левой руки - пустой рукав заправлен под пояс комбинезона. И все-таки это
был Петров!
Ружена побежала к нему навстречу. Они обнялись. Человек с рыжей
бородой и сутулый человек тоже остановились. Это были Ларри Ларсен и тот
незнакомый пилот, которого полгода назад провожала девушка в оранжевом.
Мы молча окружили их. Мы смотрели во все глаза. Петров торжественно
сказал:
- Здравствуйте, товарищи! Простите, многих из вас я, вероятно,
позабыл. Ведь мы виделись в последний раз семнадцать лет назад...
Никто не проронил ни слова.
- Кто начальник ракетодрома? - спросил Петров.
- Я, - сказал начальник Северного ракетодрома.
- Мы потеряли свои авторазгрузчики, - сказал Петров. - Будьте добры,
разгрузите корабль. Мы привезли много интересного.
Начальник Северного ракетодрома смотрел на него с ужасом и
восхищением.
- Только не трогайте шестой отсек, хорошо? В шестом отсеке две мумии.
Сергей Завьялов и Сабуро Микими... Мы привезли их, чтобы похоронить на
Земле. Мы везли их пять лет. Так, Ларри?
- Так, - сказал Ларри Ларсен. - Сергея Завьялова мы везли пять лет.
Микими мы везли четыре года. А Порта остался там. - Ларри улыбнулся,
борода его затряслась, и он заплакал.
Петров повернулся к Ружене:
- Пойдем, Руженка. Пойдем. Мы вернулись и привезли Земле в подарок
далекие миры. Ты видишь, я вернулся!
Она смотрела на него так, как никогда ни одна женщина не смотрела и
не посмотрит на меня.
- Да... - сказала она. - Ты вернулся...
Она зажмурилась и помотала головой. Они пошли, обнявшись, через
толпу, и мы расступились перед ними.
На "Цифее" она прощалась с ним навсегда. А встретила его через
полгода. Он уходил на двести лет. А вернулся через семнадцать. Ему
удалось это. Ему все всегда удавалось. Но как?
Я не знаю, как это объяснить и можно ли это объяснить. Я ведь только
поэт. Я не физик.
2. Артистка Ружена Наскова
- Будет дождь, - сказал Валя.
Мы сидели на диване перед балконом и глядели в низкое небо над
матовыми крышами города.
- Дождь, - повторил он. - Я очень давно не видел дождя. Там не было
дождей.
- Почему? - спросила я.
- Не знаю. Не было...
Быстро темнело, и мы сидели, не зажигая света. Я обняла его за плечи.
- Не надо, Руженка, - сказал он тихо.
Я почувствовала под пальцами его пустой рукав.
- Не говори глупостей!
- Но это, наверное, очень неприятно.
- Не говори глупостей, - повторила я. - Лучше помолчи.
- Мы и так все время молчим...
Ветер колыхнул поднятую штору, и было слышно, как сзади в комнате
зашуршала бумага.
- Как здорово - ветер! - сказал Валя и закрыл глаза.
- Ветра там тоже не было? - спросила я. Я прижалась лицом к его
плечу.
- Тебя там не было, - услышала я.
В городе зажглись огни, тучи стали красноватыми и опустились еще
ниже. Сразу хлынул дождь и забарабанил по стеклам.
- Хочешь, я закрою балкон?
- Ой, не надо! Сиди! - сказал он и очень больно стиснул мои пальцы.
- Валька! - прикрикнула я.
Он отпустил мою руку.
- Прости, Руженка, я не хотел...
Я посмотрела ему в глаза.
- Ты стал какой-то железный, - сказала я. - Твердый, как полено. И
ужасно сильный.
- Так и должно быть, - усмехнулся он. - Я стал невозможно сильный. Все
калеки сильные.
- Какая чепуха! Это не оттого...
- Да, не оттого, - согласился он, - Это от перегрузок.
- Не надо, - попросила я. - Не надо рассказывать. Подожди...
Я снова прижалась лицом к его плечу. Дождь все шел. У балконных
дверей скопилась лужица, и струйка черной воды медленно поползла в
комнату. Я снизу вверх поглядела на Валю. Он смотрел на черную струйку
остановившимися глазами.
