правды"... А там уже и радио на подхвате, и телевидение, и
рекламно-коммерческие структуры, само собой... Схвачено - все. У нас так:
если уж схвачено, то - схвачено... Мы (у нас) - такие.
Галдели, хватали друг у дружки из рук, листали, любовались,
гордились, отпускали уважительные шуточки, пока наконец, уловив в ласковых
и теплых волнах всеобщей эйфории ледяные струйки усталой скуки, он не
отобрал у них решительно книжку со словами:
- Все. Хватит. Иду в горизонталь... И если какая-нибудь падла
осмелится побеспокоить меня раньше десяти - молитесь!..
Нестройный хор пожеланий доброй ночи проводил его и остался за дверью
на жилую половину.
Он прошел через биллиардную, темную, холодную, пропахшую хорошим
табаком, одеколоном и еще чем-то, мелом, наверное. За целиком стеклянной
стеной слева и здесь тоже стоял непроницаемый туман, подсвеченный красным.
Поблескивали в сумраке лакированные поверхности, слабо светлели шары,
тяжелые и неподвижные на сукне стола.
Он уже миновал стол и стойку для киев и уже взялся за теплую
деревянную дверную ручку, как вдруг испытал шок, мгновенный и болезненный
- вздрогнул, обомлел, даже пОтом, кажется, его окатило: кто-то тихо сидел
в самом темном углу, в "курительной", за столиком, где пепельница,
окруженная пачками сигарет и пакетами табака, - кто-то угольно-черный,
темнее тьмы, с выставленной вперед бешеной бородкой Грозного царя...
Николас. Про него доносили, что бородку отпустил... бороденку... и
сделался он, якобы, сразу же похож на Иоанна Грозного в исполнении артиста
Николая Черкасова... И блестели влажные во тьме неподвижные глаза.
Не было там никого. Морок. Угрюмая игра теней и отсветов. Господь с
ним, нельзя о нем так много думать, не стоит он того. Ей-богу, не стоит...
Он передохнул, преодолев судорогу, и вышел в гостиную, - на свет, в
тепло, мягкость и уют Золотой гостиной.
Здесь все было белое и золотистое, нарядное, несколько помпезное и
казенное... министерство иностранных дел... Он не любил эту комнату. Это
было помещение для дипломатических отправлений - вместилище роскошной
мебели, золотистых драпировок и пригашенных бра, похожих на полузакрытые в
распутной неге глаза. Но - красивое - красивое помещение, ничего не
скажешь.
Он, торопливо и не слыша собственных шагов по обтянутому сукном полу,
миновал Золотую и, совсем уже собравшись повернуть в анфиладу, в последний
момент раздумал и повернул в кабинет.
Здесь снова оказалось темно и прохладно, даже холодно. Слабо мерцал
звездным небом экран компьютера на рабочем столике, и компьютер на большом
столе тоже работал - модемы бесшумно и стремительно качали информацию -
мегабайты, гигабайты, и что там еще идет за "гигами" (и все тут же
запускалось в обработку, которой он теперь уже не понимал, даже и не
пытался: там работали какие-то незнакомые, сумасшедшей сложности программы
и принципы) - в прорву, в невообразимые свалки, склады, кладбища
информации, - и все это могло оказаться полезным, могло понадобиться ему в
любой момент, и никогда почти не становилось полезным, и никогда не
надобилось, оставаясь навеки в невидимых и неосязаемых штабелях, грудах,
рулонах, пластах...
Сама мысль об обладании этой неописуемой сокровищницей возбуждала.
Или - делала глупым? Или не глупым, а просто ребенком? Ведь все
компьютерщики - будь они программеры, хакеры или простые юзеры-чайники -
все они дети: они играют. Всегда. Чем бы они ни занимались - они играют,
играют роскошной умной игрушкой. Самозабвенно играющие, счастливые дети...
Он решительно уселся за пульт и вызвал программу PERS. На экране
появилось: ФАМИЛИЯ. Он набрал: КРАСНОГОРОВ, и машина тотчас высветила
новый вопрос: ИМЯ, и еще красную семерку рядом. Это означало, что
Красногоровых у нее в памяти теперь уже семеро и она просит уточнения,
который именно из них нужен. В прошлый раз Красногоровых значилось пятеро,
а давно ли, казалось бы, это было?
