- Что физик? - бестактно спросил Смирнов, чтобы влезть в беседу.
- А что физик? - беспечно сказала Галочка. - В связи с какой-то
научной победой в лаборатории спирту нажрались, и он пришел домой в полных
кусках. Сейчас спит.
- Хорошо физикам, - позавидовал Смирнов.
- Чем займем вечерок? - спросил Казарян. - Думай, Галка.
- Кататься. Хочу кататься. Чтобы из Москвы уехать, чтобы скорость,
чтобы ветер. Одурела от жары, от каменных зданий.
- В Загорск давай, - предложил Смирнов. - И церкви посмотрим, и
трасса отличная.
- Не надоела тебе эта дорожка? - ехидно осведомился Казарян.
- Да иди ты...
- Только чур, после Окружной я за рулем! - хищно потребовала Галочка.
- Ехать так ехать! - Казарян решительно развернулся, и они понеслись
привычным путем.
Поселки, перелески, мосты. И ветер, желанный ветер. С ходу приступом
взяли пригородную горку и ворвались в Загорск.
С непривычки слегка обалдели от смены темпа, когда, припарковав
машину, они вышли на волю у монастыря. Неторопливо передвигались по
горбатым улицам прохожие, почтительно молчаливы были иностранные туристы,
дисциплинированным ручейком вливаясь в "Икарус", целеустремленно, но
благолепно ходили монашки по своим божеским делам.
- Одессуе - природа, богом благословенная, ошуе - храмы рукотворные.
Лепо, - перешел на церковнославянский Казарян.
В умиротворении походили по монастырю, а когда стало смеркаться -
около десяти - заторопились: хотели успеть поужинать в "Сказке".
- Осоловела от еды. Дремать буду, - решила Галочка и уступила руль
Казаряну. Казарян вел машину без Галочкиного взвинченного азарта,
уверенно, плавно, но на той же скорости. Казарян, не отрывая взгляда от
дороги, одной рукой включил приемник и попал на "Рапсодию в голубом"
Гершвина. Галочка с закрытыми глазами тихонько и удачно начала
подмурлыкивать. Стало совсем хорошо, дальше некуда.
Доставили Галочку.
- Физику привет передавай, - сказал на прощанье Смирнов.
- Когда проспится, передам, - пообещала Галочка.
А вот и дом родной. Спустились от Остоженки и остановились у
подъезда.
- Спасибо, Рома, за прекрасный вечер, - захлопнув снаружи дверцу, в
окошко сказал Смирнов.
- Завтра к девяти я у вас, - ответил Казарян на невысказанный вопрос
и медленно тронулся.
Смирнов стоял и смотрел, как "восьмерка" катила к набережной.
- Помогите, помогите! - призвал вдруг пронзительный женский голос, и
сразу же неподдельный, звериный от дикой боли крик: - А-а-а!!!
Крик шел сверху, от пустыря на месте снесенного ветхого дома. Смирнов
кинулся туда, на ходу вытаскивая пистолет. Когда он вырвался из черной
ночной тени дерева, опять бог, солдатский бог отдал мгновенный приказ:
падай! Одновременно с его падением раздалась резкая автоматная очередь.
Мимо, мимо! Смирнов скатился с высокого тротуара в его тень на проезжую
часть, тщетно стараясь вырвать запутавшийся в ремнях пистолет.
Из каменной подворотни появился человек. Он целился в Смирнова из
миниатюрного автомата, целился тщательно, наверняка.
Ниоткуда на освещенной мостовой возник второй человек. Раскорячившись
и держа пистолет двумя руками, он слал пулю за пулей в человека с
автоматом, который на свою беду за миг до этого видел только Смирнова.
Человек с автоматом опустил автомат, постоял секунду и рухнул.
От набережной на бешеной скорости неслась казаряновская машина.
Человек с пистолетом помог Смирнову подняться.
- Саня, ты живой?! - проорал вырвавшийся из машины Казарян. Стоявший
на слабых ногах Смирнов очнулся вдруг и заорал тоже:
- Рома, там наверху, на пустыре, только что баба была. Поймай ее! -
И, вытащив наконец парабеллум, протянул его Казаряну. Казарян схватил
пистолет и рванулся наверх.
В окнах ближайших домов загорался свет.