- Не надо, - прошептала я. - Не надо вспоминать. Постарайся сегодня
ничего не вспоминать. Не будем сегодня вспоминать.
- Очень жалко Сергея, - медленно сказал он.
- Очень. Он был такой славный...
- Он был замечательный, - сказал Валя.
Я вспомнила Сергея, как всего год назад он приходил к нам, и другие
межпланетники приходили к нам и ночи напролет кричали друг на друга на
ужасном русско-французско-китайско-английском жаргоне, говорили о теории
тяготения, о тау-механике, о каких-то специальных разделах математики. Я
и не пыталась понять что-либо, а ведь они тогда обсуждали планы этого
необыкновенного опыта.
Нет, ничего нельзя забыть. Не забыть, как тот отвратительный толстяк
сказал: "Петров просто испугался. Это бывает в Пространстве". Как
приходил Саня Кудряшов и сидел вечерами, согнувшись у стола, жалкий и
страшный. Я знала, что он так любит, что страшно сидеть с ним рядом, и
думала, что это судьба. А Саня однажды сказал: "Ведь он мог просто
погибнуть, Ружена. Просто погибнуть в самом обычном рейсе". Он сказал
так, потому что хотел утешить меня, но я его до сих пор не могу простить.
Я все время хотела быть одна. Рядом со мной кипела огромная прекрасная
жизнь, мои родные люди учились, любили, строили, а я не могла быть с
ними. Я перестала петь, никуда не выходила, ни с кем не разговаривала. Я
завидовала. Или, может быть, я надеялась. Вероятно, с самого начала в
глубине души я надеялась, что Валя может совершить невозможное. Разве это
можно забыть? И вот он вернулся.
Валя встал, подошел к балкону и закрыл дверь. Я сказала:
- Будем пить чай. Хочешь?
- Угу... Еще как!
Он прошел через комнату и включил свет.
- Ничего не изменилось, - сказал он оглядываясь. - Будто и не было
этих семнадцати лет.
- Только сто восемьдесят семь дней, - поправила я. - И семь часов в
придачу.
- Да, конечно...
Глаза у него заблестели, и он стал похож на прежнего Валентина
Петрова. Он был таким же много лет назад, в Дао-Рао, где мы
познакомились во время подводной охоты. Никакой рыбы не было, мы просто
постреляли из электрических ружей по водорослям, а потом долго сидели на
песке и разговаривали. Он был веселый, стремительный и все время острил.
Видно было, что он очень хочет понравиться, но понравился он не сразу. Он
понравился, когда перестал острить.
Я принесла чайник, накрыла на стол и налила ему в его любимую чашку
черного фарфора. Я села напротив и стала смотреть, как он пьет.
- Замечательный чай, - похвалил он. - Только ты умеешь делать такой.
- Я совершенно не умею делать чай, - сказала я. - Я в этом ничего не
понимаю.
- Порта варил удивительный кофе, - сказал Валя.
И он стал рассказывать, как Порта варил кофе и они вшестером пили
кофе из маленьких чашечек, которые Порта возил с собой во все свои
экспедиции. Кофе был горячий и черный, и было удивительно вкусно
отхлебывать его маленькими глотками и заедать сливовым вареньем, и Порта
сокрушался, что на корабле нельзя курить. Он говорил, что кофе состоит из
кофе, варенья и табачного дыма, но никто ему не сочувствовал, потому что
из всех шестерых курил он один. Вахтенный загонял его в ванную и ставил
под вентилятор, и Порта сидел там в мрачном одиночестве и злился. Но он
ничего не мог поделать - таковы были правила.
- Он ужасно сердился, - повторил Валя. - А потом, когда начались
перегрузки...
Он замолчал и уткнулся в чашку.
- Ну? - сказала я.
- Потом он уже не сердился... - проговорил Валя. - Налей мне еще.
- Нет уж, - сказала я, - теперь ты рассказывай. Ты ведь еще ничего
не рассказывал. Рассказывай про перегрузки.
Валя уставился на мои руки, пока я наливала ему чай.
- Слушай, ты сто лет не поила меня чаем.
- Рассказывай про перегрузки, - потребовала я. - Очень были большие?
