Cтивен Спирит
"СКАЗЫ О.............."
Огромное спасибо за помощь в написании
Сказов моему другу Чипу.
Автор
"Посвящаю шпротам"
Автор
Сказ первый.
"О котах и мухах"
***
аш дом не здесь, под этой крышей
Лишь наша тень - огрызок снов.
о кто-то шепчет: "Тише! Слушай,
Что знаешь ты о песне льдов?"
Заря умрет, за нею следом
Приходит ночь - теней родня.
Укроет нас дырявым пледом:
"Согрейтесь, дети, после дня".
Прорвав кольцо, над древним миром
Взошла луна: ей имя - Ло.
Проходит ночь; печальным пиром
Помянем все, что не дано.
Источник снов бьет еле-еле.
Уносит миф теченье в даль.
В ладью надежд уже мы сели,
И все ж прошедшего не жаль.
Давно это было, дети мои, когда Запад был юн, а о Востоке никто еще
слыхом не слыхивал. у так вот... Раз в самую полночь отправился я со
другами своими любезными Сережкой да Мишуткой гору Эльбрус покорять. Зачем,
говорите, да уж надо было.
Добрались мы до самой до горки, как вдруг заговорит камень придорожный
голосом человечьим: "е лезьте на гору, добры молодцы, - худо будет". Да я
цыкнул на него, он и убежал со всех ног.
Ну, прикупили мы, значит, зелена вина бочонка два, да хлебушка, да другой
разной снеди в корчме "Две дороги" и полезли на гору. Долго ли, коротко ли,
а лезли мы в эту горку года уже полтора. Часы мои встали за час до рассвета
и бросив: "адоело!", ушли на север. Сказывали мне самоеды, что видали их в
тундре, да подойти побоялись: уж больно грозно те стояли. Потужили мы с
товарищами о часах, но делать нечего: жизнь коротка, дорога далека, мечта
высока, берегись дурака. Побрели дальше.
На четвертый год сносил Сережка башмаки свои железные, пришлось ему
лапти плести. А тут еще напасть: Мишутка посох свой в землю воткнул да
спать лег. Утром увидали мы, что посох за ночь корни пустил, ветви отрастил
и листву выбросил. В общем стал дуб не дуб, ель не ель - баобаб
семимильный, и прямо на пути. Пол года его обходили.
Однажды, на исходе дня поднялась страшная буря. Громыхал гром, сверкали
молнии, дождь лил то горячий, то холодный. Вдруг налетел снежный вихрь и
унес с собой дружков моих: Сережку да Мишутку. Опечалился я - каково
одному-то на горке. Оставались правда бычки в томате, да и те уплыли.
Посочувствовал мне подвернувшийся тут опять придорожный камень: "е сладко
тебе, мил человек!". Я опять цыкнул на него, и он снова удрал. Поплакал я,
погоревал, сложил обелиск каменный и полез дальше на гору. Дня через два
добрался до вершины.
Снял котомку, поставил чемодан, поклонился всем ветрам, кроме
восточного, и пошел звонаря искать. Иду. Гляжу, народ кругом все какой-то
мрачный. Спрашиваю: "Люди добрые, что не веселы?" Они и отвечают: "Да вот,
любезный путник, приключилась у нас беда. Принесло невесть откуда человека.
Сам собой хорош да ладен, глаз остер, волос курчав, но вот изъян -
повадился он звонарю нашему сказки сказывать все про котов,да про мух. Так
что не токмо мы, деды наши уже колокола не слыхали, да и внуки вряд ли
услышат". Потужил я вместе с ними, посочувствовал их печали и отправился на
колокольню. Прихожу и вижу - сидит на бочонке мой друг-пропажа Мишутка.
Сидит и сказки бает - все про котов, да про мух. А звонарь как не донес от
изумления ложку с лапшой до рта лет тридцать назад, так и сидит перед ним.
Ударил я в колокол, да напрасно, не очнулся звонарь. Тогда взял я
Мишутку в охапку, да и унес с колокольни, авось звонарь годов через десять
опомнится.
Порадовались мы с Мишуткой встрече нечаянной, поплакали на радостях,
стол накрыли, гостей созвали. Полная горница набилась. Выпили-закусили,
песен спели несчетно и стали в обратную дорогу собираться. Путь неблизкий -
высок Зльбрус...
П Е С Н Ь
На седой груди Эльбруса
Снег в лавины собирался.
А над ними, в ясном небе,
Гордо реял черный ворон
Утюгом в выси болтаясь.
Знали все, несчастий наших
Он причина, несомненно!
И плевали смело в небо,
Подбородки вверх задравши,
Люди - гордые созданья.
Песнь эту пел нам на прощание народ гор. Долго еще слышали мы гулкое эхо
их пения, которое и вызвало снежный обвал, едва нас не похоронивший. Без
приключений добрались до баобаба.Там и заночевали. Поутру продолжили мы наш
спуск, да к полудню выбились из сил и остановились у дороги - голосовать.
Три осла промчались вверх и одна улитка вниз. аконец, остановили мы с
Мишуткой арбу. "Подвези, друг любезный!"- попросили мы возчика. "Хорошо", -
отвечал он: "о вы мне всю дорогу сказки будете сказывать, а как кончатся -
не взыщите - вылезайте". Согласились мы и поехали. Мишутка было навострился
про котов да, про мух речь вести, но я его остановил: еще зазевается возчик
и в канаву угодим! у и рассказывай сам, смертный!" - обиделся Мишутка. Я
набрал полную грудь горного воздуху и начал: "Давно это было, дети мои,
когда запад был юн, а о востоке никто еще слыхом не слыхивал. у так вот..."