- Размножаются, как проститутки... - проворчал он, набирая свое имя.
Машина откликнулась неожиданно и как-то даже странно:
- СТАС, - появилось на экране и: - СТАНИСЛАВ.
- Что такое? - спросил он у нее недовольно, но тут же понял: сам и
виноват - набирая свое имя, снебрежничал и набрал СТАСЛАВ. - Понятно,
понятно, - пропел он, - значит, какой-то еще Стас у нас теперь объявился.
Посмотрим, что это за Стас такой... - и он выбрал СТАС.
Оказалось тут же, что это некий Стас Красногоров, настоящая фамилия -
Кургашкин Сергей Андреевич, 35 лет, рок-певец, руководитель группы
"Хозяин", автор знаменитого шлягера того же названия.
- Это уже - слава, - сказал он, саркастически улыбаясь. - Если уж
твое имя псевдонимом делают это - слава... А рейтинг - падает, между
тем... "Осрамимся, провалимся", - процитировал он привычно и прошелся
пальцами по клавиатуре - наугад.
Вполне бессмысленное УФЖКАН появилось на экране, компьютер задумался
на секунду, но и тут не ударил в грязь лицом.
- УФЖКАН - НЕТ ДАННЫХ. ВАРИАНТ: УВАЖКАН АЛЕКСЕЙ БАРЕЕВИЧ.
Но ему мало дела было до этого неожиданного Уважкана, он вдруг ни с
того, ни сего вспомнил и набрал: КИКОНИН ВИКТОР ГРИГОРЬЕВИЧ - как он там
поживает, давно что-то не виделись...
Этого человека машина, конечно же, знала, но, видимо, не близко. Она
знала вполне добропорядочного, унылого и суконно-скучного член-кора,
сотрудника двух Академий (Военно-Медицинской и Сельскохозяйственной),
директора Института Генетики сельскохозяйственных животных, почетного
члена трех международных фондов и тэ дэ, и тэ пэ в том же роде на весь
экран. Кому это интересно и кто это захочет прочитать? Где сведения о
пристрастиях и предрасположениях? Где интим? Где привычки, грехи и
спотыкания? Где компромат? Ниточки с крючочками, за которые потянешь
человека, и он твой? У Кузьмы Иваныча наверняка все это есть. Вот бы
заглянуть!.. Не даст ведь ни за что. "Ни-ни-ни, Станислав Зиновьевич! И
думать не моги! Зачем это вам? Три дня потом не отмоетесь... Да и нет у
меня ничего. Сами же запретили компромат использовать, а если его не
использовать, то хрена ли его в памяти держать, спрашивается? Только место
занимать..."
Все и непрерывно - лгут. Точнее: все МЫ непрерывно и ожесточенно
лжем. Одни - с кривой виноватой ухмылкой, другие - рвотный спазм
мучительно преодолевая, а третьи - не без лихости даже, с вызовом и с
боевым напором. Но - все...
Мирлина выписать, подумал он. Семку сюда выписать и поставить над
всеми нами, чтобы не давал врать. Мысль эта воспламенила его, но только на
мгновение - холодный голос как бы извне тотчас напомнил: он же старый
хрен, ему же за семьдесят сейчас, опомнись, его, может быть, уже и на
свете-то нет... Давай-давай, старое чудило, набери его имя, набери: Мирлин
Семен Батькович... видишь, даже отчества его не помнишь... а может быть, и
не знал никогда... Семен Батькович: ЮАР, редактор газеты такой-то (на
африкаанс газетка-то, тоже не упомнишь, хуже любого отчества)... помер
тогда-то и там-то... Этого тебе хочется? Нет. Не этого. Только не этого,
ради Бога... Совесть чужую над собой захотелось поставить? Своя - не
справляется? Да, неплохо бы. Так вот: обойдешься. Раньше обходился и далее
- тоже обойдешься. И все. Минуту слабости предлагается считать
благополучно истекшей...
Но он все-таки еще позволил себе набрать Николаса.
