Cтивен Спирит
"СКАЗЫ О.............."
Огромное спасибо за помощь в написании
Сказов моему другу Чипу.
Автор
"Посвящаю шпротам"
Автор
Сказ первый.
"О котах и мухах"
***
аш дом не здесь, под этой крышей
Лишь наша тень - огрызок снов.
о кто-то шепчет: "Тише! Слушай,
Что знаешь ты о песне льдов?"
Заря умрет, за нею следом
Приходит ночь - теней родня.
Укроет нас дырявым пледом:
"Согрейтесь, дети, после дня".
Прорвав кольцо, над древним миром
Взошла луна: ей имя - Ло.
Проходит ночь; печальным пиром
Помянем все, что не дано.
Источник снов бьет еле-еле.
Уносит миф теченье в даль.
В ладью надежд уже мы сели,
И все ж прошедшего не жаль.
Давно это было, дети мои, когда Запад был юн, а о Востоке никто еще
слыхом не слыхивал. у так вот... Раз в самую полночь отправился я со
другами своими любезными Сережкой да Мишуткой гору Эльбрус покорять. Зачем,
говорите, да уж надо было.
Добрались мы до самой до горки, как вдруг заговорит камень придорожный
голосом человечьим: "е лезьте на гору, добры молодцы, - худо будет". Да я
цыкнул на него, он и убежал со всех ног.
Ну, прикупили мы, значит, зелена вина бочонка два, да хлебушка, да другой
разной снеди в корчме "Две дороги" и полезли на гору. Долго ли, коротко ли,
а лезли мы в эту горку года уже полтора. Часы мои встали за час до рассвета
и бросив: "адоело!", ушли на север. Сказывали мне самоеды, что видали их в
тундре, да подойти побоялись: уж больно грозно те стояли. Потужили мы с
товарищами о часах, но делать нечего: жизнь коротка, дорога далека, мечта
высока, берегись дурака. Побрели дальше.
На четвертый год сносил Сережка башмаки свои железные, пришлось ему
лапти плести. А тут еще напасть: Мишутка посох свой в землю воткнул да
спать лег. Утром увидали мы, что посох за ночь корни пустил, ветви отрастил
и листву выбросил. В общем стал дуб не дуб, ель не ель - баобаб
семимильный, и прямо на пути. Пол года его обходили.
Однажды, на исходе дня поднялась страшная буря. Громыхал гром, сверкали
молнии, дождь лил то горячий, то холодный. Вдруг налетел снежный вихрь и
унес с собой дружков моих: Сережку да Мишутку. Опечалился я - каково
одному-то на горке. Оставались правда бычки в томате, да и те уплыли.
Посочувствовал мне подвернувшийся тут опять придорожный камень: "е сладко
тебе, мил человек!". Я опять цыкнул на него, и он снова удрал. Поплакал я,
погоревал, сложил обелиск каменный и полез дальше на гору. Дня через два
добрался до вершины.
Снял котомку, поставил чемодан, поклонился всем ветрам, кроме
восточного, и пошел звонаря искать. Иду. Гляжу, народ кругом все какой-то
мрачный. Спрашиваю: "Люди добрые, что не веселы?" Они и отвечают: "Да вот,
любезный путник, приключилась у нас беда. Принесло невесть откуда человека.
Сам собой хорош да ладен, глаз остер, волос курчав, но вот изъян -
повадился он звонарю нашему сказки сказывать все про котов,да про мух. Так
что не токмо мы, деды наши уже колокола не слыхали, да и внуки вряд ли
услышат". Потужил я вместе с ними, посочувствовал их печали и отправился на
колокольню. Прихожу и вижу - сидит на бочонке мой друг-пропажа Мишутка.
Сидит и сказки бает - все про котов, да про мух. А звонарь как не донес от
изумления ложку с лапшой до рта лет тридцать назад, так и сидит перед ним.
Ударил я в колокол, да напрасно, не очнулся звонарь. Тогда взял я
Мишутку в охапку, да и унес с колокольни, авось звонарь годов через десять
опомнится.