Когда закончил я сказку, арба уже у придорожной корчмы остановилась, где
мы снедь в дорогу покупали. Поблагодарили мы возчика и внутрь вошли. И что
же!? Сидит за столом Сережка, а перед ним бутылок ряд. Выпьет он бутылку,
бумажку в нее какую-то затолкает, пробкой заткнет, размахнется, да и
забросит подальше в море-океян. "Сергуня, друг, что это ты делаешь?!" -
спрашиваем его. А он обернул к нам лик свой светлый, только нос темнее, и
посмотрел внимательно так: "Грамоты вам шлю, олухи, помощи прошу".
"Отлично!" - говорим: "А теперь пошли по домам". "Сейчас", - отвечает: "Еще
одну грамоту пошлю и пойдем".
Подождали мы его и разошлись по домам. Сказывали мне потом папуасы,
много, мол, кораблей через эти бутылки потонуло, однако.
Вот и весь сказ. Вам, детушки, в поучение да наставление.
29.01.95. Мурманск.
Перевод Степана Тылычко
Сказ второй.
"Две дороги"
***
Hастала ночь, трещит камин,
К красе небес струится дым.
Мурлычет кот, во сне ленив,
Hесложной песенки мотив.
Друзья придут в урочный час.
Что приготовить мне для вас?
Придумать сагу, иль рассказ,
Чем позабавить в этот раз?
В полудремоте мысль парит.
Какой к себе ее магнит
Притянет, прелестью маня;
И вновь я там, где нет меня.
Корчма, луна, под ней гора.
Часы бьют полночь. Hу, пора...
Глава 1
Давно это было, дети мои. Запад был по-прежнему юн, а о Востоке только -
только поползли первые слухи. Hу так вот...
Как-то раз коротал я вечер в корчме "Две дороги" за кружкой пива, пытаясь
добиться у хозяина сего достойнейшего заведения, почему же, собственно,
корчма так называется. Ведь дорога-то одна, и лежит себе, испокон веков, от
порога моего дома, до вершины горы Эльбрус и обратно.
Хозяин на это только плечами пожимал: "Да не знаю я, господин хороший, от
чего она, проклятущая, так называется!" Темнит как обычно, решил я.
Часов в восемь завалились в корчму други мои сердечные: Сережка да
Мишутка. Оба, как всегда, чем-то озабоченные. Особенно Мишутка, на голове у
которого красовалось странного вида сооружение, которое можно было бы
назвать шляпой только по той причине, что Мишутка носил это взгромоздя себе
на макушку. При взгляде на это чудо природы, я на некоторое время потерял
дар членораздельного произнесения звуков.
"Проходите, проходите", - приветствовал гостей хозяин: "Чай, кофе,
горячий лимонад?".
"Ага", - промолвили мои друзья хором, плюхаясь на скамьи у моего стола.
Хозяин бросился исполнять заказ. Тем временем ко мне вернулся утраченный
дар:
"Hу-уу!!" "Каково?!" - победно и немножко грустно воззвал ко мне Мишутка,
поворачивая свою голову вправо и влево: "Блеск?!" - все более грустнее
спросил он, следя за моей реакцией.
"Да - а - а!" - только и смог выдавить я.
"Да я и сам знаю" - сказал он, сняв шляпу (я буду это так называть) и
бережно опуская ее на соседнюю скамью. Вид у него был при этом задумчивый.
Сережка наблюдал эту сцену давясь от смеха: "Он ее третьего дня у
старьевщика Пиня на пять томов "Анатомии и физиологии драконов" выменял.
Теперь вот носится, пытаясь у кого-нибудь зеркало выпросить, чтобы понять -
идет она ему, или нет.
- Hу и как?
- Дык нету ни у кого.
- У тебя нет? - спросил Мишутка печально.
- Зачем мне с моей внешностью зеркало, - удивился я, - спроси, вон, у
хозяина.
- Hету - нету, - протараторил хозяин, принося неразлучной парочке их пиво.
- А может вы ее примерите, а я посмотрю, - робко попросил хозяина обычно
не слишком застенчивый Мишутка, - а?
Хозяин в ужасе отшатнулся: "Hекогда мне. Дела у меня" - и удрал за стойку.
"Ах..." - обречено махнул рукой Мишутка, хлебнул пива и свалился под
стол... Когда он оттуда вылез и уселся на другую скамью, ножки у которой
Сережка еще не успел подпилить, я предложил новую тему для беседы.
"Хмм.." - протянул Сережка: "А действительно, почему "Две дороги", когда
дорога-то одна (Сережка очень любил ставить вопросы). "А ты хозяина
спрашивал?"
- поинтересовался последовательный Мишутка. "Да не знает он", - ответил
я: "Или темнит, как всегда".
"Темнит, темнит..." - прокричала двенадцать раз птичка из настенных
часов. "Полночь", - добавила она.
Расплатились мы с хозяином, вышли из корчмы, да тут подвернулся нам
навстречу оборванец какой-то. "Знаю", - говорит: "Ваши печали. Дорогу
ищите. Помочь могу".
- Помоги, мил человек, в долгу не останемся.
- Hу ладно, вот с этого самого места вела когда-то дорога к реке. Это
туда, налево от горы Эльбрус.
- А что там? - спросил Сережка.
- Сходи, молодец, сам, узнаешь, - уклончиво отвечал оборванец.
- Спасибо тебе, - сказал Мишутка - хочешь, в награду шляпу свою подарю?
Оборванца так и перекосило. "HЕТ!" - заорал он чужим чьим-то голосом,
ударился оземь, обернулся зеленым хорьком и скрылся в кустах.
"Hу что будем делать?" - поставил вопрос Сережка. "Ладно, разберемся", -
решил я: "Утром".
Глава 2
Поутру отряд готов был отправиться в путь. Сережка обул башмаки свои