Конечно, здесь материалов было полно. И компромат был тоже, но почти
все место занимали подробные пересказы последних его выступлений - перед
ветеранами, перед абстинентами, перед феминистками, перед генштабистами -
с точными цитатами и подробным перечислением сопутствующих обстоятельств:
численность аудитории, возрастной состав, как реагируют, на что НЕ
реагируют... Разумеется, в аналитическом разделе было отмечено то, о чем
сегодня говорил Эдик: неожиданно-повышенное внимание объекта к дружбе
Станислава Зиновьевича с Виктор Григорьевичем. ("Может ли поссориться
Станислав Зиновьевич с Виктором Григорьевичем?" Какого черта? Причем здесь
Виконт? Почему вдруг всплыл во всех этих речах, эссе, спичах и тостах
Виконт? Случайность? Случайностей не бывает, заметил по этому поводу
простой человек Кузьма Иваныч, и никто не решился его оспорить).
Здесь было много любопытного хлама, но вот самого Николаса во всем
этом хламе - не было. Не было уродливого, неуклюжего, туповатого,
косноязычного, феноменально БЕСПЕРСПЕКТИВНОГО человечка, который однажды
(почему? Что побудило? Как случилось?) вдруг взял себя за шкирку,
встряхнул, словно пса дрожащего, и в несколько лет сотворил над собою
чудо...
(Звали его, между прочим, изначально - Никита. Это он звал себя Ник:
начитался Хемингуэя - "Трехдневная непогода", "Что-то кончилось", "Какими
вы никогда не будете" и тому подобное - "Пятая колонна и Двадцать восемь
рассказов". Насмешники в институте переделали Ника в Николаса - так это и
прилипло к нему, осталось на всю жизнь. Но только ЭТО. Все же остальное -
изменилось. И не само собою изменилось, не по щучьему веленью, ничего
сказочного в этом изменении не было, кроме того, конечно, что не бывает
так у нормальных людей. Нормальные люди - слабы, вялы и безвольны.
Нормальные люди удовлетворяются тем, что им Бог дал, а если ничего Он им
не дал, то лакают пивко и тихо злобствуют по поводу тех, блин, которым
больше других нужно. А Ник-Николас был не нормальный, он был типичный
self-made-man. Таких и нет в природе вовсе, никогда не было и скоро совсем
не будет....
Косноязычный? Демосфен тоже был, по слухам, косноязычный. Если ты
хочешь стать оратором, надо говорить - много, громко, долго. Год. Два.
Маме, сестренке, зеркалу. Ежедневно и по нескольку часов...
Если хочешь, слуха почти не имея, научиться играть на гитаре, надо
купить самоучитель, гитару, и играть. Долго. Много. Год. Два. Ежедневно.
Сестренке, сестренкиным подружкам-насмешницам. Ритчи Блэкмора из тебя не
получится, но порадовать общество, при необходимости, ты сумеешь...
Еще в школе физрук, оглядев его с некоторым даже изумлением, сказал
озабоченно: "Прыгать ты не будешь - бабки короткие. И в баскет не
будешь... и в волейбол... Может быть, гранату метать?.." У него реакция
была - ни к черту. И неуклюж он был, как чайник. Он был от рождения и
навсегда заторможен самим Господом Богом. Он был не просто неспортивен, он
был АНТИспортивен. И тогда он стал играть в пинг-понг. Много. Часто.
Каждый вечер. Под сдавленный хохот партнеров и хорошеньких зрительниц. Уже
в институте, в коридоре на третьем этаже. До обалдения. Вы знаете, как это
выглядит: чайник, пытающийся играть в пинг-понг?.. До отвращения. В ущерб
науке... Первой ракеткой курса он не стал, но третьей, между прочим, -
таки-да, сделался. И отхватил вдруг при сдаче норм разряд на пять тысяч
метров. А десять тысяч пробежал так, что его послали было на спартакиаду
студентов, но он отказался ехать - ему сделалось неинтересно, ведь он уже
добился своего: в очередной раз преодолел в себе чайника и заполучил то,
чего недодал ему Господь Бог...
Да и времени не было совсем. Ему предстояло еще преодолеть абсолютную
неспособность свою к языкам, к танцам, к плаванию и к живописи... И он все
это преодолел - весь свой почти музейный набор прорех, антиспособностей,
дыр и убожеств, доставшийся ему от природы. Так что к тридцати годам
остались в нем от природы только: костлявое личико, морщинистая, жилистая,