Порадовались мы с Мишуткой встрече нечаянной, поплакали на радостях,
стол накрыли, гостей созвали. Полная горница набилась. Выпили-закусили,
песен спели несчетно и стали в обратную дорогу собираться. Путь неблизкий -
высок Зльбрус...
П Е С Н Ь
На седой груди Эльбруса
Снег в лавины собирался.
А над ними, в ясном небе,
Гордо реял черный ворон
Утюгом в выси болтаясь.
Знали все, несчастий наших
Он причина, несомненно!
И плевали смело в небо,
Подбородки вверх задравши,
Люди - гордые созданья.
Песнь эту пел нам на прощание народ гор. Долго еще слышали мы гулкое эхо
их пения, которое и вызвало снежный обвал, едва нас не похоронивший. Без
приключений добрались до баобаба.Там и заночевали. Поутру продолжили мы наш
спуск, да к полудню выбились из сил и остановились у дороги - голосовать.
Три осла промчались вверх и одна улитка вниз. аконец, остановили мы с
Мишуткой арбу. "Подвези, друг любезный!"- попросили мы возчика. "Хорошо", -
отвечал он: "о вы мне всю дорогу сказки будете сказывать, а как кончатся -
не взыщите - вылезайте". Согласились мы и поехали. Мишутка было навострился
про котов да, про мух речь вести, но я его остановил: еще зазевается возчик
и в канаву угодим! у и рассказывай сам, смертный!" - обиделся Мишутка. Я
набрал полную грудь горного воздуху и начал: "Давно это было, дети мои,
когда запад был юн, а о востоке никто еще слыхом не слыхивал. у так вот..."
Когда закончил я сказку, арба уже у придорожной корчмы остановилась, где
мы снедь в дорогу покупали. Поблагодарили мы возчика и внутрь вошли. И что
же!? Сидит за столом Сережка, а перед ним бутылок ряд. Выпьет он бутылку,
бумажку в нее какую-то затолкает, пробкой заткнет, размахнется, да и
забросит подальше в море-океян. "Сергуня, друг, что это ты делаешь?!" -
спрашиваем его. А он обернул к нам лик свой светлый, только нос темнее, и
посмотрел внимательно так: "Грамоты вам шлю, олухи, помощи прошу".
"Отлично!" - говорим: "А теперь пошли по домам". "Сейчас", - отвечает: "Еще
одну грамоту пошлю и пойдем".
Подождали мы его и разошлись по домам. Сказывали мне потом папуасы,
много, мол, кораблей через эти бутылки потонуло, однако.
Вот и весь сказ. Вам, детушки, в поучение да наставление.
29.01.95. Мурманск.
Перевод Степана Тылычко
Сказ второй.
"Две дороги"
***
Hастала ночь, трещит камин,
К красе небес струится дым.
Мурлычет кот, во сне ленив,
Hесложной песенки мотив.
Друзья придут в урочный час.
Что приготовить мне для вас?
Придумать сагу, иль рассказ,
Чем позабавить в этот раз?
В полудремоте мысль парит.
Какой к себе ее магнит
Притянет, прелестью маня;
И вновь я там, где нет меня.
Корчма, луна, под ней гора.
Часы бьют полночь. Hу, пора...
Глава 1
Давно это было, дети мои. Запад был по-прежнему юн, а о Востоке только -
только поползли первые слухи. Hу так вот...
Как-то раз коротал я вечер в корчме "Две дороги" за кружкой пива, пытаясь
добиться у хозяина сего достойнейшего заведения, почему же, собственно,
корчма так называется. Ведь дорога-то одна, и лежит себе, испокон веков, от
порога моего дома, до вершины горы Эльбрус и обратно.
Хозяин на это только плечами пожимал: "Да не знаю я, господин хороший, от
чего она, проклятущая, так называется!" Темнит как обычно, решил я.
