- девушка весьма общительная и любящая поклубиться в компании. Поэтому
сеансы тет-а-тет постепенно стали ей надоедать. И вот однажды за очередным
ужином она и говорит: "Лаврентий Павлович, что это мы все одни, да одни.
Ведь скучно так! Давайте в следующий раз я подружку приведу, а вы Иосифа
Виссарионовича пригласите".
Казарян сделал паузу, достойную его соплеменника, трагика Папазяна,
неожиданно и вовремя. Смирнов и Ларионов грохнули. Отсмеявшись, Александр
сказал:
- Обязательно тебе надо было Сталина в эту историю впутать.
- А он и не впутался, - невинно объяснил Казарян. - Интимный суаре на
четыре пуверта не состоялся. Да и вообще после этого замечательного ее
монолога мою деву к Лаврентию Павловичу не приглашали. Даже в пятидесятом
по этому поводу она удивлялась и обижалась со страшной силой. Меня все
спрашивала: "А что я такого ему сказала?" И, действительно, что она ему
такого сказала?
- Все. Разминка закончена, - решил Смирнов. - Что там у нас?
- Не у нас. У них, - пояснил Ларионов. - Ждем НТО и медицину.
- Ты же предварительный шмон делал. Должно быть, что-нибудь стоящее?
- Обязательно, Саня. Два письма при нем нашли, но все в крови. Под
пулю угодили. Очкарики обещали прочитать их во второй половине дня.
- И вернулся пес на блевотину свою, - процитировал из Библии Казарян.
- Довожу до вашего сведения, - объявил Смирнов, - что разрешения на
возобновления дела об убийстве в Тимирязевском лесу Сам не изволил дать.
Так что все начинается с первой страницы дела об убийстве гражданина
Петровского в Чапаевском переулке.
- Но ведь пойдем обязательно по старым связям! - взорвался Роман.
- Идти мы можем куда угодно и как угодно. Даже туда, куда нас в
сердцах послать могут. Добудем прямые доказательства взаимосвязи двух этих
дел, нам их без звука объединят. А пока надо действовать. У нас есть
половина дня. Роман, тебе отработать Васина и, если успеешь, шофера
Шульгина. Позже займешься Иванюком, поищешь выход на Стручка.
- Мне сейчас Шульгин интереснее, - возразил Казарян.
- Что ж, начинай тогда с Шульгина. Сережа, на тебе - завершение
палагинских дел. Пальчики, пальчики и пальчики. Если все сойдется, как мы
предполагаем, то быстренько передавай дела следователю. Пусть он уже без
нас этапированного Сырцова дожидается. И еще просьба: спровадь мальчиков,
чтобы они мне Коммерцию, Межакова Валерия Евсеевича отыскали. Отыскали и
для разговора доставили.
- Коммерция ведь по палагинскому косвенно фигурирует, только и всего.
Тебе-то он зачем?
- В меховом деле он тоже промелькнул. Явился на квартиру Петровского
в картишки перекинуться, когда там уже засада была. По этому делу внешне
чист. Но явился-то к Петровскому, а Петровского убили. Пусть доставят, он
мой давний знакомец, авось разговорю.
Шофер Шульгина после заключения на свою автобазу не вернулся. И
шоферить не шоферил: работал водителем троллейбуса. В парке на
Ленинградском шоссе Казарян узнал, что Шульгин в смене. Работал Шульгин на
двенадцатом маршруте. Слава богу, далеко не мотаться. И еще раз повезло,
машина, в которую Казарян сел, шла на конечную остановку "Больница МПС".
Выкатились пассажиры, пошла малость отдохнуть кондукторша. Выйдя из
кабины с путевкой в руке, Шульгин увидел в салоне Казаряна.
- Что вы тут делаете, гражданин? А ну выходите! - потребовал Шульгин.
- Мне с тобой, Арнольд, поговорить надо, - тихо сказал Казарян.
Не отвечая, Шульгин исчез в кабине и вышел из нее уже не с путевкой,
а с монтировкой в руках.
- Мотай отсюда, паскуда! Быстро, быстро! - приказал он Казаряну.
- Ты меня, Нолик, видимо, спутал с кем-то, - не вставая с сиденья,
лениво протянул Казарян. - Ты присаживайся, присаживайся. Сейчас мы с этим
недоразумением разберемся.