Человек с автоматом лежал лицом вниз и раскинув руки. Смирнов и
человек с пистолетом направились к нему. Смирнов хромал сильнее обычного.
- Вас не задело, Александр Иванович? - спросил человек с пистолетом.
И только сейчас Смирнов узнал его:
- Сырцов.
- Я, Александр Иванович. Что у вас с ногой?
Смирнов с трудом согнул хромую ногу, посмотрел на ботинок. Каблук его
выходного австрийского башмака был срезан, как ножом. Засмеялся нервно,
пояснил:
- Кривая нога лечь вовремя не успела. Вот каблуку и досталось.
От подъезда бежал Алик. Добежал, прижал Смирнова к себе:
- Ты живой, живой, старый дурак!
Смирнов осторожно освободился от Алькиных рук и предложил Сырцову:
- Давай-ка клиента повнимательней осмотрим.
Подошли к телу вплотную, не трогая, стали рассматривать.
- А что у него за машина? - спросил Смирнов. Сырцов не успел ответить
- опередил Алик:
- Укороченный "калашников". - И, оправдываясь, под удивленными
взглядами Смирнова и Сырцова пояснил свою осведомленность: - Во всех
американских проспектах он изображен.
- Кто ты такой? - Смирнов присел на корточки, чтобы получше
рассмотреть клиента. И первое, что он увидел, была наколка на правой руке.
Голубыми контурами изображенные спасательный круг и якорь. Смирнов спросил
у Сырцова:
- Леонид где? Паренек по его части.
- Патрульная машина подъедет, и я его вызову.
- А ты как здесь оказался?
- У нас здесь вторые сутки пост, Александр Иванович.
- Ясненько. Ай да Махов! - Смирнов еще раз глянул на тело молодого
человека без особых примет. - А стреляешь ты, Сырцов, лихо.
- Я не стрелять должен был, а взять его. Как же я его не заметил до
вашего приезда!
- Ты не одного, ты по крайней мере троих не заметил.
- Как троих?
- Да так. Этого вон, сигнальщика, который его оповестил.
- Саня, - перебил его Алик. - Ромка бабу какую-то ведет.
- А третий с этой бабой был, - завершил перечисление тех, кого не
заметил Сырцов, Смирнов, глядя, как сверху приближаются Казарян с бабой.
Казарян вел расхристанную зареванную не бабу - молодку, - вел,
придерживая ее за плечо, чтобы не побежала куда не надо. Молодка была
титяста до невозможности - того женского генотипа, в котором торжествует
странная закономерность: чем больше бюст, тем стесаннее бедра. Милая эта
парочка подошла. Молодка всхлипывала.
- Ты почему звала на помощь? - спросил Смирнов.
- Он попросил, - ответил молодка и зашлась икотным плачем. Смирнов
терпеливо дождался, пока рыдания поутихли малость, и задал второй вопрос:
- Кто он? Рассказывай подробно.
- Леопольдом назвался. В честь меня, говорит, кота в мультяшке
назвали. Он со мной в баре на Остоженке познакомился, я Лариску ждала, а
он подсел.
- Где ж ты надралась? Бар-то безалкогольный.
- У него с собой было. Мы в баре посидели, посидели, а Лариски все
нет. Он и говорит: пойдем, Таня, на волю, выпьем. Стакан в баре взяли и
пошли. Здесь вот на лавочке устроились. Выпили, а он и говорит: "Хочу,
Таня, своего приятеля проверить - смелый он или трусливый. Когда он домой
будет возвращаться, ты закричишь: "Помогите, помогите!" "Если он сюда
побежит, то храбрый, если не побежит, то трус". Вот я и заорала громко,
как он просил.
- А взвыла так громко отчего?
- Тут взвоешь. Я крикнула два раза "помогите", а он как за сосок
крутанет, крутанет! Да так больно, так больно!
- Как же он сразу так точно за сосок твой ухватился?
- А он не сразу. Он для своего удовольствия у меня за пазухой шарил.
- Контрактованная, что ли, лимитчица?
- Какая я вам лимитчица, - обиделась Таня. - Я пятый год в Москве. А
он, как только меня за сосок помучил, вскочил и убежал.
И сверху, от Остоженки, и снизу, от набережной, донеслись тоскливые
звуки милицейских сирен.
- Наконец-то, - облегченно сказал Сырцов.
Сверху прибыла патрульная - "газик", снизу оперативная - "Волга".