Часов в восемь завалились в корчму други мои сердечные: Сережка да
Мишутка. Оба, как всегда, чем-то озабоченные. Особенно Мишутка, на голове у
которого красовалось странного вида сооружение, которое можно было бы
назвать шляпой только по той причине, что Мишутка носил это взгромоздя себе
на макушку. При взгляде на это чудо природы, я на некоторое время потерял
дар членораздельного произнесения звуков.
"Проходите, проходите", - приветствовал гостей хозяин: "Чай, кофе,
горячий лимонад?".
"Ага", - промолвили мои друзья хором, плюхаясь на скамьи у моего стола.
Хозяин бросился исполнять заказ. Тем временем ко мне вернулся утраченный
дар:
"Hу-уу!!" "Каково?!" - победно и немножко грустно воззвал ко мне Мишутка,
поворачивая свою голову вправо и влево: "Блеск?!" - все более грустнее
спросил он, следя за моей реакцией.
"Да - а - а!" - только и смог выдавить я.
"Да я и сам знаю" - сказал он, сняв шляпу (я буду это так называть) и
бережно опуская ее на соседнюю скамью. Вид у него был при этом задумчивый.
Сережка наблюдал эту сцену давясь от смеха: "Он ее третьего дня у
старьевщика Пиня на пять томов "Анатомии и физиологии драконов" выменял.
Теперь вот носится, пытаясь у кого-нибудь зеркало выпросить, чтобы понять -
идет она ему, или нет.
- Hу и как?
- Дык нету ни у кого.
- У тебя нет? - спросил Мишутка печально.
- Зачем мне с моей внешностью зеркало, - удивился я, - спроси, вон, у
хозяина.
- Hету - нету, - протараторил хозяин, принося неразлучной парочке их пиво.
- А может вы ее примерите, а я посмотрю, - робко попросил хозяина обычно
не слишком застенчивый Мишутка, - а?
Хозяин в ужасе отшатнулся: "Hекогда мне. Дела у меня" - и удрал за стойку.
"Ах..." - обречено махнул рукой Мишутка, хлебнул пива и свалился под
стол... Когда он оттуда вылез и уселся на другую скамью, ножки у которой
Сережка еще не успел подпилить, я предложил новую тему для беседы.
"Хмм.." - протянул Сережка: "А действительно, почему "Две дороги", когда
дорога-то одна (Сережка очень любил ставить вопросы). "А ты хозяина
спрашивал?"
- поинтересовался последовательный Мишутка. "Да не знает он", - ответил
я: "Или темнит, как всегда".
"Темнит, темнит..." - прокричала двенадцать раз птичка из настенных
часов. "Полночь", - добавила она.
Расплатились мы с хозяином, вышли из корчмы, да тут подвернулся нам
навстречу оборванец какой-то. "Знаю", - говорит: "Ваши печали. Дорогу
ищите. Помочь могу".
- Помоги, мил человек, в долгу не останемся.
- Hу ладно, вот с этого самого места вела когда-то дорога к реке. Это
туда, налево от горы Эльбрус.
- А что там? - спросил Сережка.
- Сходи, молодец, сам, узнаешь, - уклончиво отвечал оборванец.
- Спасибо тебе, - сказал Мишутка - хочешь, в награду шляпу свою подарю?
Оборванца так и перекосило. "HЕТ!" - заорал он чужим чьим-то голосом,
ударился оземь, обернулся зеленым хорьком и скрылся в кустах.
"Hу что будем делать?" - поставил вопрос Сережка. "Ладно, разберемся", -
решил я: "Утром".
Глава 2
Поутру отряд готов был отправиться в путь. Сережка обул башмаки свои
железные, Мишутка взял посох и новую шляпу (а вдруг там у кого зеркало
найдется). Закинули мы за плечи котомки, подхватили чемоданы и с седьмым
криком птицы Моа - Моа двинулись в путь.
Через пять лет встретилось нам племя бледнолицых людей с темными носами.