И извлек из кармана красную книжечку. С монтировкой в руках Шульгин
подошел поближе, разглядел знак конторы на корочках и опустился на сиденье
через проход от Казаряна. Спросил устало:
- Что надо?
- В связи с твоими телодвижениями порядок вопросов несколько
изменится. Сразу же, по горячему - кто к тебе приходил в последнее время и
почему ты этого гостя столь невзлюбил, что посланца его готов по куполу
монтировкой огреть?
- Приходили тут.
- Значит, не один, а несколько. Твои меховые собратья, естественно?
- Они.
- Так кто же?
- Куркуль и этот пацан с ним, Стручок, что ли.
- Что хотел от тебя Куркуль?
- Хотел, чтоб я у них баранку покрутил.
- Откуда у них машина?
- Я тоже спросил. Сказал, что не моя забота.
- Когда они приходили?
- Позавчера. Сюда же.
- А когда ты должен был баранку крутить?
Шульгин, вспомнив, улыбнулся и ответил:
- Не успел он сказать. Я им тоже монтировку показал.
- Гражданский твой гнев, Арнольд, я одобряю. Но Куркуль в ответ на
угрозу, конечно, сказал тебе что-то?
- Сказал, что придут ко мне еще. Вот вы и пришли, а я вас встретил.
Казарян красной книжечкой, которую забыл положить в карман, почесал
перебитый свой нос, - думал. Потом поразмышлял вслух:
- Многое, многое сходится... И время, и фигуранты... Вот что,
Арнольд, я спешу очень, а мне с тобой еще о многом поговорить надо. Завтра
ко мне в МУР можешь заглянуть?
- Могу. Я через день работаю.
- Тогда завтра к десяти. Пропуск тебе будет заказан. - Казарян пожал
руку Шульгину и как ошпаренный бросился вон.
В таком деле и своих кровных на такси не жалко.
Через пятнадцать минут он был на Пресне и звонил в дверь квартиры
Иванюков.
- Кто там? - басом спросил через дверь Геннадий.
- Я, Геночка. Казарян из МУРа. Открывай!
- Не могу, - мрачно ответствовал Геннадий. - Меня отец снаружи
закрыл, а ключи с собой забрал.
- Тебя - на замок?! - изумился Казарян. - Ты же уркаган, Гена, для
тебя любой замок - тьфу!
- Вот и любой. Сижу здесь, кукую.
Не положено, конечно, но отмычка у Казаряна была. Он извлек ее из
кармана и осмотрел запоры. Два английских и один русско-советский -
простой, под длинный ключ с бородкой. Английские изнутри без ключа
открываются. Следовательно, загвоздка - в русско-советском.
- Ах, Гена, Гена! А еще воровать хочешь! - посочувствовал
заключенному Казарян. Затем он осторожно вставил отмычку в замочную
скважину. Ласково и вкрадчиво повращал ее туда-сюда. Есть, соединилось.
Щелкнуло раз, щелкнуло два, и - вуаля! - Здравствуй, Бим!
- Здравствуй, Бом! - уныло ответил начитанный Геннадий Иванюк.
Казарян вошел в переднюю и поправил Гену:
- Здравствуйте, Бом. Со старшими надо на "вы".
- Тогда не получается как положено.
- А у тебя вообще ни хрена не получается, Гена. За что тебя под
арест? - Казарян, не спросясь, отправился в столовую, сел на зачехленный
стул. - Не стесняйся, мы люди свои.
Геннадий не садился, стоя в дверях, обмозговывал, что говорить, а что
утаивать. И сказал:
- Отец застукал, когда мы с Виталькой разговаривали.
- Уже интересно, - констатировал Роман. - Виталька, насколько я
понимаю, - это Стручок. Да ты садись, садись, Гена. Когда состоялось это
злосчастное для тебя свидание?
Гена сел, как в гостях, на краешек стула. И ответил:
- Позавчера утром. Я думал, отец еще спит, и к Витальке на улицу
вышел. А отец из окна увидел.
- Зачем приходил к тебе Стручок?
- Не знаю.
- Как это не знаешь? Раз приходил, значит, что-нибудь ему нужно было.
- Да ничего ему не было нужно. Просто так приходил.
- А что говорил?
- Говорил, что худо ему, что податься некуда. Что в переплет попал -
ни туда и ни сюда. Завидовал, что я в стороне. - Упреждая казаряновский
вопрос, Геннадий добавил: - Имен никаких не называл. Я спрашивал, а он
только рукой махал. Жалко его.
