качался на боку при каждом шаге. Трибун подумал о том, что им очень
повезло идти в самой голове колонны и пылью от сапог дышали те, кто шел
следом, а не римляне.
Когда армия остановилась на ночлег, он упал на подстилку и тут же
заснул, как за несколько дней перед тем заснул гонец Ономагулоса.
Он проснулся с головной болью и с ломотой в костях, как будто его
опоили зельем.
В полдень на четвертый день похода разведчики-каморы примчались с
запада доложить о большом облаке пыли, которое приближалось к
видессианской армии. Маврикиос не стал рисковать и приказал своим солдатам
встать в боевую линию. Когда приказ Императора дошел до римлян, Марк
почувствовал усталое возбуждение. Так или иначе, подумал он, скоро их
испытания закончатся. Он так вымотался, что ему было почти безразлично,
кто выйдет победителем.
Вскоре они увидели коричневые облака пыли на западе. Солдаты
приготовили к бою оружие. Повсюду можно было видеть, как один воин что-то
горячо говорит другому, видимо, давая последние указания на случай своей
гибели. Пыльные облака приближались. Император послал на разведку две
сотни каморов. Скаурус увидел, как они исчезают в густой пыли. Несколько
минут ожидания показались невыносимо долгими. Когда разведчики галопом
неслись обратно, легко было заметить, что они взволнованы. Каморы
подпрыгивали в седлах, поднимали лошадей на дыбы и бросали в воздух свои
шапки, с которыми не расставались даже в самую жаркую погоду. Снова и
снова они что-то выкрикивали. Наконец всадники приблизились настолько, что
Марк услышал:
- Ономаг! Ономаг!
Трибун очень устал и все же почувствовал, как радостное возбуждение
пробежало по его телу. Ксенофонт, подумал он, чувствовал нечто подобное,
когда из задних рядов его потрепанной армии донесся крик солдата:
"Таласса! Таласса!" ("Море! Море!").
Но впереди шли не только воины Ономагулоса. Казды тоже были там - они
наступали им на пятки. Маврикиос бросил против врагов ударную кавалерию -
видессиан, каморов, катришей и, наконец, намдалени. Могучая атака
островитян отбросила легковооруженного врага и дала возможность уцелевшим
солдатам отряда Баанеса воссоединиться с армией Императора. Радость
встречи была короткой - первый же взгляд на шатающихся от усталости солдат
развеял ее. Крики и стоны раненых, печальный вид изможденного войска - все
это слишком ярко говорило об опасности, с которой армии Маврикиоса еще
предстояло столкнуться.
Ономагулоса осторожно доставили на носилках. На ноге его кровоточила
большая рана от удара копьем.
- Прошу прощения, командир, - извинился Горгидас перед Скаурусом. -
Этим беднягам нужна моя помощь.
Не дожидаясь разрешения трибуна, он поспешил к раненым. Но Марк
смотрел на тех, кто уцелел, и ему совсем не понравилось это зрелище.
Возвратившиеся солдаты потеряли всякий боевой дух, они были побежденными.
Он читал это в их глазах, видел в их осунувшихся неподвижных лицах,
поникших плечах. Они казались ему людьми, понявшими бесполезность попыток
выстоять против снежной лавины. Два слова было у них на устах. "Вода!" -
было первым, и когда им давали флягу, она опустошалась в одно мгновение.
Другое слово произносилось еле слышно. Побежденные не хотели пугать им
своих спасителей. Марк подумал, что они, вероятно, предпочли бы вообще не
произносить его. Но когда один за другим солдаты валились на землю, он
слышал, как затихали их голоса, как сквозил в них страх. Поскольку имя,
наводившее ужас, шептали все вокруг, Марку потребовалось всего несколько
минут, чтобы разобрать его: "Авшар". Тогда он понял все.
Марк видел, что строй его солдат нарушился. Их тормозили беженцы
Баанеса, которые еле плелись. Солнце уже село. Вместо того, чтобы
двинуться быстрым маршем, - а ситуация того требовала - Император приказал
разбить лагерь, решив выступить в поход завтра утром. Этот приказ встретил
полное одобрение солдат.