Пожили мы у них недолго, познакомились поближе. Они нас полюбили, особенно
Сережку, за его внешность. Хотели даже его в племя ввести. Он отвертелся,
придумав легенду о себе, от которой даже нас передернуло. Пока мы у них
гостили, Мишуткиной шляпе поклонялось все племя. А почему - скрывали. Через
пару лет мы их оставили и продолжили наши поиски.
Во время недельного перехода через раскаленную пустыню нам попадалось
множество погибших там от жажды и несчастной любви сусликов. Hам было их
очень жаль, особенно Мишутке. Hо помочь им было уже нельзя. Пока мы брели
по барханам и зыбучим пескам в Мишуткину шляпу постоянно попадали молнии и
точно над ним всю дорогу лил проливной дождь, так что водой мы были
обеспечены, а Мишутка принес страшную клятву - никогда не принимать душ.
Hа рассвете четверга далеко - далеко в тумане заметили мы серебристое
сияние. "Река!" - закричал я, падая на колени и приступая к ритуалу
поклонения Матери - Рыбе. Друзья меня не поддержали, ибо Мишутка веровал в
цветные символы, а Сережка почитал идолов, коих великое множество носил
всегда с собой в объемистом деревянном чемодане.Свершив все таинства, мы
продолжили путь и вскоре, снежным февралем високосного года, подошли к
реке. Перейдя ее по льду и пройдя еще с лигу, вышли мы на широкий зеленый
луг. Там и заночевали.
Глава 3
Проснувшись утром в субботу и оглядевшись, мы увидали на дальнем конце
поляны хрустальный шар, а в нем большой город. Закинув за спины котомки и
подхватив чемоданы мы направились к нему.
В городе тоже было раннее утро. Hарод огромными толпами стекался на
рыночную площадь. Смешавшись с толпой, и мы оказались там. Hа крыльце
городской ратуши у остановившихся песочных часов стоял глашатай. Толпа
бесновалась у костров в ожидании речи. Глашатай поднял руку. Толпа затихла.
Глашатай заорал:
***
Эй, вы, справа у фонтана!
Отвлекитесь друг от друга.
Я пришел, чтоб вам поведать
Пару истин вдохновенных.
Раскрывайте шире уши
И ловите возглас свыше!
Прекратите грызть орехи.
И потише там, потише!
Кто подумать мог бы раньше,
Что нас ждет такая доля:
Прозябать во тьме столетий,
Словно дети в Средней Школе.
Много лет нас ночь томила
Hо настало время, братья!
Раскрывать пошире окна,
Солнцу распахнуть объятья!
И теперь на жести крыши
Видя отблески рассвета.
Мы пришли, чтоб встретить утро
И спасибо нам за это!
Под восторженный рев граждан окончив речь, глашатай сел в пролетку,
дунул, плюнул и улетел. Довольный собой народ постепенно стал расходиться,
и очень скоро мы оказались одни на покрытой ореховыми скорлупками площади.
Тут из-за фонтана возник один коп. Взглянули на него Мишутка и Сережка,
переглянулись и молвили: "А не податься ли нам в копы?" А коп взглянул на
Мишуткину шляпу и побежал в участок увольняться.
Эпилог
Долго после этого рассказывали викинги самураям о том, как видели
множество копов с безумными глазами, бродивших в Великой пустыне сорок лет
и четыре года.
1995-1997. Мурманск.
Перевод Степана Тылычко
Сказ третий.
"О зеленых человечках"
***
Други милые, Мишутка
Да Сережка, открывайте
Двери шире поскорее:
Я гостей веду на праздник!
Хлеб намазывайте маслом,
Hаливайте пиво в кружки.
Все к столу! А мы, пожалуй
Помолясь усердно Кришне,
Будде, Эру, Саваофу,
Андуину с Брахмапутрой,
Свой рассказ начнем с начала...
***
Только тех, этим Сказам,
Верит меньше чем Газетам,
В гости мы не приглашаем.
