чаще он возникает. Душа может достигнуть того, что все состояния тела или
образы вещей будут относиться к идее бога. Познающий себя самого и свои
аффекты, ясно и отчетливо любит бога и тем больше, чем больше он познает
себя и свои аффекты. Такая любовь к богу должна всего более наполнять
душу. Бог свободен от пассивных состояний и не подвержен никакому аффекту:
ни удовольствию, ни неудовольствию. Бог, собственно говоря, никого ни
любит, ни ненавидит, ибо бог не подвержен никакому аффекту: ни
удовольствию, ни неудовольствию и, следовательно, он не питает ни к кому
ни любви, ни ненависти. Никто не может ненавидеть бога, отсюда следует,
что любовь к богу не может обратиться в ненависть. Кто любит бога, тот не
может стремиться, чтобы бог, в свою очередь, любил его. Доказательство:
если бы человек стремился к этому, то, значит, он желал бы, чтобы бог,
которого он любит, не был богом и, следовательно, желал бы подвергнуться
неудовольствию за счет того, что считал бы бога ограниченным. Эта любовь к
богу не может быть осквернена ни аффектом зависти, ни аффектом ревности,
наоборот, она становится тем горячее, чем больше людей по нашему
воображению соединены с богом тем же союзом любви.
Здесь мы выходим к проблеме того, что понимать под богом. Наш мир
имеет первую причину своего существования, самой себя. Назовем ее
субстанцией или богом. Богу с необходимостью присуща свободная воля, что
следует из его определения. Бог действует не хаотически, а по внутренней
необходимости, которую назовем абсолютным мышлением. Свободная воля не
должна быть ограничена ничем другим, следовательно бог бесконечен и
включает в себя все существующее в любых формах. Средний человек иногда
считает, что бог трансцендентен и мы не являемся богом. Сам бог обладает
существованием. Причина собержит в себе все, что содержится в ее
следствиях: воля, мышление, существование, бесконечность являются
отрибутами бога, присущими ему с необходимостью. Данные атрибуты не
исчерпывают всех моментов бога, вообще говоря, бог имеет бесконечное число
атрибутов, каждый из которых выражает его вечную и неизменную природу. Все
атрибуты находятся в боге в некотором единстве, а не являются его частями,
бог неделим. Каждый атрибут представлен сам по себе, бесконечен в своем
роде и представляет собой определенную форму для-себя-бытия бога. Каждый
атрибут имеет бесконечное множество определенных состояний или модусов,
взаимозависимых и ограниченных друг другом. Бог есть целое, состоящее из
субстанции, атрибутов и модусов. Ничего другого не существует и не может
существовать. Бог есть абсолютное бытие и любое конечное бытие является
модусом этого атрибута. Бог есть абсолютное мышление, которое знает все
атрибуты и все их модусы, но не потому, что познает их через восприятие, а
потому, что является причиной их возникновения. Разум тождественен воле,
все, что он мыслит, он тут же творит, поэтому в природе есть все, что есть
в разуме. Тем более все, что есть в природе, есть в разуме. Бог действует
с необходимостью, не сомневается, не ошибается, не может менять своих
решений. Все, что бог может себе представить, все, что согласуется с его
необходимостью, сводящейся к требованию самонепротиворечивости, все
реализуется в природе. Субстанция и атрибуты, представляющие собой
бесконечное понятие бога (эйдосы), не соотносящиеся между собой и поэтому
не познаваемые для другого, образуют так называемую природу порождающую.
Модусы атрибутов образуют определенную форму природы порожденной. Все
существующее, существует в боге и через бога. Каждый модус ограничен
другими модусами своего атрибута и, следовательно, находится с ними в
определенном соотношении, в определенных взаимодействиях. Модус стремится
снять свою ограниченность, ибо в себе он целое, и действует через свою
границу на другие модусы, которые воспринимают это воздействие, как свою
границу, ибо последняя не есть бытие само по себе, а есть переход,
деятельное отношение одного с другим. Это воздействие вызывает
компенсирующую реакцию, так что импульс отражается от модуса
преобразованным. В атрибуте существует бесконечное разнообразие блуждающих
импульсов взаимодействий, как в комнате, сплошь заставленной зеркальными
поверхностями различной формы, блуждают бесконечное количество образов
самих же зеркальных предметов. Сам модус пассивен, он только отражает
внешнее воздействие, единственной активной деятельной причиной является
субстанция. Действует только дух, хотя модусы и не являются чем-то
отличным от него. Все, что существует, существует в духе. Импульс тоже
представляет собой определенный вид существования, который назовем вещью,
или коконом. Вещь, преобразуясь многими модусами, терпит изменения,
возникает и гибнет. Непосредственно вещи между собой не взаимодействуют,
но, сталкиваясь между собой в одном модусе, они взаимодействуют через
него, меняют при этом свое состояние, так что ближайшей причиной изменения
вещи является другая вещь, но действительной причиной является модус и,
далее, атрибут и субстанция, которая является первой и последней причиной
любого действия. Многообразие отношений между модусами в одном атрибуте
подчиняется абсолютной необходимости и не допускает никакого произвола,
случайности изи ошибки. Многообразие отношений в одном атрибуте совпадает
с многообразием отношений в другом атрибуте. Все, что существует и под
атрибутом мышления, существует в таком же порядке под атрибутом бытия.
