надежда вновь увидеть ее. Только что мы потеряли дочь. Как, по-вашему,
есть у нас надежда когда-нибудь увидеть ее?
Что мог ответить я отцу, чью дочь уволок сионистский агент,
вторично увез в стан фанатиков и злобных врагов той земли, где она
появилась на свет и впервые увидела мирное небо над своей головой.
"ТЫ ОБЯЗАН НЕНАВИДЕТЬ АРАБОВ!"
- Многое, очень многое не могут простить проживавшим ранее в СССР
евреям сионисты да и вообще израильские старожилы - ватики и сабры.
Так сказал мне известный австрийский публицист Ганс Волькер, о
беседах с которым я уже упоминал.
- Старожилы, скажем, откровенно возмущены налоговыми льготами,
которые израильская администрация первое время предоставляет
новоприбывшим, - продолжал Ганс Волькер. - Эти льготы весьма мизерны,
но нельзя забывать, что по высокому размеру налогов Израиль прочно
удерживает первое место в мире. Поэтому жители дорожат самыми
крохотными льготами. Раздражает коренных израильтян и то, что бывшие
советские граждане никак не могут привыкнуть к платной медицинской
помощи. Ну и, естественно, не могут привыкнуть к тому, что надо
платить врачу из собственного кармана.
Или вот такая еще, чрезвычайно характерная особенность. Бывшим
гражданам Советского Союза в диковинку, что работу им предоставляет не
государство, а частные предприниматели, что частника приходится
покорно просить, а иногда даже унижаться перед ним. Новоприбывшие всем
своим существом протестуют против таких порядков, кажущихся им просто
дикими. А старожилов возмущают такие, как им кажется, причудливые
капризы людей, привыкших к советскому образу жизни.
Крайне злит ватиков и сабров, - рассказал далее Волькер, - и
чрезмерная, на их взгляд, "культурная жажда" приезжих из Советского
Союза. Насмешливо выслушивая сетования на то, что мало библиотек, что
билет в кинотеатр стоит неслыханно дорого, что негде послушать
интересную лекцию, старожилы говорят об олим: они с жиру бесятся, эти
избалованные Советской властью "аристократы"!
Но знаете, что больше всего и прежде всего не могут простить
бывшим советским гражданам сионисты? Попытаюсь сформулировать это
кратко и точно, - говорит австрийский публицист. - Отсутствие у олим
из Советского Союза ненависти к арабам. Поверьте, я пришел к этому
выводу после долгих и внимательных наблюдений. Сионисты внушают
новоприбывшему: "Ты обязан ненавидеть арабов!" А он искренно удивлен:
"За что? Почему?.."
"За что? Почему? Мне не за что их ненавидеть. И не мог я внушать
такой ненависти и своим детям. Не мог!"
Не раз довелось и мне слышать это от многих беженцев. И горе тем,
кто в Израиле не сумел скрыть подобные настроения от сионистов.
В переполненный автобус вошли несколько арабов. И
двадцативосьмилетний Абрам Питилашвили поспешил уступить место
сгорбленной, с трудом передвигавшейся "иноверке".
Тут же на него накинулась группа молодых людей.
- Вы недостойны называться израильтянином! - запальчиво крикнула
ему девушка с портфелем, судя по всему, студентка. - Эти скоты нагло
пользуются тем, что мы пока не всегда еще в состоянии перевозить их в
отдельных автобусах!
- Представляю, как вы воспитываете своих детей, - язвительно
сказал Абраму Питилашвили спутник студентки.
Такие же нападки и тоже в автобусе обрушились на бывшего одессита
Семена Хуновича Полонского. В чем же выразилась его вина перед
израильским обществом? Он велел своему десятилетнему сынишке уступить
место беременной арабской женщине.
Больше всего поразила Полонского злоба, прозвучавшая в замечании
пожилого израильтянина:
- Чтоб эту ведьму задавил автобус прежде, чем она успеет родить
еще одного разбойника!
"Ведьма", впрочем, не решилась сесть на предложенное ей место. И
неудивительно: израильтяне приучили арабов видеть в неожиданных
проявлениях вежливости только подвох, насмешку, издевательство.