Марк вынужден был признать, что постоянная угроза нападения делала
армию более боеспособной. Палисады из бревен и грубые насыпи были
возведены с такой быстротой, что даже римляне не могли угнаться за
видессианами. Кавалерия, которая отогнала каздов от солдат Ономагулоса,
теперь защищала их лагерь.
Сражение было нелегким. Железная лавина намдалени отбросила каздов,
но отнюдь не подавила их желания подраться. С запада к ним постоянно
приходили свежие силы, и казды устроили настоящую битву. Поднялась та
обычная сумятица, которая случается, когда сталкиваются крупные
кавалерийские соединения.
Отряды конников брали разбег, сшибались, отходили и снова нападали
друг на друга. Стрелы тучами летели из луков, и сабли вспыхивали в лучах
солнца.
- Хорошо, что мы уже почти покончили со строительством укреплений, -
сказал Гай Филипп, вглядываясь в пыльную дымку на западе. - Я не думаю,
что наши кони там слишком хорошо скачут. Эти кровавые ублюдки кое-что
понимают в верховой езде. Кстати, сколько их там?
На это у Скауруса ответа не нашлось. Пыль и расстояние делали
невозможными точные подсчеты сил противника Более того, казды и их
двоюродные братья - каморы, которые воевали под стягами Императора, имели
запасных лошадей для каждого дня, и это создавало иллюзию еще большей
численности неприятеля. Но если отбросить в сторону цифры, то центурион, к
сожалению, прав, как всегда.
Намдалени были мастерами и побеждали каздов в ближнем бою, каморы
уравнивали их в скорости. Но видессиане, которые составляли костяк
имперской кавалерии, не могли сокрушить врага вблизи или сразиться с ним
на расстоянии.
Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее конники Маврикиоса
стали отступать к не готовым еще фортификационным сооружениям.
Марк услышал победные крики преследовавших их каздов. Отступавшие
кавалеристы не могли войти в ворота лагеря, где столпились видессиане и
наемники. Возникла давка. Враги с криками и гиканьем посылали стрелу за
стрелой в удобные мишени. Солдаты медленно валились с седел, раненые
лошади дико ржали и разбегались в разные стороны, еще более усиливая хаос
у ворот.
Хуже всего было то, что в сумерках и неразберихе никто не мог
отличить каморов от наездников Казда. Несколько десятков вражеских воинов
незамеченными ворвались в лагерь и начали убивать всех, кто попадался им
под руку. Вскоре их уничтожили, но потрясенный Скаурус увидел, как один
казд, зарубив трех солдат-пехотинцев, взвился на лошади, перемахнул
метровый палисад и исчез в темноте. Каморы тоже погибали - их по ошибке
принимали за кочевников-каздов. Один из каморов, увидев, как убивают его
товарищей, с саблей бросился на видессиан с явным желанием отомстить за
смерть своих соплеменников. Война внутри императорской армии стала такой
же реальной опасностью, как и война с внешним врагом.
Позднее Марк слышал, как Фостис Апокавкос говорил об этой ужасной
ночи: "Я лучше сразу умру, чем еще раз пройду через такой кошмар".
Из гордого, уверенного в себе войска, которое выступило из Видессоса,
армия превратилась в первые вечерние часы этого дня в запуганную толпу,
прятавшуюся за неуклюжими баррикадами, которые были единственным, что еще
кое-как спасало их от когтей безжалостного врага. Если бы казды продолжали
атаковать видессиан, они бы сломали их, как сухие веточки. Но кочевники
побоялись нападать на защищенный лагерь. Угроза поражения отступила, и
постепенно Император опять начал собирать своих воинов в кулак. Казалось,
он одновременно находился в тысяче мест, всюду мелькали его позолоченные
доспехи и красные императорские сапоги. Он пинал ногами ленивцев и
приказывал им бежать к палисаду. Его положение было сейчас незавидным, но
Император был настоящим воином, он не привык сдаваться без борьбы.