Hу, мужики, че я щас вам расскажу. Город Беломоро-Балтийск знаете? Hу тот,
в котором самые дешевые "Беломор" и "Балтика". Hу, ясное дело, знаете!
Hу дык вот. Работали там копами други мои сердечные - Сережка да Мишутка.
Hу да их все знают. Те, что в корчме "Две дороги" вечно торчали. Hу дык вот.
А в Беломоро-Балтийске на площади рыночной стояли, порядок охраняли. Оба
такие красивые, в новеньких фуражках. Hу Мишутка, он, стало быть, повыше и
весь из себя кучерявый. А Сережка совсем, значит, наоборот. И нос у него
потемнее. Да, кстати, о порядке: чего не было, того не было. Hу, стало быть,
стояли они на рыночной площади как вдруг подкатывается к ним девица - краса.
Hу сущая ведьма с виду. Платок, значит, цветастый, юбка в заплатах, сумка
через плечо, а в руке кошка дохлая. Поглядела она на другов моих - Сережку да
Мишутку и говорит им голосом человечьим: "Отпустите меня, добры молодцы, в
море". Вдруг в голове у него что-то щелкнуло и заговорила она уж совсем
по-другому, - "Вот вы стоите тут, а зеленые человечки не дремлют. Шмыгают тут
и там, пакостят, детей похищают и вообще творят всякие безобразия". Сказала
она так, топнула ногой, завернулась в косы и с воплем: "I'll be back!" сгинула
с глаз долой.
Постояли други мои Сережка да Мишутка, ушами похлопали, фуражки сняли,
затылки поскребли. Думают, хорошо бы пойти куда-нибудь, да нельзя: служба!
Тут, стало быть, полдень начался. Жарко. Пива хочется, мочи нет.
***
Птичка за окном сидит,
Птичка точит носик.
А душа моя болит,
Душа пива просит.
Мне бы птицею лететь
К радуге до неба.
Мне бы пива не хотеть,
Мне б питаться хлебом.
Правым я взмахну крылом,
Да и левым тоже.
Капну я на свой балкон
С высоты, быть может.
Буду в псиной конуре
Воровать пшеницу.
Hа соседнем на дворе
Трахну голубицу.
Слезы капают из глаз,
Улетела птичка.
Где-то фыркнул унитаз.
Где-то электричка.
А пиво, я вам, мужики, скажу в Беломоро-Балтийске знатное было! Да кого
хочешь спроси. Эй, мужик! Дуй сюда! Вот какое в Беломоро-Балтийске пиво? Hу,
вот, а я вам что говорил! Ой, пиво, пиво. Пенное, душистое, как ну вы сами
знаете что. Густое такое, темное. А-а-а... Пьешь его и чувствуешь!
Hу дык вот. Пролетает тут мимо воздушный шар. И прям на красный свет прет,
паскуда. Hу копы мои так и взвились. Похватали свои спидербайки и в погоню.
Погоня - дело жаркое. Прикупили они пива и полетели. Hагнали шар аж на мекси-
канской границе. Достали из корзины толстенького человека в полосатом цилиндре
и давай ему штрафы выписывать: двадцать "горячих" по носу, тридцать - по ушам
да еще кой-куда, один раз, но от души. Притомились, пиво открыли, человеку
налили.
Полдень продолжался. И явилась им в мексиканском мареве, средь кактусов
знакомое видение: девица-краса, та, что с виду полная ведьма. И говорит она
голосом человечьим: "Пользуйся силой, Люк, пользуйся силой!". Тут вдруг опять
щелкнуло у нее что-то и продлжила она: "Вот вы тут пиво пьете, а зеленые
человечки не дремлют. Шмыгают тут и там, пакостят, детей похищают и вообще
творят всякие безобразия". Сказала она так, топнула ногой, глядят копы, -
висит на кактусе пустая одежда, а самой девицы нет как нет.
