чресла и волной прошедший по спине вверх. Взяла сигарету и села посреди
опостылевшего стеклянного вигвама.
Востоков знает Сергеева и уважительно о нем отзывается. Сергеев знает
Востокова и тоже хорошего о нем мнения. Однако Сергеев запросто говорит о
Востокове по телефону из Москвы, а ведь он не может не думать, что ОСВАГ
прослушивает лучниковские телефоны. Говоря так, он прямо "засвечивает" Таню,
не оставляет ни малейшего сомнения у осваговцев в том, кто держит ее на
крючке. Значит... впрочем, какие тут могут быть "значит"... может быть...
вот это лучше... может быть, это вовсе и не Сергеев звонил, а осваговцы его
так ловко имитировали? Или американцы? Или, может быть, Сергеев не
боится Востокова? Может быть, он говорит открыто, потому что вся
лучниковская информация попадает в Востокову, к своему человеку? А
может быть, Сергееву для чего-то нужно выдать ее противоборствующей
разведке? А может быть... Впрочем, все эти варианты не рассчитаешь, и
стараться не надо. Нужно сегодня же вечером все рассказать Андрею. Ведь
поймет же он, что она только ради него и "продалась дьяволу", только ради
любимого человека и согласилась на эту дурацкую и опасную игру, только чтобы
быть с ним рядом, чтобы разделить с ним опасность, чтобы отвести от него. Да
почему же до сих пор ничего ему не рассказала? Почему с каждым днем
откровенность эта кажется ей все больше -- немыслимой. Тогда ей думалось --
ничего, будет легче, все сразу выложу ему -- и тяжесть рухнет. Неужели он не
поймет, что это была лишь хитрость с ее стороны, просто финт? Не было
никакого второго смысла в этом движении, никакого, ни малейшего; как ни
копай себя, ничего другого не сыщешь.
Однако почему он сам меня ни о чем не спрашивает? Она испытала вдруг
острую и как бы желанную неприязнь к Лучникову. Никогда ни о чем ее не
спрашивал, думала она вдруг эту новую для себя мысль со смесью жалости к
себе и злости к нему. Никогда не спрашивал о ее прошлом, о ее родителях,
например, о ее спорте, о детях, даже о Саше, который вполне может быть его
собственным сыном. Трахает ее только да отшучивается, ни одного серьезного
слова, и так -- всегда, он -- никогда... Употребляя в уме эти
окончательные слова, Таня понимала, что если говорить о прошлом, то они
несправедливы -- он спрашивал ее раньше о разном, это сейчас он ее
ни о чем не спрашивает.
Вообще, как он себя ведет, этот самоуверенный "хозяин жизни", и все его
друзья? Как они просто и легко все эти делишки свои делают, все делают
такое, от чего у нормальных людей голова бы закружилась? Супермены и главный
среди них супер -- Андрей. Этот вообще чувствует себя непогрешимым, никогда
ни в чем не сомневается, вроде не боится ничего, вроде и не думает ни
минуты, что вокруг него плетут сети все эти так называемые разведки, что они
слушают, быть может, каждое его слово и фотографируют, быть может, каждое
движение, что они и любимую, может быть, к нему в постель подложили, что,
может быть, даже вон тот вертолетик голубой, сливающийся с небом, каждый
день таскающий мимо башни "Курьера" рекламу какого-то дурацкого мыла
"Алфузов -- а11 fusion", фотографирует какой-нибудь дикой оптикой все
предметы в вигваме, все эти дурацкие бумажки на "деске", то есть на столе
письменном, даже, может быть, и резинку, которую он сегодня утром так
небрежно отбросил после употребления на кафель возле ванны, а ванна-то висит
над головами; во всей этой "хавире" ни одной стенки, только какие-то
сдвигающиеся и раздвигающиеся экраны, во всех этих кнопках сам черт не
разберется, придет же фантазия поселиться в таком чудище, лишь бы поразить
мир злодейством, ну и типы, ну и показушники!
Так, дав полную волю своему накопившемуся раздражению и испытав от
этого даже некоторое удовлетворение, Таня докурила сигарету, показала кукиш
невинному мыльному вертолетику и отправилась за покупками.