- Ты к нему хорошо относишься, Гена?
Совсем не боялся сейчас Казаряна Иванюк-младший. И не скрывал от него
ничего:
- Он мой друг, Роман Суренович. Лучший друг. И человек он очень
хороший. Простой, добрый, последнее готов для других отдать.
- Слушай меня внимательно, Гена. Если он придет к тебе еще раз,
уговори его прийти к нам. Что угодно сделай, но уговори. Не нам, милиции,
- ему поможешь. В смертельную заваруху он влез. Он друг тебе, так спасай
друга!
- Я постараюсь, Роман Суренович, я постараюсь. Если придет - конечно.
Роман поднялся, хлопнул Геннадия по плечу. Встал и тот.
- Тебя опять закрыть на замок?
- Закройте, если можете. А то отец узнает, что вы были, еще больше
шуму поднимет.
- Ну, пошли.
В дверях, перед тем, как они должны были закрыться, Геннадий сказал:
- Я так понял, Роман Суренович, что он по Рижской линии, за городом
кого-то ищет. Сказал, что сильно железнодорожной милиции глаза намозолил,
боится теперь с Рижского вокзала ездить. Это вам пригодится?
- Пригодится. Спасибо, Гена, - поблагодарил Казарян, закрыл дверь и
запер ее на замок.
Навестил Васина, благо это по пути. Но Васина дома не оказалось, а
жена его Нина с гордостью сказала, что муж ее уже работает и ни с какой
шпаной не общается. Закончив с ней беседу, Казарян заторопился: наступала
вторая половина дня.
У Смирнова - сбор всех частей. Неизвестно как, но расселись в его
кабинете. Казарян, Ларионов, Андрей Дмитриевич, Лидия Сергеевна, трое
молодых оперативников, Семеныч без Верного. Смирнов оглядел народ и решил
начать с Семеныча:
- Что-нибудь дополнительно нашел, Семеныч?
Семеныч встал как положено, откашлялся, прикрываясь ладошкой,
доложил:
- С пяти тридцати, как до конца рассвело, мы с Верным обследовали все
закоулки фундамента и вокруг него. Нами были обнаружены две пули, которые
не были замечены оперативными работниками. Пули я передал в НТО.
- Молодец, - похвалил Смирнов. - Останешься послушать или к себе
пойдешь?
- К Верному пойду, кормить его пора, - сказал нелюбопытный Семеныч.
Он свое главное дело сделал: умыл оперативников и отстоял честь собаки.
- Тогда иди, - разрешил Смирнов. Семеныч быстренько исчез. - Теперь
Андрей Дмитриевич.
Андрей Дмитриевич, не вставая, развел руками:
- Говорить, собственно, нечего. Первая же пуля, попавшая в шею
Цыгана, была смертельной. Выстрел произведен с расстояния пяти-шести
метров, так как на коже не обнаружено порохового ожога. Второй выстрел, в
сердце, был произведен в упор, уже в лежащего. Добивали для верности. Вот
и все. О времени инцидента и смерти вы осведомлены достаточно точно и без
помощи медицины.
- Спасибо, Андрей Дмитриевич. - Смирнов ласково посмотрел на Лидию
Сергеевну: - Лидия Сергеевна, ваше слово.
- Егоров, который был с вами на месте преступления, всю ночь и до
часу дня работал с вещественными доказательствами и следами. Вот его
материалы. - Болошева протянула Смирнову бумаги.
- А сам он где? - недовольно спросил тот.
- А сам он спит, - ответила Болошева. - Наше начальство, в отличие от
вашего, считает, что человек не должен работать по двадцать четыре часа в
сутки, и поэтому погнало его домой, полагая, что его записка в достаточной
для оперативной работы степени освещает суть дела. Той же точки зрения
придерживаюсь и я. Еще вопросы будут, Александр Иванович?
- Сегодня нас все умывают, Саня, - поделился своими наблюдениями с
руководителем Казарян, - Семеныч умыл, Лидия Сергеевна опять же...
- Мне продолжать? - игнорируя казаряновскую реплику, спросила
Болошева. Смирнов кивнул. Она кивком же поблагодарила его и продолжила: -
Я занимаюсь баллистической экспертизой. Нам были представлены сначала
четыре пули, а потом еще две...