- Перегрузки были ой-ей-ей, - сказал он. - Как об этом расскажешь?
Это надо испытать.
- Очень интересная и исчерпывающая информация. Ой-ей-ей - это значит
раза в три-четыре?
- Угу, - подтвердил он.
Он сидел ссутулившись, глядя в скатерть.
- Валя! - окликнула я.
Он очнулся не сразу. Вероятно, он глядел на то, что мне никогда не
увидеть. В раскрытом вороте рубашки темнела его сухая коричневая грудь с
выступающими ключицами.
- Мы большие молодцы, - медленно проговорил он. - Мы настоящие
звездолетчики.
- Валя, - сказала я, - как вам удалось вернуться так быстро?
Он поднял голову и улыбнулся. У него снова заблестели глаза.
- Я очень хотел этого, Руженка, - сказал он. - Я очень люблю тебя,
потому я вернулся так быстро. Ну и, конечно, немного физики.
- Меня интересует как раз физика, - сердито сказала я.
- А как ты сама думаешь?
Я стала вспоминать мою школьную физику. Я никогда после школы не
интересовалась физикой, но я добросовестно пыталась вспомнить.
- Ты говорил, что локальное время перелета - семнадцать лет?
- Да.
- Но земное время перелета - шесть месяцев, - нерешительно сказала
я. - И вы шли на возлесветовых скоростях. Значит, релятивистские эффекты
были велики... Но ведь специальная теория относительности дает обратный
эффект. На Земле должно было пройти больше времени, чем на вашем корабле.
И потом... Погоди, по-моему, специальная теория относительности здесь
вообще неприменима. Вы же шли с перегрузками, все время с ускорением.
Поэтому вы все время находились в гравитационном полете. Так?
- Умница, - проговорил он с нежностью. - Нет, ей-ей, умница! Ты
схватила самую суть.
Он полез через стол поцеловать мне руку и уронил чашку. Чашка
покатилась по скатерти, оставляя коричневую дорожку. Валя поднял чашку и
уронил стул.
- А ну его к черту, - закричал он и пнул стул ногой. - Ты схватила
самую суть, Руженка, и мне больше нечего тебе объяснять. Все равно ты
больше ничего не поймешь, жалкая жрица муз.
Он все-таки поднял стул и уселся на него верхом, положив локоть на
спинку.
- Я тебе только вот что скажу. Как ведет себя время в системах,
движущихся ускоренно, не знал до нас никто. Были только разные частные
случаи. Знаешь, как пишут: "Таким образом, при некоторых частных
предположениях относительно силового поля..." и так далее. А мы теперь
знаем, доказали на опыте, что при больших ускорениях на возлесветовых
скоростях можно управлять временем. Можно сделать так, что звездолет
вернется через сто лет, а пилоты состарятся на год. Что-то в этом роде
будет с Быковым и Горбовским. Они вернутся молодыми, но Земля состарится.
У них очень мало ускорение. А если лететь так, как летели мы, все будет
наоборот. Постаревший пилот возвращается к своей по-прежнему юной
супруге. Здорово я тебе все объяснил?
- Здорово! - сказала я.
- Велик ли я?
- Велик! - сказала я,
Он снова стал Валей Петровым. Он смеялся радостно, весело и очень
гордился собой.
- Не я ли глава семьи?
- Ну конечно же! - смиренно согласилась я.
- А ты понимаешь, как все это здорово?
Еще бы! Я понимала. Он никогда больше не уйдет от меня надолго. Он
будет возвращаться постаревший и окаменевший от перегрузок, но он будет
возвращаться скоро. Мириады миров разделят нас, но никогда больше не
разделят нас годы.
- Завтра нагрянут гости, - вдруг вспомнил Валя и потянулся. Было
очень странно и непривычно видеть, как он потягивается с одной рукой. - И
надо лететь в Совет космогации. И надо готовить доклад.
- Вы привезли много материала? - спросила я.
- Массу. Мы привезли фильм "Планета Ружена, на которой не бывает
дождей".
- А там правда не бывает дождей? - спросила я.
Мне было очень приятно. Он ответил:
- Один раз мы там увидели облачко. По этому поводу Порта варил кофе.