Сырцов подошел к "Волге", предъявил в окошко удостоверение и громко
сказал:
- Общемосковская операция. Прошу срочно соединиться с дежурным и
доложить следующее: "Немедленно необходим капитан Махов. На участке
старшего лейтенанта Сырцова ЧП".
В "Волге" засуетились, стали кричать в телефон. Смирнов подсказал
Сырцову:
- Скажи им, чтобы пустырь сейчас же прочесали. Пусть бутылку и стакан
ищут. А то вон столпились, дармоеды чертовы!
Действительно милиционеры из "газика" с интересом рассматривали труп.
- Дело есть, ребята! - бодро оповестил милиционеров Сырцов и повел их
на пустырь.
Освещенные окна вокруг распахнулись: с прибытием милиции для зрителей
экстраординарного происшествия безопасность была обеспечена, и зрители с
комфортом приступили к основному занятию зрителей - зреть.
- А мне что сделают? - встрепенулась Таня, с надеждой глядя на
Казаряна и Смирнова.
- Еще раз сосок крутить будут, - пообещал Казарян.
- Сейчас начальник большой приедет, он с тобой разберется, - успокоил
ее Смирнов.
- А в тюрьму не посадят?
- Не посадят.
- Саня, из автомата по тебе стреляли? - спросил Алик, зная, что это
так.
- Знаешь, он мне башмак испортил! - вспомнил Смирнов и, стоя на одной
ноге, снял испорченный башмак. Смирнов стоял, как аист, а Казарян и Алик
рассматривали башмак.
- Новый каблук набить, и все. Плевое дело. Завтра к сапожнику снесем,
и будет твой австрийский башмак как новый, - успокоил Смирнова Казарян, а
Алик обеспокоился:
- Саня, где твоя палка?
- Черт ее знает. Где-то здесь должна быть.
Поискали и нашли. Вернулся Сырцов. Предложил заботливо:
- Александр Иванович, может, вы домой пойдете? Отдохнете пока? Когда
нужда в вас появится, мы с Маховым к вам придем.
- Бутылку и стакан нашли?
- Бутылку нашли, а стакан ищут.
- Пойдем, Саня, - поддержал Сырцова Алик.
Смирнов залег в кресло и попросил:
- Водки. Стакан. Полный.
Алик метнулся на кухню, а Казарян присел рядом.
- Худо, Саня? - осторожно спросил он.
- Хуже не бывает, - признался Смирнов. - Трясусь, как овечий хвост.
Помнишь, как полчаса тому назад я сказал про прекрасный сегодняшний вечер.
Ничего себе вечерок выдался.
Вернулся Алик с гладким полным стаканом и куском черного хлеба:
смирновские вкусы знал. Чтобы удобнее было пить, Смирнов перевел себя из
лежачего положения в сидячее. Вздохнул глубоко, решился и, не отрываясь,
перелил содержимое стакана в себя. Сдерживая дыхание, нюхнул хлебушка,
потом откусил кусочек и, покатав его во рту, проглотил.
- Прошло, - через некоторое время признал он, откинулся в кресле -
ждать благодетельного удара.
- Как же ты, Рома, допустил такое? - с упреком спросил Алик.
- Я его к порогу, понимаешь, к порогу подвез, а когда поехал, в
зеркало за ним следил. - Казарян вину свою знал, он просто объяснял, как
это получилось. - В башку не пришло, что они его бабьим криком от подъезда
выманят.
- Не казнись, Рома. - Смирнов слегка поплыл и заговорил: - Просто они
хорошо продумали свою операцию, а мы слегка расслабились.
- Хорошо продумали, а в тебя промахнулись! - не ощущая
кощунственности своей фразы, уличил Смирнова в неточности Алик.
- Это не они промахнулись, это я от них ушел, - высокомерно
отпарировал Смирнов. - Оказывается, фронт сидит во мне и будет сидеть до
конца жизни. Недаром один знакомый танкист все время приговаривал:
"Болванка до моего танка пяти метров не долетела, а я, сталинский танкист,
уже в кювете".
- Как ты все-таки смикитил? - осторожно спросил Казарян.
- Вот только сейчас просек: свет фонаря, освещенная площадка. Я из
тьмы на нее шагнул, и вдруг понял: если выстрелит, то сейчас. Ну и рухнул