Когда Маврикиос подошел к той части лагеря, где стояли римляне, нечто
вроде одобрения мелькнуло на его усталом лице.
- Очень аккуратно, - похвалил он Скауруса. - Ров, частокол, насыпь,
да и вода тоже, как я вижу. Как на учениях. В твоих солдатах силен боевой
дух.
- В достаточной мере, Ваше Величество, - ответил Марк.
- Нет нужды хвастаться этим, - заметил Виридовикс. - У этих римлян
слишком толстая кожа, чтобы они могли испытывать страх.
Гай Филипп по привычке вспыхнул, но Император жестом остановил его.
- Спокойно, спокойно, в такую ночь, как эта, лучше не ссориться, даже
если на то и есть причина. Видит Фос - я говорю правду.
Даже красные отблески походных костров не окрашивали его лица. В
дрожащем свете огня он выглядел бледным и постаревшим. Плечи его согнулись
под тяжким бременем. Он повернулся и ушел проверять другой отряд.
Брат императора Туризин тоже занимался инспекцией, однако он
разговаривал с растерянными солдатами в своем, более прямом стиле.
- Ты, болван! Клянусь Фосом, я еще не встречал такого разгильдяя! -
услышал Марк его крики недалеко от того места, где он стоял. - Дай мне
этот лук, ты, бесполезный кусок дерьма.
Зазвенела тетива. Туризин выругался - он промахнулся Он снова пустил
стрелу. Где-то в темноте заржала в агонии лошадь.
- Вот так-то, - сказал Севастократор. - Вот так надо это делать!
Странно, но Ортайяс Сфранцез тоже помогал сплотить армию. Он бродил
по лагерю, декламируя разную чушь:
- Умные солдаты, - а я назову вас скорее философами, чем воинами, -
вы должны показать варварам, что их желание одолеть вас бесплодно.
Или:
- Души Казда обречены, и у них нет второй жизни. Их тела так же
уязвимы, как наши. Их легко сбросить в пучину смерти.
Это зрелище было, вероятно, до ужаса нелепым. Солдаты улыбались,
слушая величественные тирады своего командира, а в такое время на их лицах
нечасто можно было увидеть улыбку. Более того, несмотря на то, что Ортайяс
предавался длиннейшим рассуждениям, говорил он правду, и те, кто его
слушали, в общем, не могли с ним не согласиться.
Среди солдат ходили и жрецы, молясь вместе с ними и повторяя клятву
верности Видессосу.
Никому в эту ночь не было дела до ереси намдалени или до претензий
васпуракан на первородство. Перед лицом смертельной опасности каждый
понимал необходимость сплочения.
Язычники-каморы наравне со всеми произносили слова присяги. Жрецы не
подходили к кочевникам, но они клялись чиновникам Маврикиоса. И то, что
они после роковой стычки у ворот давали эту присягу не сразу, убедило
Марка в том, что слово их было крепко. Если бы они задумали предательство,
они клялись бы без раздумий, чтобы обман был более достоверным.
- А, здравствуй!.. - Рядом с трибуном появился Нейпос, который
какое-то время оставался незамеченным. Маленький жрец выглядел суровым,
что так не подходило к его пухлому веселому лицу. Он нерешительно сказал:
- Могу ли я предложить тебе и твоим солдатам присоединиться к тем,
кто дает клятву верности Видессосу! Я не хочу обидеть тебя, и у меня нет
ни малейших сомнений в вашей преданности, но похоже, что сейчас это
сделать необходимо.
- Конечно, - кивнул Скаурус. Если бы римляне были выделены из всех
остальных и не были приглашены принять участие в церемонии, это был бы
плохой знак, но, как уже сказал жрец, сегодня каждый солдат в лагере
клялся в верности.
- Но какая клятва подойдет тебе? Ведь большинство Моих людей не
следует вашей вере.
Нейпос почесал свою выбритую голову.
- Сложный вопрос. Может быть, у тебя есть какие-нибудь предложения по
этому поводу?
Марк немного подумал.
- У нас есть такой обычай: когда ты идешь на службу в легион, ты