Всех новоприбывших в Израиле буквально с первых же часов убеждали
(а по выражению Иды Левит, "инструктировали"): каждому встречному
арабу надо показать свое презрение.
Бывший артист Мособлконцерта Леонид Толчинский, устроившийся на
временную работу в дешевом ночном кабаре, позволил себе в какой-то
репризе сказать "евреи и арабы". Крамольника немедленно вышвырнули из
кабаре.
Даже семидесятилетний Арон Абрамович Куролапник был нещадно
обруган владельцем бензоколонки за симпатии к арабам. А "симпатии"
бывшего киевлянина выразились вот в чем: очищая от грязи
заправлявшуюся горючим машину, он чересчур вежливо, как счел хозяин,
объяснил проходившему мимо арабскому юноше, как выйти на шоссейную
дорогу.
Для воспитания ненависти к арабам используются и ульпаны. Как?
Ведь там изучают только иврит. Но...
- Учебные тексты так ловко подобраны, - поясняет инженер Злоцкий,
- что, по существу, обучающиеся проходят в ульпане еще один
предмет - антиарабизм. Даже самые малоуспевающие учащиеся выходят из
ульпана с обширным запасом и безукоризненным произношением
антиарабских ругательств на безукоризненном иврите.
С особенным размахом ненависть к арабам прививают школьникам.
Приведу только два коротких, но весьма красноречивых отрывка из
учебника для старшеклассников, точнее, из главы, где дается
исторический обзор израильско-арабских войн:
"Народ Израиля - избранный среди народов по расе, воспитанию и
климату, в котором он развивается".
"Раса народа Израиля - самая чистая из рас, ибо создана путем
отбора всего лучшего во всех поколениях".
И затем следует вывод: арабов надо уничтожать!
А в детских садах ребятишки под руководством воспитательниц хором
поют такую песенку-считалочку:
А ту-ту, ту-ту, ту-ту,
Хааравим ямуту!
Вот точный перевод второй строчки: "Пусть арабы умрут!"
Согласитесь, читатель, не так уж сильно отличается эта песенка от
тех, какие при нацистском режиме заставляли распевать германских
школьников про евреев.
Таня, дочка Клары Розенталь, как-то, возвратясь из школы, тут же
начала зубрить стихотворение. Мать удивилась. К тому времени она уже
знала, что израильские педагоги не очень-то жалуют поэзию. Какое же
стихотворение учительница приказала Тане выучить назубок к следующему
дню? Заглянув в учебник, мать ужаснулась:
- Это был набор зарифмованных лозунгов, призывавших истреблять
арабов. А вывод категорический и ясный: пока рядом с тобой живут
арабы, ты не будешь знать спокойной жизни.
В письмах из Израиля родным, живущим в Советском Союзе и других
социалистических странах, самая запретная тема - это здешняя ненависть
к арабам. Александру Шапошнику, ранее работавшему в Одессе рубщиком
мяса, сохнутовец пригрозил:
- Я знаю, ты много себе позволяешь в письмах. Запомни и скажи
другим: за одну строчку о притеснениях арабов вы тут же узнаете, какая
это прелесть - наручники! Будет лучше, если ты напишешь, как спокойно
живется у нас арабам.
Иногда новоприбывшие все-таки рискуют откровенно заговорить на
эту зловещую тему с людьми, неспособными, по их мнению, на донос.
Отважился на это и Марк Исаакович Перельштейн, приехавший из
Узбекистана и получивший сравнительно приличную работу в дилонской
транспортной конторе. Он спросил своего сослуживца, несказанно
гордящегося перед олим тем, что родился на израильской земле:
- Евреи столько выстрадали из-за разгула гитлеровского расизма.
Неужели вы совсем потеряли совесть и смеете подходить к арабам с
расистскими мерками?
Сослуживец вопреки ожиданиям Перельштейна не вскипел, не стал
пугать его разоблачением недостойных истинного израильтянина взглядов,
а терпеливо, словно непонятливому школьнику, попытался растолковать
ему:
- Ты ошибаешься. Какие же мы расисты, если признаем даже черных!
