Сентябрьская опала Огаркова была направлена не лично против него -
его задело рикошетом. Она явилась результатом закулисных интриг Горбачева
против Романова, который и сам по приезду из Эфиопии внезапно изчез из
поля зрения и не появлялся ни на одном из совершенно обязательных для него
Кремлевских церемониях - типа вручения наград Черненко 27 сентября или
московскому партийному боссу Гришину 4 октября. Обе церемонии, как
водится, подробно освещались средствами массовой информации. Рядом с
Черненко, по левую руку от него, победно улыбаясь, стоял Михаил Горбачев;
через неделю, при вручении награды Гришину, Горбачев снова стоял рядом с
Черненко, хотя на этот раз по другую сторону.
Поразителен был и сам факт "внеочередного" присуждения наград
Черненко - обычно кремлевские лидеры получают их по случаю того или иного
круглого юбилея, а Черненко они достались на этот раз в 73 года: редчайший
случай в кремлевском быту. И в ответной речи Черненко обмолвился в высшей
степени странной фразой, которую можно понять только в контексте
разгоревшейся кремлевской борьбы: "Я принимаю эту награду в самый
ответственный и, честно говоря, очень нелегкий период моей вот уже более
50-летней работы в рядах КПСС". Вряд ли Черненко говорил о состоянии
своего здоровья - это вовсе не в кремлевских нравах. Это также не могло
относиться к состоянию дел в стране - за 50-летний партийный стаж Черненко
в ней происходили несравненно более драматические события:
коллективизация, голод, "великий террор", война с финнами, война с
немцами, смерть Сталина, антисталинский съезд, снятие Хрущева, переворот
Андропова... Но как раз в это время - в империи наступало вроде бы некое
затишье. В империи - да, но не в Кремле!
Вот почему эту странную и отнюдь не случайную фразу Черненко отнести
больше не к чему: она имеет отношение только к кремлевской борьбе, в
которой Черненко взял сторону Горбачева, за что и получил от "победителей"
внеочередную награду - золотую звезду Героя Социалистического Труда и
орден Ленина.
В Москве в это время распространялись (скорее всего сторонниками
Горбачева) слухи, что смещение Огаркова и ожидаемое вскоре снятие Романова
являются вынужденной ответной мерой на предпринятую теми попытку
переворота. Исход кремлевской борьбы казался уже предрешенным - и
незавидная судьба обоих "заговорщиков". На октябрь был назначен экстренный
пленум ЦК, на котором, как откровенно сообщали западным журналистам
представители Кремля, должны были произойти важные персональные перемены.
Иначе говоря, победа Горбачева будет закреплена официально, а Романов -
выведен из состава Политбюро и Секретариата. Главный редактор "Правды"
Виктор Афанасьев, опережая события и выражая свои верноподданические
чувства победителю, в беседе с японскими журналистами даже назвал
Горбачева "вторым генеральным секретарем" - должность отсутствующую, как в
партийном уставе, так и в советской политической реальности. Через
несколько дней, однако, редактор вынужден был взять свои слова обратно,
дезавуировать их, ибо в середине октября события приняли совершенно
неожиданный оборот. За десять дней до открытия внеочередного Пленума
опальный маршал Огарков ко всеобщему удивлению прибыл во главе советской
военной делегации в Восточный Берлин, где был принят с почетом
восточногерманским руководителем Эриком Хонеккером. Об этом было сообщено
сначала без указания должности советского маршала. Она была указана на
следующий день, и была необычна тем, что учреждалась прежде только во
время войны: главнокомандующий европейским контингентом советских войск -
от Урала до Берлина.
Возвращение из опалы маршала Огаркова было обставлено достаточно
деликатно, чтобы не посеять раздоры в высших военных кругах, а на пост
начальника Генштаба уже был назначен бывший заместитель Огаркова маршал
Сергей Ахромеев. Самое интересное, однако, заключалось в том, что о новой
должности Огаркова было объявлено не в Берлине, не в Москве, а в
Хельсинки, объявил об этом не кто иной, как Романов, прибывший в Финляндию
с официальным визитом: возвращение Огаркова означало и его, Романова,
возвращение к политической жизни. В это же время заболел и больше уже не
показывался на публике министр обороны Устинов, который вместе с Черненко
дал санкцию на снятие Огаркова и принял сторону Горбачева против Романова.
Пленум ЦК состоялся в точно назначенный срок, однако вместо того,
чтобы стать политическим триумфом Михаила Горбачева, Пленум ограничился
рассмотрением рутинного вопроса о сельском хозяйстве, кризис которого стал
уже перманентным в СССР и созыва чрезвычайного Пленума отнюдь не требовал.
Ответственный за сельское хозяйство Горбачев на Пленуме не выступал, его
имя даже не упоминалось в отчетах. На очередной кремлевской церемонии,
показанной к вечеру по телевидению и на фотографиях во всех советских
газетах, Горбачев хотя и присутствовал, но был отодвинут к самому краю, а
центре, внутри поредевшей группы кремлевских летаргических старцев
находился Романов. Он же вместе с премьером Тихоновым отправился на
Шереметьевский аэродром встречать монгольскую делегацию во главе с
генсеком и премьером МНР, т.е. заменял Черненко, которому до аэродрома
было уже не добраться по состоянию здоровья. А во время переговоров
Романов сидел рядом с Черненко и за неспособностью последнего фактически
руководил им. Еще через несколько дней советская печать, радио и
телевидение, как по команде, стали подавать в качестве пропагандистского
образца опыт романовского руководства промышленностью Ленинграда.
