электронные вихри и вихрики... "Оранг" думал - искал аналогии,
сопоставлял, рассчитывал. Но ему еще не хватало данных. Нина подумала о
настоящих живых людях, о тех, кто когда-то, давным-давно, впервые увидел
перед собой танки.
- Танк раздавит их? - шепнула Нина.
- Тогда наша работа ни к черту не годится, - ответил Акимов. Чтобы
лучше видеть, он привстал, держась за спинку сиденья. - Ага, наконец-то!
"Кентавры" перестроились, вытянулись цепочкой навстречу танку. Танк
двигался на крайнего слева, помеченного единицей. Сетка дождя искажала
перспективу, и казалось, что он уже среди "кентавров". Нине бросилась в
глаза удивительная легкость, пожалуй, даже грация шестиногих роботов
рядом с громоздкой зловещей машиной. Они даже пританцовывали на месте,
словно боксеры перед схваткой.
В последний момент, когда испачканные мокрой землей гусеницы нависли
над "кентавром", тот прыгнул в сторону. Танк проскочил несколько метров,
окатив "единицу" водопадом грязной воды, выпустил клуб сизого дыма и с
ревом развернулся на одной гусенице.
"Кентавры" вновь перестроились. "Единица" затанцевала на месте,
"двойка" и "тройка" перебежали, отрезая танку дорогу к "Орангу". "Оранг"
неторопливо, даже как-то с ленцой, попятился еще немного. Огоньки на его
корпусе погасли. Танк с громом и лязгом ринулся вперед, похожий на
чудовищного носорога, ослепшего от ярости. "Кентавры", пританцовывая,
дождались его и снова легко расступились. Тогда на серых боках "Оранга"
вновь вспыхнул сложный рисунок огоньков. И в тот же момент танк
остановился. Он остановился мгновенно, как вкопанный, надрывный рев
двигателя стих, и все три "кентавра" мигом вскарабкались на него, активно
шевеля манипуляторами. "Оранг" стоял, уютно пофыркивая и совершенно
равнодушно мигая разноцветными огоньками.
- "Оранг" переменил частоту настройки, - сказал Акимов.
- Я думала, "Оранг" его уничтожит, - проговорила Нина, переводя дух.
- Сачем? - вскричал Сермус очень пронзительно. - "Оранк" просто всял
на сепя управление! Сачем расрушать, если мошно испольсовать? Молотец,
"Оранк"! Умнитца, "Оранк"!
- И что теперь будет? - деревянным голосом спросил Быков.
- Посмотрим, - ответил Акимов сдержанно.
- А вы что - не знаете?
- Предполагаю, - сказал Акимов.
И Нина тотчас положила ладонь на его рукав.
"Кентавры" перестали возиться на танке, спрыгнули, выстроились в
цепь и побежали дальше. "Оранг" двинулся следом, а танк вдруг затрясся,
лязгнул гусеницами, неуклюже развернулся и пополз в хвосте, уныло
переваливаясь на кочках. По его ржавым бокам стекали дождевые струйки. У
него был очень покорный и смиренный вид.
- Мы отстаем, - сказал Быков.
- Поехали.
Вездеход догнал "Оранга" и покатился рядом. "Оранг" деловито ("как
ни в чем не бывало", - подумала Нина) шлепал гусеницами по мокрой траве.
Покоренный танк полз левее, расплескивая грязь, оставляя за собой длинный
шлейф сизого дыма. "Кентавры" бежали метрах в тридцати впереди. Они были
изумрудно-зеленого цвета.
Дождь немного усилился, когда впереди появилась длинная высокая
стена, сложенная из огромных гранитных глыб. Стена пересекала поперек
полосу маршрута и выглядела очень солидно. Сермус крепко потер ладошки и
покашлял насмешливо.
"Кентавры" медленно подкрались к стене, пощупали ее манипуляторами и
вдруг разбежались в разные стороны вдоль гранитной преграды - один
направо, двое влево. "Оранг" повернулся к стене боком и стал ждать.
- Давайте отойдем немного, - сказал Акимов водителю, и вездеход
отполз на несколько метров назад. - Так, хватит.
"Кентавры" снова собрались вместе и выстроились перед стеной в ряд.