Понятие вещи тождественно ее реальности, хотя разумом воспринимается
понятие, а душой - протяженное бытие. Все состояния, в которые душа
приводится действием другого тела, вытекают из природы как одного, так и
другого тела, следовательно, идеи, которые мы имеет о внешних телах,
находятся в смешении с состояниями нашей души и не отобращают истинно
внешние тела, но только случайно и неотчетливо. Та же идея, которую мы
имеем о себе, выражает нас неистинно, т. к. себя мы познаем только через
восприятие внешних тел. Душа имеет неадекватное познание о себе самой, о
своем теле и о внешних телах, но только случайное и искаженное.
Воспринимая много раз вещи, подобные друг другу, сознание образует
всеобщее представление, абстрагируясь от частных особенностей и выделяя
образы, присущие всем подобным вещам. Так возникают представления о
собаке, о человеке, о добре, о справедливости и т. д. Далее воображение
начинает связывать между собой возникшие представления на основе
ассоциативной аналогии, образуя родовидовые классификации. Как сами
всеобщие представления, так и их классификации, произвольны и определяются
случайностью индивидуального опыта, имеющего к тому же принципиально
неадекватный характер. Мы назвали добром то, что доставило нам
удовольствие, различное понимание добра обусловлено различным
индивидуальным опытом. Любые классификации и основанные на них теории
стоят друг друга. Они истинны только для их создателей и людей, имевших
подобный опыт. Об'ективной ценности подобные теории не имеют. Если вещь
оказалась причастной моему удовольствию, я испытываю к ней влечение, даже
если она не является причиной моего удовольствия. Душа устроена таким
образом, что ко всем вещам, воспринимаемым в аффекте удовольствия, я
испытываю любовь, но ко всем вещам, воспринимаемым в аффекте страдания -
ненависть. Чем чаще вещь воспринималась в аффекте удовольствия, тем
большую любовь я к ней питаю. Если другая вещь способствует сохранению
любимой вещи, то я к ней испытываю любовь, если же она пыталась разрушить
любимую вещь, то я буду ее ненавидеть. Если другая вещь напоминает мне
любимую вещь, то я буду любить ее в той же степени, в какой она подобна
ей. Соответственно - ненавидеть. Я люблю себя и, следовательно, те вещи,
которые наиболее подобны мне. Я люблю живые существа еще более людей, еще
более тех, которые имеют ту же систему ценностей и привычек. Практическая
деятельность человека определяется приобретенными образами. Сознание
является рабом этих привязанностей и действует с такой же механической
необходимостью, как и неживые тела. Душа не обладает свободой воли,
иллюзия того, что ее поступки свободны, вытекает из того, что свои желания
она осознает, а причин их возникновения - нет. Ложность состоят только в
недостатке знания, заключающегося в смутных идеях. Когда мы говорим, что
человек успокаивается на ложном и не сомневается в нем, то это не значит,
что он осознает это как достоверное, но только он успокаивается на ложном
вследствие того, что нет никаких причин, которые заставили бы колебаться
его воображение, следовательно, хотя и предполагалось, что человек
держится ложного, мы никогда не можем сказать, что человек осознает это
как достоверное. Причиной смутных идей является суперпозиции
воспроинимаемой формы и воспринимаемого содержания, что ведет к их
взаимному искажению, но то, что обще все вещам, может быть представлено
только адекватно. Более того, то, что обще человеку и каждой части
некоторых из вещей, может быть представлено только адекватно.
Действительно, при проекции состояния внешнего тела на мое тело не
искажаются только идеи, которые общи обоим. Как проверить, что идеи общи
мне и вещам? Для этого она должна удовлетворять двум условиям: во-первых,
идея должна быть присуща всем вещам данного типа, отображать их всеобщую
сущность, а не индивидуальность. Это та самая опытная проверка, которую
абсолютизирует материализм. Во-вторых, идея должна восприниматься мною
ясно и отчетливо, должна быть понятна мне сама по себе. Чем больше
адекватных идей имеет сознание, тем более оно свободно от рабства смутных
аффектов, тем более повышается всеобщность его точки зрения, но до конца
освободиться от своего рабства невозможно, т. к. человек является частью
духа, а часть всегда меньше целого. Воображение об'единяет полученные
адекватные представления в понятия, но может вносить при этом свою
суб'ективность, необходима проверка истинности каждого шага обобщения.
Все, что следует из адекватной идеи, тоже адекватно, например, из идеи
треугольников необходимо следует равенство его трех углов двум прямым
углам. Проверку можно осуществлять только на уровне вещей, ибо хотя
следствия из адекватных понятий могут быть интуитивно ясными, необходима
еще об'ективная достоверность. Если все следствия адекватны, т. е.
обладают суб'ективной и об'ективной достоверностью, то обобщение
правильно. Человек обретает новую адекватную идею, которая содержалась в
нем в скрытом виде, с позиций новой адекватной идеи сознание видит истину
непосредственно интуитивно, но не всю истину, а только относящуюся к
данной идее. Постепенно все большее количество смутных смешанных идей
превращается в адекватные. Хотя абсолютной адекватности сознание не
достигает ни в одной идее, степень всеобщности сознания возрастает и
человек освобождается, приближаясь к субстанциональной точке зрения.
Само существование есть деятельность. Смысл деятельности любой вещи
заключен в самосохранении. Рабство человеческой души есть плохое
самосохранение, основанное на принятии смутных идей за истинные. Сознание
видит причину своего удовольствия в ближайших вещах и привязывается,
стремясь обладать ими единолично. В борьбе за обладание любимыми вещами
сознание входит в конкурентные отношения с другими, видя в них
действительную причину своего самосохранения: своих горестей и радостей.