Вот эти дела в Симфи доставляли ей до сих пор еще острое удовольствие и
на время примиряли с жизнью. Сверхъизобилие гастрономических аркад "Елисеев
-- Фошон"; легчайшее умиротворяющее движение с милейшим проволочным
картингом мимо стен, уставленных ярчайшими упаковками всевозможнейших яств,
начиная от ветчин полусотни сортов через немыслимые по свежести и остроте
"дары моря" и кончая гавайским орехом "макадамия", а скорее всего только
начиная им; движение под тихую и весьма приятнейшую музыку; Татьяна готова
была тут ходить бесконечно. У любой московской хозяйки в этих аркадах, без
всякого сомнения, случился бы обморок, о хозяйках периферийных страшно и
подумать.
Татьяна много лет уже была "выездной", и для нее эти обморочные
состояния в капиталистических "жральнях" давно пройденный этап. Раньше, в
доандреевской жизни, супермаркеты эти восхищали, но раздражали
недоступностью. Попробуй купи, к примеру, креветочный коктейль, если он
стоит столько же, сколько тенниска "Лакост". Сейчас эти прогулки для нее --
полный кайф! О деньгах просто не думаешь, даже, собственно говоря, их и нет
у тебя вовсе. Протягиваешь кассирше, которая издали уже тебе улыбается,
пластмассовую карточку "Симфи-карда" с какой-то перфорацией, та сует эту
карточку в какой-то компьютер, и все дела! Оставляешь покупки и переходишь
через улицу в кафе "Аничков Мост" волновать собирающихся там на аперитив
крымских (или, как здесь говорят, русских) офицеров. Рядом помещался Главный
штаб "форсиз", и офицеры, галантнейшие и ловкие джентльмены, совсем вроде бы
нетронутые процветающим на Острове гомосексуализмом, любили собираться
здесь. Покупки свои ты находишь уже дома -- доставлены "коллбоем", то есть
посыльным.
Кассирша вернула Тане карточку, еще раз широко улыбнулась -- от бабешки
этой всегда несло "Шанелью No 5" -- и сказала на своем немыслимом яки,
который Таня начинала уже понимать.
-- Ханам, самван ждет ю на "Аничков Мост".
-- Что? Кто меня ждет? -- растерялась Таня. -- Никто там меня ждать не
может.
Кассирша улыбнулась ей на этот раз каким-то особенным образом, как-то
по-свойски, очень уж по-свойски, слишком по-свойски.
-- Френда, -- сказала она. -- Бис -- трабла, ханам. Френдага, кадерлер,
яки, мэм...
Переходя улицу под слепящим солнцем, под падающими листьями платанов,
Таня, конечно, связала утренний звонок с этим ожидающим ее в кафе
неизвестным френдом; скорее всего Востоков, может быть, кто-то и из "наших",
из "Фильмоэкспорта" или из ИПУ... Никак она не предполагала, однако, увидеть
в углу под фотографией одного из коней Клодта самого полковника Сергеева.
Тот выглядел как самый обыкновенный бизнесмен средней руки: фланелевый
костюм, рубашка в мелкую полосочку, одноцветный галстук, дорогие очки.
Спокойно, явно чувствуя себя в своей тарелке, читал "Геральд", причем
колонку биржевых индексов, а рядом на столе лежали "Курьер" и "Фигаро",
дымилась тонкая голландская сигарка, стакан "кампари" со льдом и лимоном
завершал картину наслаждающегося тишиной и покоем (Тане показалось, что
Сергеев именно наслаждается) господина. Час аперитивов еще не начался,
офицеров пока в кафе не было и только в дальнем от Сергеева углу нежно
гугукались друг с другом живописный могучий негр и пухленький блондинчик.
Кажется, оба были художниками, один американец, другой немец, и справляли на
Острове что-то вроде медового месяца.
-- Извини, Таня, что разыграл, -- просто и сердечно сказал Сергеев. --
Просто подумал, что нужно сначала перед этой встречей как бы напомнить о
себе, как бы психологически тебя подготовить...
-- Как всегда, психологически ошиблись, -- холодно сказала Таня.
Хозяин кафе, не спрашивая, тут же принес Тане рюмку мартеля и
кофе-бразиль. Дружески улыбнулся и исчез.
-- Не боитесь здесь сидеть? -- спросила Таня. -- Здесь ведь рядом
Главштаб.