"Оранг" неторопливо подполз к ним и остановился рядом. Танк сиротливо
торчал в стороне, всеми покинутый и забытый.
- Берегите глаза, - сказал Акимов.
Что-то треснуло, и по серому граниту скользнула ослепительная
фиолетовая молния. Стена дрогнула. Друмм! Друмм! Над стеной взлетел
фонтан серого дыма вперемешку с гранитной щебенкой. Друмм! Друмм! На
граните вспыхивали малиновые пятна, и было видно, как разлетаются
циклопические глыбы и стена оседает, разорванная широкими уродливыми
трещинами. Друмм! Дррах! "Кентавры" и "Оранг" стояли перед стеной и по
очереди расстреливали ее крошечными ампулами с замкнутыми в магнитные
кольца струйками дейтериевой плазмы. Расстреливали спокойно, деловито, не
торопясь.
Через минуту все было кончено. Стрельба прекратилась, стало очень
тихо, слышно было, как что-то шипит и трещит в раскаленном щебне.
"Кентавры" двинулись в широкий пролом, окутанный серым облаком дыма и
пыли. "Оранг" подождал немного, пропустил вперед себя танк и тоже нырнул
в горячее облако.
- Хорошо! - коротко сказал Быков.
Но Акимов снова поймал в зеркальце его взгляд - странный, какой-то
напряженный, словно межпланетник хотел и не мог себя заставить сказать
что-то. Прославленный Быков был чем-то встревожен, и эта тревога была
непонятным образом связана с ним, Акимовым, рядовым инженером-
программистом. Это было очень странно.
Вездеход, тяжело скрипя по гранитным обломкам, миновал пролом. Стена
была толстая, очень толстая - не менее двух метров.
- Фот, фитите, Нина Ифанофна, - торжествуя сказал Сермус. - Фот тот
столпик. Это конец маршрута.
Танк остановился. "Кентавры" торопливо приблизились к столбику,
обнюхали его, окрасились в серо-стальной цвет и вернулись к "Орангу".
Испытание окончилось.
- Вот и все, - сказал Акимов устало. - Теперь можно домой.
Нина счастливо улыбнулась.
- Вместе и навсегда, - прошептала она.
И тут Быков обернулся.
- Мне нравятся ваши машины, - сказал он. - Они нам нужны. И вот
что... - Он помолчал. - Мне нужно поговорить с вами, Акимов. Если
нетрудно, зайдите ко мне после обеда,
3
Вероятно, Быков просто не знал, с чего начать. Он щурился на серое
небо за прозрачной стеной, кряхтел, гладил колени и барабанил по
подлокотнику кресла толстыми, сильными пальцами. Пальцы были коричневые,
в неправильных белых пятнах - следах космических ожогов. "Интересно,
долго он будет молчать?" - подумал Акимов. Потом он подумал, что турболет
в Новосибирск улетает через два часа. Потом он вспомнил, что оставил в
мастерской подарок Нины - букет "вечных" цветов. Потом он подумал, что
Нина, вероятно, уже упаковала чемоданы и теперь болтает с Сермусом.
Сермус оставался в мастерской еще на неделю, и Акимову было немного
неловко перед ним.
- Так вот, - сказал Быков бесцветным голосом. - Дело вот в чем...
После этого он опять замолчал на минуту, хрустнул пальцами и пожевал
губами. Акимов нетерпеливо заерзал в кресле.
- Да. Дело вот в чем... - повторил Быков. - Скажите, Акимов, вы...
Вы ведь работали над системой около двух лет, так?
- Так, - согласился Акимов.
- Сложное это дело - тонкое программирование?..
Тонкое программирование "мозга" нового типа потребовало строжайшей
изоляции места работы от всех внешних влияний. Поэтому работы пришлось
проводить не в исследовательском центре, а здесь, вдали от крупных
предприятий, от мощных линий силовых передач, от шума и гула большого
города, в изостатических помещениях на глубине пятидесяти метров под
холмом с пластмассовым колпаком. И поэтому Акимов провел здесь два года
почти безвыездно, в напряженной ювелирной работе.
Но Акимов не стал говорить об этом Быкову. Он сказал только:
- Да, довольно сложное.
