу чуждого им Назначения.
Успокаиваться было рано. Ничего, выручим всех, - уговаривал Раньи сам
себя, - сначала изгнать захватчиков с Улалуабла, а потом дойдет дело и до
Коссуута!
Вот она, Коссинза, веселая, счастливая, общается с подчиненными с
широкой улыбкой на лице - нечто совершенно новое для нее, непривычное.
Частенько эта улыбка предназначается ему. В последние месяцы, здесь, на
Усилаи, их как-то властно потянуло друг к другу. Да, у него были другие
женщины. Одну, там, на Омафиле, он порой вспоминал. Но Коссинза была с
Коссуута - как и он, в отличие от других, и он доверял ей, знал, что она
не подведет, не предаст.
Тем не менее он и в близости сохранял некую настороженность, не
говорил ей всего, что хотелось бы. Пока что. Она и не требовала от него
полной откровенности. Он был человек "в себе", она и его друзья это знали.
Она любила его и была уверена, что когда она решится, то будет первой,
кому он все скажет.
Тяжеловооруженные транспорты и легкие машины сопровождения неслись на
север на предельной скорости, слегка порой касаясь поверхности озера или
холма. За четыре дня они далеко углубились на территорию, контролируемую
противником. Если их обнаружат, - Раньи это знал, - им придется вернуться.
Таков был приказ, а пытаться изменить его путем целенаправленных
"предложений" времени не было. Однако до сих пор в небе и на горизонте
было чисто, а на земле им встречался только представители дикой фауны,
испуганно разбегавшиеся при их приближении.
В их группе были одни добровольцы, к тому же специально отобранные:
желающие участвовать в опасной операции было больше, чем требовалось.
Половина личного состава бойцов была из землян, половина - из массудов
было еще несколько нетрадиционно смелых гивистамов в качестве водителей и
техников; оружие в руки они брать не могли.
Согласно плану, имелось в виду, что вначале небольшая группа,
примерно десятая часть отряда, должна была проникнуть внутрь
оборонительного периметра и отвлечь на себя внимание противника; после
этого основные силы должны были нанести удары извне по нескольким
направлениям и взломать всю систему обороны. Даже если бы им и не удалось
захватить командный пункт, причиненный противнику ущерб оправдал бы всю
операцию.
Первый-по-Хирургии и его люди безуспешно протестовали против
использования в ней "возрожденных". Никакой военный успех не мог бы
компенсировать возможный ущерб для науки. Думать иначе, аргументировали
они, - это верх нецивилизованности, абсурд. На Омафиле к их мнению
наверняка прислушались бы, но на Улалуабле все было по-другому - планета
была в смертельной опасности, военные сооружения имели здесь неоспоримый
приоритет. Лидеры Вейса, которые при иных обстоятельства поддержали бы
Первого-по-Хирургии, в данном случае проголосовали против.
В пользу такого решения был еще один сильный аргумент. "Возрожденные"
были теперь настоящими людьми и потому могли в полном объеме пользоваться
неотъемлемыми правами Человека. Если бы они предпочли участвовать в
медицинском эксперименте, никто не мог бы заставить их принять участие в
военных действиях. Но в данном случае была обратная ситуация, и опять-таки
никто не имел права препятствовать их выбору.
Раньи вглядывался в проносившийся мимо ухоженный ландшафт этой мирной
планеты. Рядом с ним присела Коссинза. Интересно: в их машинах вообще не
было сидений в общеупотребительном смысле слова; их заменили куски
эластичною материала, похожего на пену. Его поверхность легко принимало
любую форму и в то же время создавала достаточно прочную и мягкую опору,
подходящую для самых различных фигур, веса и объема сидящих - и для
землянина и для массуда, и для гивистама.
Сейчас они неслись по пустынной степи; тучи песка, мелких камешков,
которые поднимал конвой, нарушали растительный покров, распугивали зверье.
Люди Вейса, конечно, были бы не в восторг от такого обращения с их
священной природной средой, но, к счастью, их не было на бортах боевых
машин.
- Когда появился Турмаст, - тихо сказала Коссинза, - и начал
рассказывать нам про все, про тебя, про вас - а мы думали, вы все погибли,
- я, да и остальные тоже, приняли от за сумасшедшего. Свихнулся от
пережитого, - она тоже взглянула через ветровое стекло. - Даже после того,
как он наглядно нам продемонстрировал это самое "предложение", я все еще
сомневалась. Только когда он сказал, что действует по твоему приказу, я
начала верить. Я всегда знала, что ты - лучший среди нас, Раньи-аар. Это
не мое мнение.
Она положила ему руку на плечо.
- Представляю, каково это - первым узнать правду.
Он продолжал глядеть на проносящийся мимо ландшафт этой чужой
планеты, потом повернулся к ней.
- Коссинза, ты ощущаешь себя по-настоящему в "человеческом" качестве?
Или все еще не совсем?
Он изучающе посмотрел ей в лицо. Бледно-голубые глаза, остренький
носик, тонкие губы, большой рот, крутые скулы - цветок, задетый, но не
обожженный огнем. Ему все еще было непривычно видеть женское лицо без
глубоких глазных впадин и вздымающихся вперед надбровных дуг; нос казался
слишком большим, а уши - торчащими. Чего-то было слишком мало, чего-то -
слишком много и все же это лицо было и оставалось красивым - значит, дело
не в форме черепа.
Она убрала руку и откинулась назад.
- Иногда мне кажется, что я всегда была человеком. Хуже всего по
ночам. Во сне вроде как все возвращается.
Ее глаза остановились на закругляющейся верхней крышке кабины.
- Вспомнишь, как росла, училась, друзей, семью. А когда просыпаешься,
приходится делать над собой усилие, чтобы не думать обо всем этом.
- Я иногда думаю: а как наши родители, ашреганы - знали они правду,
или их амплитуры тоже запрограммировали на эту роль и они ее искренне
играли? Иногда я думаю, хорошо бы узнать. Иногда - нет, лучше не знать.
Это чувство разделяли все "возрожденные".
- Мы должны все держаться вместе, - она свернулась калачиком на своем
