это верно. Когда были испытаны первые планетолеты-автоматы, тоже много
говорили о том, что межпланетникам останется только снимать пенки. А
когда Акимов и Сермус запустили первую СКИБР - систему кибернетических
разведчиков, - Ашмарин даже хотел уйти из Десантников. Это было двадцать
лет назад, и с тех пор ему приходилось не раз прыгать в ад за
исковерканными обломками СКИБРов и делать то, что не смогли сделать они.
Конечно, и автоматические корабли, и СКИБРы, и эмбриомеханика - все это в
огромной степени увеличивает мощь человека, но полностью заменить живой
мозг и горячую кровь механизмы не способны. И, наверное, никогда не будут
способны. Новичок, подумал Ашмарин про Сорочинского. И болтлив
неумеренно.
Когда Гальцев в четвертый раз сказал "ерунда", Ашмарин полез из
машины. При виде его Сорочинский замолчал и вскочил. В руках у него была
половинка недозрелого арбуза, из нее торчал нож. Гальцев продолжал
сидеть, скрестив ноги.
- Хотите арбуз, Федор Семенович? - спросил Сорочинский.
Ашмарин помотал головой и, засунув руки в карманы, стал смотреть на
вершину сопки. Красные отблески на полированной поверхности Яйца тускнели
на глазах. Быстро темнело. Из тумана вдруг поднялась яркая звезда и
медленно поползла по густо-синему небу.
- Спутник Восемь, - сказал Гальцев.
- Нет, - уверенно сказал Сорочинский. - Это Спутник Семнадцать. Или
нет - это Спутник Зеркало.
Ашмарин, который знал, что это Спутник Восемь, стиснул зубы и пошел
к сопке. Сорочинский ужасно надоел ему, и надо было осмотреть кинокамеры.
Возвращаясь, он увидел огонь. Неугомонный Сорочинский развел костер
и теперь стоял в живописной позе, размахивая руками.
- ...цель - это только средство, - услыхал Сидоров. - Счастье не в
самом счастье, но в беге к счастью...
- Я это уже где-то читал, - сказал Гальцев.
Я тоже, подумал Ашмарин. Не приказать ли Сорочинскому лечь спать?
Ашмарин поглядел на часы. Светящиеся стрелки показывали полночь. Было
совсем темно.
4
Яйцо лопнуло в два часа пятьдесят три минуты. Ночь была безлунная.
Ашмарин дремал, сидя у костра, повернувшись к огню правым боком. Рядом
клевал носом краснолицый Гальцев, по другую сторону костра Сорочинский
читал газету, шелестя страницами. И вот Яйцо лопнуло.
Раздался резкий пронзительный звук. Затем вершина сопки озарилась
оранжевым светом. Ашмарин посмотрел на часы и встал. Вершина сопки
довольно четко выделялась на фоне звездного неба. И когда глаза,
ослепленные костром, привыкли к темноте, он увидел множество слабых
красноватых огоньков, медленно перемещающихся вокруг того места, где
находилось Яйцо.
- Началось! - зловещим шепотом произнес Сорочинский. - Началось!
Витя, проснись, началось!..
- Может быть, ты помолчишь, наконец? - быстро сказал Гальцев. Он
тоже говорил шепотом.
Из всех троих только Ашмарин знал, что происходило на вершине.
Первые десять часов после пробуждения механозародыш настраивался на
обстановку. Абстрактные команды, заложенные в позитронное управление,
видоизменялись и исправлялись в соответствии с внешней температурой,
составом атмосферы, атмосферным давлением, влажностью и десятками других
факторов, определенных рецепторами. Дигестальная система - великолепный
"высокочастотный желудок" эмбриомеханической системы - приспосабливалась
к переработке лавы и туфа в полимеризованный литопласт, нейтронные
аккумуляторы готовились отпускать точные порции энергии для каждого
процесса. Когда настройка закончилась, механизм начал развиваться. Все в
Яйце, что не понадобилось для развития в данной обстановке, пошло на
переделку и укрепление рабочих органов - эффекторов. Потом дело дошло до
оболочки. Оболочка была прорвана, и механозародыш принялся осваивать
подножный корм.