- Чем вы думаете заниматься дальше? - спросил Быков.
Акимов неохотно сказал:
- Буду работать в Новосибирском университете, Нельзя тратить по два
года на каждую систему. У нас с Сермусом есть кое-какие идеи.
Программирование программирования .
У них были "кое-какие идеи", и эти идеи очень увлекли их: рассчитать
криотронные кристаллизаторы, выращивать готовый, запрограммированный
"мозг"... привлечь к этому делу математиков, физиков, в первую очередь
"гения кибернетики" профессора Сунь Си-тао из Кайфына. Но он не стал
говорить и об этом.
Впрочем, Быков не настаивал. Он помолчал, побарабанил пальцами по
подлокотнику и с трудом произнес:
- Дело, собственно, в том, что... Да. Видите ли, две недели назад
наш кибернетист сломал позвоночник. Спортивные игры, несчастный случай.
Да. Он лежит в госпитале... Говорят, он уже никогда не сможет летать.
"Турболет улетает через полтора часа", - подумал Акимов. И вдруг он
понял, о чем говорит Быков.
- Сломал позвоночник? - спросил он. - И никогда уже не сможет летать?
Быков кивнул, не поднимая глаз:
- Никогда. А мы стартуем через неделю.
Акимов встал, не спуская глаз с Быкова, и снова сел.
- Мы обратились в Институт экспериментальной кибернетики, - сказал
Быков, - и нам порекомендовали вас. Вы абсолютно здоровы, вы отлично
знаете свою систему, вы... Разумеется, если вы откажетесь, мы найдем
кого-либо другого. Я понимаю, принять такое решение трудно... очень
трудно...
- Нет, - поспешно сказал Акимов. - Я согласен. Разумеется, я
согласен. Никто лучше меня не знает систему. Лучше меня и Сермуса. Но у
Сермуса слабое здоровье...
- Я знаю.
Акимов почувствовал себя спокойнее и вдруг понял, почему Быков вел
себя так странно. Звездолетчик Быков опасался, что кибернетист Акимов
откажется от участия в полете. И звездолетчик Быков приехал сюда
специально для того, чтобы уговаривать кибернетиста Акимова. Акимову
стало смешно. Да, Быков - пожилой человек и он уже забыл, что значит
быть молодым и всей душой стремиться к неведомому. Акимов торопливо
перебрал в памяти своих друзей и знакомых. Любой из них не стал бы
колебаться и минуты.
- Кроме того, - продолжал Быков, - у Сермуса большая семья.
Тогда Акимов вспомнил ночь, многие ночи, яркий спутник "Цифэй" над
горизонтом. И маленькую, хрупкую Нину, которая так счастлива, что они
будут вместе и навсегда.
- Но мне понадобится помощник, - сказал он возможно спокойнее. -
Сервомеханик.
Быков поднял на него бледные глаза и поджал губы.
- Сколько она весит? - спросил он резко.
- Кто? - не понял Акимов.
- Ваша жена, конечно.
Акимов вытер ладонью испарину на лбу.
- Не знаю точно. Кажется, сорок пять килограммов.
- Звездный перелет, - сказал Быков, - это не прогулка. Это опасно...
Акимов промолчал.
- Хорошо! - сказал Быков. - В экспедиции есть две женщины. Пусть
будет и третья.
Акимов встал, кивнул и пошел к двери. На пороге он обернулся и сказал
насмешливо:
- Не советую вам мерить людей на килограммы, товарищ Быков. С вашего
разрешения, я сейчас попрошу Нину Акимову зайти к вам.
Быков отвернулся к прозрачной стене. Дождь прекратился, серые тучи
разошлись, открывая синее небо, в каплях на стекле загорелись крошечные
радуги. "Старый дурак! - подумал Быков. - Старый брюзгливый дурак!
Интересно, сколько поколений еще потребуется, чтобы старые брюзгливые
дураки перестали повторять: `Вот были люди в наше время...'?" Он сказал,
не оборачиваясь:
- Да, пожалуйста, попросите, товарищ Акимов.
/* Scanned, OCR-ed, spell-checked and formatted by dacota@iis.nsk.su */