Сергеев улыбнулся, показывая, что восхищен ее наивностью.
-- Просто я люблю это кафе и всегда здесь посиживаю, когда прилетаю из
своего Торонто.
-- Из своего Торонто; --- усмехнулась Таня, но тут как раз заметила
атташе-кейс с не оторванным еще ярлычком "Т\УА, рейс такой-то, Торонто --
Симфи".
Сергеев проследил ее взгляд и улыбнулся, совсем уже довольный.
-- Ты не представляешь, как мы все за тебя волновались в секторе. -- Он
чуть понизил голос, хотя эта предосторожность была вроде бы излишней для
господина, говорящего на чистом русском языке, который любит посиживать в
кафе "Аничков Мост", прилетая из своего Торонто.
-- Трогательно. Чуткие люди у вас там, в секторе, -- сказала Таня.
-- Коллектив, между прочим, неплохой, -- кивнул Сергеев. -- После
нападения на тебя Иг-Игнатьева некоторые ребята предлагали даже решительные
меры против этого ублюдка... Хорошо, что Востоков вел тебя в эту
ночь. Молодец, отличная интуиция у парня. Успел предупредить Чернока, и тот
послал свою спецгруппу. -- Сергеев явно щеголял своей осведомленностью.
-- А сам-то он куда пропал? -- спросила Таня. -- И почему Черноку
звонил, а не своим осваговцам?
-- Почему же ты сама его об этом не спросила? -- В голосе Сергеева
задрожали какие-то тайные струночки. -- Ведь он же у вас бывает. Ведь он же
тоже из "одноклассников".
-- Он годом младше, -- буркнула Таня.
-- Вот как? -- Сергеев даже прикрыл на секунду глаза. Таня поняла, что
в этот момент от нее к нему перешла какая-то важная информация.
-- Рады? -- спросила она. -- Получили информацию?
-- Спасибо, Таня, -- просто сказал он. -- И прошу тебя, оставь этот
ядовитый тон. Он, извини меня, не совсем как-то уместен, особенно здесь, за
рубежом.
-- Ах, значит, мы с вами здесь вроде как бы земляки. -- "Яду" у Тани
только прибавилось.
-- Да, мы с тобой здесь земляки, -- вдруг очень строго сказал Сергеев.
-- Настоящие земляки. Да, мне нужна от тебя кое-какая информация. В
интересах общего дела.
-- А какое у нас с вами общее дело?
-- Безопасность Андрея -- вот какое общее дело, -- проговорил Сергеев.
-- Поверь мне, Таня, прошу, поверь. Конечно, у меня есть и другое дело,
глупо было бы это от тебя скрывать, ведь ты же не дура -- ох, какая не
дурочка! -- но в отношении Андрея наше дело, Таня, клянусь тебе, общее.
-- Так что же вас интересует? -- спросила Таня.
-- Тебя интересует то, что меня интересует? -- В голосе Сергеева
появился металлический звучок. -- Или ты поверила мне?
-- Понимайте, как хотите, -- небрежно бросила она и жестом попросила
хозяина "Аничкова Моста" принести еще рюмочку.
Хозяин тут же появился с рюмочкой на подносике. Он приближался, но
Сергеев как бы не замечал его. Он говорил спокойно, без всякой опаски.
-- Меня интересует, о чем сейчас говорят между собой "одноклассники".
Они собираются все чаще и чаще. Какое у них настроение? Что они планируют?
-- Гонки, -- сказала Татьяна. -- Они готовятся к "Антика-ралли". Граф
Новосильцев и Андрей собираются выступить, психи проклятые.
-- Я говорю не об этом вздоре, -- жестко сказал Сергеев.
-- Но они говорят только об этом вздоре, -- сказала Таня. -- Все эти
дни они только и талдычат о своих "питерах", "феррари", "мазаратти", а
Новосильцев готовит, вообразите, "Жигули". Только и слышишь -- цилиндры,
клапана, тормоза, топливо...
-- Ты дурочку-то тут не валяй. -- Сергеев впервые заговорил с Таней
угрожающим тоном. -- Вспомни-ка получше, а перед этим и о себе получше
подумай.
-- Что же вы у Востокова не спросите? -- Таня даже ощерилась, но,
заметив свое лицо в зеркале, взяла себя в руки. -- Он ведь у нас бывает. Они