Напротив, поезка Горбачева накануне Рождества в Великобританию была
освещена советскими средствами массовой информации - в пример западным -
на редкость скромно, причем телекамера показывала английских хозяев, а не
русского гостя, а в газетах не появилось ни одной фотографии Горбачева.
Еще одна показательная деталь - если в первые дни его поездки заголовки в
газетах гласили - "Визит Горбачева в Великобританию", то в последние три
дня они неожиданно деперсонализировались - "Визит советской делегации в
Великобританию". Это было очевидной реакцией Кремля на объявление
Горбачева в мировой прессе, прежде всего в британской, "кремлевским
принцем", вторым секретарем, "вторым в Политбюро" - Кремль всегда с
большим подозрением относился к предсказаниям (а тем более к похвалам)
врагов. Поэтому западные комплименты Горбачеву играли на руку не ему, а
его сопернику - Романову. Последнему удалось еще больше усилить свои
позиции благодаря отсутствию Горбачева в решающий момент борьбы за
власть, когда в связи со смертью министра обороны Устинова и ухудшением
здоровья Черненко политический баланс в Кремле был нарушен. Узнав о
последних событиях в Москве, Горбачев прервал свой визит в Англию и
немедленно вылетел в Москву.
Председателем траурной комиссии был объявлен Григорий Романов, в
отсутствие тяжело больного Черненко, он стоял на мавзолее в центре
трибуны. Все советские радио- и телестанции больше часа вели прямую
трансляцию с Красной площади, а газеты отвели этой церемонии первые
страницы, подчеркивая ведущую роль Григория Романова, словно все это
было устроено специально в честь его политического бенифиса. Что касается
Горбачева, то он держался в стороне и даже не выступил над могилой своего
"старого друга", как назвал Устинова на пресс-конференции в Эдинбурге
перед отлетом из Великобритании.
Единственное, что ему оставалось - это наблюдать за политическим
триумфом своего соперника.
Однако до смерти Черненко, на чей пост они оба претендовали,
оставалось еще целых два месяца - время вполне достаточное для новой
кремлевской интриги. Если англичане поторопились с "инаугурацией"
Горбачева, то Романов поспешил, репетируя на похоронах Устинова на
Красной площади роль нового Советского руководителя.
Ни у того, ни у другого претендента не оказалось решающего перевеса.
Если бы Черненко умер в сентябре, его место наверняка занял бы Горбачев,
а если бы в декабре, во время поездки Горбачева в Англию - тогда Романов.
Ни один из них не обладал достаточным авторитетом и властью, чтобы взять
верх над соперником.
Политические акции Горбачева на западной бирже были не только выше,
но и устойчивее, чем кремлевской. Однако именно выдержанный Горбачевым
экзамен в Великобритании окончательно склонил в его пользу Андрея
Громыко, для которого, ввиду его иностранной профессионализации,
дипломатическое мастерство и умение расположить к себе иноземцев были
важнейшим критерием оценки политического лидера. Увы, одной поддержки
Громыко было недостаточно ввиду того, что на сторону Романова подались
такие старые волки, как премьер Тихонов и хозяин советской столицы Гришин.
Сам же Романов, чувствуя, что у него недостаточно сил, чтобы одолеть
Горбачева, и не желая рисковать, решил повторить хитроумный ход своего
соперника после смерти Андропова, когда тот выдвинул кандидатуру
Черненко. Так и сейчас, весной 1985 года, когда Черненко осталось жить
совсем немного, Романов "снял свою кандидатуру" и поставил на Гришина. И
вот несколько дней подряд, во время предвыборной кампании в советский
"парламент", Гришин регулярно появляется на телеэкране, на пару с уже
невменяемым Черненко, зачитывает от имени последнего обращение к
"избирателям". Это выглядело настолько демонстративно, что как в СССР,
так и за границей решили, что вопрос о кремлевском престолонаследовании
уже решен и следующий промежуточно-компромиссной фигурой на вершине
кремлевского Олимпа станет Гришин.
Тем временем, ввиду обострившейся ситуации, Горбачев решил больше не
рисковать и отменил свой визит в Париж на съезд французских коммунистов,
хотя и он, и Раиса Максимовна были падки на такого рода заграничные турне,
когда можно и мир посмотреть и себя показать.
Вопрос о новом генеральном секретаре был перерешен заново и
окончательно, когда вмешался КГБ в лице его председателя Виктора
Чебрикова. Хотя Чебриков был только кандидатом в члены Политбюро, без
права голоса, однако именно его голос решил дело в пользу Горбачева.
Произошло это еще при живом, хотя и умирающем Черненко. То, что в конце
концов шеф КГБ поддержал Горбачева, было основано, с одной стороны, на
трезвом расчете - Горбачевым, скорее суетливым, чем энергичным, легче
управлять, нежели самоуверенным и спесивым Романовым, с другой стороны -
это результат торговой сделки - КГБ получил взамен два дополнительных
места в Политбюро - для самого Чебрикова и для Шеварднадзе, который
одновременно стал министром иностранных дел, несмотря на давнее
"кавказское" столкновение между ним и Горбачевым. Напомним, что все трое
- Горбачев, Шеварднадзе и Чебриков - были выдвиженцами Андропова.
Ошибка Романова заключалась в том, что он поставил на армию и не
учел извечный антогонизм между армией и органами госбезопасности, этими
двумя опорами советской власти. К тому же, согласно достоверным сведениям,
Романов оказался менее сговорчивым и, опасаясь ослабления своей в
перспективе единоличной власти (поначалу за спиной Гришина), не хотел
идти на уступки КГБ, что обошлось ему в конечном счете значительно
дороже. Боясь уступить часть, он потерял все: не только проиграл
Горбачеву, но и лишился даже тех постов, которые у него были - члена