Огоньков становилось все больше, они двигались все быстрее.
Послышались жужжание и визгливый скрежет - эффекторы вгрызались в почву и
перемалывали в пыль куски туфа. Пых, пых! - бесшумно отделились от
вершины и поплыли в звездное небо клубы светящегося дыма. Неровный
дрожащий отсвет на секунду озарил странные, тяжело ворочающиеся формы,
затем все снова скрылось. Скрежет и треск усилились.
- Может подойдем поближе? - умоляюще сказал Сорочинский.
Ашмарин не ответил. Он вдруг вспомнил, как испытывался первый
механозародыш, модель Яйца. Это было несколько лет назад. Тогда он был
еще совершенным новичком в эмбриомеханике. В обширном павильоне возле
Института разместился механозародыш - восемнадцать ящиков, похожих на
несгораемые шкафы, вдоль стен и огромная куча цемента посередине. В куче
цемента прятались эффекторная и дигестальная системы. Вахлаков махнул
рукой, и кто-то включил рубильник. Они просидели в павильоне до позднего
вечера, забыв обо всем на свете. Куча цемента таяла, и к вечеру из пара и
дыма возникли очертания стандартного литопластового домика на три
комнаты, с паровым отоплением и автономным электрохозяйством. Он был
совершенно такой же, как фабричный, только в ванной остались керамический
куб - "желудок" - и сложные сочленения гемомеханических эффекторов.
Вахлаков осмотрел домик, тронул ногой эффекторы и сказал:
- Пожалуй, хватит кустарничать. Надо делать Яйцо.
Вот тогда было впервые произнесено это слово. Потом было много
работы, много удач и очень много неудач. Эмбриомеханические системы
учились настраивать себя, приспосабливаться к резким изменениям
обстановки, самовосстанавливаться. Они учились безотказно служить
человеку в самых сложных и опасных условиях. Они учились развиваться в
дома, экскаваторы, ракеты, они учились не разбиваться при падении с
огромной высоты, не выходить из строя в волнах расплавленного металла, не
бояться абсолютного нуля. Сотни человек, десятки институтов и лабораторий
помогали механозародышу превратиться в то, чем он стал теперь - в Яйцо.
Нет, это хорошо, что Ашмарину пришлось остаться на Земле. И кто он такой,
чтобы претендовать на большее?
На вершине холма клубы светящегося дыма взлетали все чаще и чаще,
треск, скрип и жужжание слились в непрерывный дребезжащий шум. Блуждающие
красные огоньки образовывали цепочки, цепочки сливались в причудливые
подвижные линии. Розовое зарево занималось над ними, и уже можно было
различить что-то огромное и горбатое, качающееся, словно лодка на волнах.
Ашмарин снова взглянул на часы. Было без пяти четыре. Видимо, лава и
туф оказались благоприятным материалом: купол рос гораздо быстрее, чем на
цементе. Интересно, что покажут температурные измерения? Механизм
надстраивает купол с верхушки к краям, и при этом эффекторы забираются
все глубже в сопку. Чтобы купол не оказался под землей, механозародышу
придется позаботиться либо о свайных подпорках, либо о передвижении
купола в сторону от ямы, которую вырыли эффекторы. Ашмарин представил
себе добела раскаленные края купола, к которым лопаточки эффекторов лепят
все новые и новые частицы вязкого от жара литопласта.
На минуту вершина сопки погрузилась в тишину, грохот смолк,
слышалось только неясное жужжание. Механизм перестраивал работу
энергетической системы.
- Сорочинский, - сказал Ашмарин.
- Я, - сказал из темноты Сорочинский.
- Обойдите сопку справа и ведите наблюдение оттуда. На сопку не
подниматься ни в коем случае.
- Бегу, Федор Семенович.
Было слышно, как он шепотом попросил у Гальцева фонарик, затем
желтый кружок света запрыгал по гравию и исчез.