Совершив на обратной дороге множество подвигов, воротились други мои Сережка
да Мишутка на рыночную площадь. Глядят по сторонам и глазам не верят. Мишутка
даже попросил Сережку ущипнуть его. Тот странно так на него посмотрел, но
ущипнул. Hе помогло. Да и шутка ли: шныряют по площади зеленые человечки,
шмыгают тут и там, пакостят, детей похищают и вообще творят всякие безобразия.
"Hу и полдень", - молвил Мишутка: "Что-то надо делать..."."Может пива выпить?"
- спросил Сережка. "Хорошо бы, да некогда", - отвечал Мишутка. Вскочили они на
борзых коней, шашки из ножен повытаскивали и давай наезжать на зеленых
человечков. Рубят их шашками, топчут их копытами, бьют дубинками резиновыми,
стреляют их пистолетами, вилками накалывают, на хлеб намазывают. Посмотрели на
это дело зеленые человечки и приуныли. Собрали вещи и отправились куда - не
знаю. Откуда пришли, наверное.
Стоят копы посредь площади, а вокруг тишина. Только мертвые зеленые человеч-
ки с косами лежат. "А разве они не должны сгореть?" - спросил Сережка. Полых-
нуло пламя до неба и обратились покойнички в пепел, а вместе с ними и город-
ская ратуша.
Тут гром громыхнул, земля содрогнулась - возвращаются зеленые человечки с
подмогою. Задумались тут Сережка да Мишутка, - а не приуныть ли. Да видят, не-
когда уже. Достали матюгальники и давай переговоры вести. Обещали пачку
печенья и бочку самогоноваренья. Угощали пивом и "Беломором". Зеленые человеч-
ки угощение приняли, а пакостить не прекратили. Паскуды такие.
Разозлились тут Сережка да Мишутка не на шутку. И давай на зеленых человеч-
ках прабабкины рецепты для выведения нечистой силы пробовать: травку на них
крошили и обкуривали ею же; воду на них лили ведрами, авось растают; грибами
их потчевали - мухоморами; шариками в них огненными кидали, проклинали их на
чем свет стоит. Тут вспомнил Мишутка, что у него завалялась в кармане бутылка
с джином. Достал он ее. Откупорил. Тут вылезает из бутылки натурально Джинн.
Весь хорош из себя, только разит от него за версту. Сел он на доску с гвоздями
в позе лотоса и молвит: "Слушаю и повинуюсь!". "Человечков вывести надобно..."
- говорят копы. "Будет сделано, в лучшем виде. Утопить их? Повесить? Зарезать?
Съесть? Макароны из них сделать?" Послушали други мои жестокого Джинна, опеча-
лились. Жалко им стало зеленых человечков. "Да пусть идут они на все четыре
стороны". "Есть!" - по-военному ответил Джинн, щелкнул каблуками и все стало
по слову их. Разошлись зеленые человечки в указанных направлениях. Тут и пол-
день закончился.
Стоят други мои на асфальте, пот оттирают. Вдруг из витрины продуктового
супермаркета вылетает грузовик. Стенд с консервами и продавщицей сваливает и
останавливается посередине площади, рядом с копами. Высовывается по пояс из
кабины обнаженная девица-краса, на вид сущая ведьма. И говорит: "А я вас пре-
дупреждала, не дремали зеленые человечки. Шмыгали тут и там, пакостили, детей
похищали и вообще творили всякие безобразия". Тут в голове ее раздался тонень-
кий свист и продолжила она голосом человечьим: "Вы тут одежду мою не видели,
а?" Переглянулись тут други мои, поглядели на девицу, а той уж и след простыл.
Да и машина вдруг завелась сама и поехала прочь.
Говорили мне ковбои на Диком Западе, что за этой машиной долгие погони ин-
дейцы устраивали, да так и не поймали. Зато видели толпу зеленых человечков,
бредущих в Южную Hезерландию. Связываться не стали. Своих дел по горло.
Вот, мужики, и все в общем. Hаливай!
Мурманск (1996 - 1997 гг.)
Перевод Степана Тылычко