Ты же видишь вокруг себя сефардов - этих чернокожих евреев, похожих на
скотов. Как они тупы, как недоразвиты! Видит бог, иногда просто не
хватает сил сдержать себя и не заехать в морду тупоголовому сефарду, у
которого столько же разума, сколько у буйвола! Но приходится быть
терпеливыми, приходится скрепя сердце даже понемножку им помогать. Мы
не ограничиваем для них въезд в наше государство. Потому, что они
хотят быть полезными нам, хотят в меру своих жалких силенок помочь нам
укреплять Израиль. И так как мы еще пока не Америка и у нас для самой
поганой работы еще нет своих пуэрториканцев, мы стараемся приобщить
сефардов к нашей стране. Благо они довольствуются малым. Иное дело
арабы. Мы знаем только, что они наши исторические враги. Мы не верим,
что в их среде могут вырасти прогрессивные люди... Я бы лучше умер,
чем согласился пойти к арабскому врачу. Нам и арабам вместе на земле
тесно. Либо мы, либо они.
Сионистам, к счастью, не удалось привить всем жителям Израиля
такие откровенно звериные взгляды. Тому же Перельштейну один пожилой
ватик, бухгалтер по профессии, сын которого был ранен в шестидневной
войне, с возмущением говорил:
- Читаю о гитлеровских лагерях смерти, где истребляли евреев, и с
ужасом убеждаюсь, что для живущих у нас арабов мы ненамного человечнее
гитлеровцев. Разве поголовный расстрел стариков в арабской деревне
Яллу чем-нибудь отличается от того, что творили гитлеровцы в еврейских
кварталах Каунаса или Минска? Мой сын видел, как расправлялись наши
солдаты с пленными арабами. Не пожелаю своему заклятому врагу, чтобы
такое ему приснилось!
Но подобные слова в Израиле произносят шепотом, с оглядкой по
сторонам.
Те из иммигрантов, кто готов любой ценой сделать в Израиле
карьеру, сообразили, что антиарабизм - верная "козырная карта" на
скользком пути к преуспеянию.
Правда, не сразу, но сообразил это и "писатель" Григорий
Свирский.
Приехав в Израиль с самыми радужными и далеко идущими
"творческими планами", сей неудавшийся литератор с ходу предложил
издательствам чуть ли не полное собрание своих не принятых советскими
издательствами сочинений. К огорчению Свирского, израильские
издательства тоже сочли его "прозу" малохудожественной и недостойной
типографского станка. Весьма ограниченный спрос и скудный гонорар
встретили и новые, его произведения: скетчи, монологи и
радиокомпозиции, где автор обрушивает свой гнев на советских евреев,
не помышляющих об отъезде в Израиль. Дело в том, что еще до приезда
Свирского страна была наводнена подобной литературой.
Неудачи оказались даже на внешнем облике Свирского.
Познакомившийся с ним врач из Минска Иосиф Григорьевич Бурштейн
рассказывает:
- Я увидел небритого, раздражительного человека. Одежда, в
которой он приехал из Москвы, износилась, обтрепалась. Да и сам он
производил впечатление какого-то потрепанного, обветшавшего. В кругах
бывших советских граждан знали, что Свирский получил субсидию для
работы над циклом рассказов о "мучениях" жителей Биробиджана. Каждая
глава была оснащена эпиграфом из писаний клеветника Солженицына. Но
рассказы, по мнению заказчиков, не удались, а субсидию Свирский к
моменту нашей встречи уже успел проесть. Однако через несколько недель
Свирского нельзя было узнать: он подтянулся, оживился. И, главное, уже
не норовил выпить чашечку кофе за чужой счет и не стрелял сигареточки.
Общие знакомые открыли мне причину такого сказочного превращения:
Свирский целиком посвятил свое творчество глумлению над арабами. Даже
сумел придумать "исторические" корни вековечной вражды арабских и
славянских народов. И, конечно, сразу же стал желанным и признанным