Грохот возобновился. Снова над вершиной сопки загорелось розовое
зарево. Ашмарину показалось, что черный купол немного переместился, но он
не был уверен в этом. Он с досадой подумал, что Сорочинского надо было
послать в обход сопки сразу, как только зародыш вылупился из Яйца.
Впрочем, обо всем в должное время отчитаются кинокамеры.
И вдруг что-то оглушительно треснуло. На вершине полыхнуло красным.
Медленная багровая молния проползла по черному склону и погасла. Розовое
зарево стало желтым и ярким и сейчас же заволоклось густым дымом.
Бухающий удар расколол небо, и Ашмарин с ужасом увидел, как в дыму и
пламени, окутавших вершину, поднялась огромная тень. Что-то массивное и
грузное, отсвечивающее глянцевитым блеском, закачалось на тонких
трясущихся ногах. Бухнул еще удар, еще одна раскаленная молния зигзагом
прошла по склону. Дрогнула земля, и тень, повисшая в дымном зареве,
рухнула.
Тогда Ашмарин побежал на сопку. В сопке что-то гремело и трещало,
волны горячего воздуха валили с ног, и в красном пляшущем свете Ашмарин
видел, как падают, увлекая за собой куски лавы, кинокамеры - единственные
свидетели того, что произошло на вершине.
Он споткнулся об одну камеру. Она валялась, растопырив изогнутые
ноги штатива. Тогда он пошел медленнее, и горячий гравий сыпался по
склону ему навстречу. Наверху стало тихо, там что-то еще тлело в дыму.
Потом раздался еще один удар, и Ашмарин увидел несильную желтую вспышку.
На вершине пахло горячим дымом и чем-то незнакомым и кислым. Ашмарин
остановился на краю огромной воронки. Собственно, это была не воронка, а
яма с почти отвесными краями, и в этой яме лежал на боку почти готовый
купол, герметический купол на шесть человек, с тамбуром и кислородным
фильтром. В яме тлел раскаленный шлак, на его фоне было видно, как слабо
и беспомощно двигаются потерявшие управление гемомеханические щупальца
зародыша. Из ямы тянуло горелым и кислым.
- Да что же это? - сказал Сорочинский.
Ашмарин поднял голову и увидел Сорочинского, стоявшего на
четвереньках на самом краю.
- Дед бил, бил - не разбил, - уныло сказал Сорочинский. - Баба била,
била...
- Молчать, - тихо сказал Ашмарин.
Он сел на край ямы, спустил ноги и стал спускаться.
- Не надо, - сказал Гальцев. - Опасно.
- Молчать, - сказал Ашмарин.
Надо было немедленно понять, что произошло. Не может быть, чтобы
подвела конструкция Яйца, самой совершенной из машин, созданных
человеком. Самой неуязвимой машины, самой умной машины.
Сильный жар опалил лицо. Ашмарин зажмурился и соскользнул вниз мимо
докрасна раскаленного края купола. Он встал и огляделся. Он сразу увидел
оплавленные бетонные своды, ржавые почерневшие прутья арматуры, широкий
темный проход, который вел куда-то в глубину сопки. Он шагнул вперед, но
чуть не упал, споткнувшись о что-то тяжелое и круглое. Ашмарин нагнулся.
Он не сразу понял, что собой представляет этот серый металлический
обрубок с округлым утолщением на конце, а когда понял, то понял все. Это
был артиллерийский снаряд.
В сопке была пустота. Сто лет назад какие-то мерзавцы устроили
залитое бетоном темное помещение и сложили сюда артиллерийские снаряды.
Зародыш не мог знать, что здесь склад снарядов. Он не мог знать что это
такое - артиллерийский снаряд, потому что люди, которые дали ему
программу жизни, давным-давно забыли о том, что это такое. Кажется,
снаряды заряжались тротилом. И вот в одном их этих снарядов сработал
взрыватель, от жара или от толчка. Все, что могло взорваться, начало
взрываться. И замечательная машина превратилась в кучу хлама.
Сверху посыпались камешки. Ашмарин поглядел вверх и увидел, что к
нему спускается Гальцев. По противоположной стене спускался Сорочинский.
- Куда вы лезете? - спросил Ашмарин.
