Роман Солнцев
УЛЫБКА ЗА СТЕКЛОМ
рассказ
Самохин бежал зимним ветреным днем по улице, напряженно и мелко переставляя
ноги, как бы семеня, чтобы не оскользнуться широко и не упасть - гололед
сковал тротуары. Возле новых, богатых магазинов ледовая корка была снята
осторожными ударами лома и жестяных скребков, но идти от этого не
становилось менее опасным - брусчатка, составленная из тесно уложенных,
затейливой формы плиточек, была скользкой, как стекло. "Научились
укладывать, - тоскливо ворчал про себя Самохин. - Раньше не то что плитняк
- кирпич к кирпичу не могли положить, плюхали кое-как в раствор...
Капитализм, черт бы его побрал!" Особенно раздражали и даже вызывали
ненависть у него, хотя Самохин и не был вовсе уж бедным человеком, все эти
празднично украшенные входы, иностранные слова над ними, сметанно-белые
двери с якобы золотыми дверными ручками, музыка, играющая там, в глубине, и
главное - за сверкающим стеклом ни человека, кроме двух-трех продавцов. "Но
если никто сюда не идет за покупками, для чего же они пооткрывали свои
"бутики" и "пассажи"? Или просто-напросто здесь их "представительства",
"крыши"? Ночью грабят, убивают, а днем приходят сюда, чтобы постоять за
прилавком со своими специально отобранными в нищей Росси юными красавицами,
кивая знакомым милиционерам и себе подобным, гладким и жирным, с губками
гузкой, перезрелым мальчикам с толстой цепью на шее?.."
И все бы ничего, и пробежал бы Самохин мимо новых витрин и дверей, да
что-то его одернуло... "Что это такое, черт побери?!" Он потряс головой,
как делал еще в школе, если не делилась числа на числа или не вспоминалась
строка из Пушкина.
За хрустальным, как бы самостоятельно мерцающим листом стекла на белой
длинной шкуре полярного волка томно полулежала юная женщина, почти нагая, с
лисьей красной шубкой на плече, в золотистых колготках и красных туфельках.
Ну, ясно, манекен, каких сотни и тысячи в городах мира. Разумеется, не чета
тем советским манекенам, которые еще недавно - без одной руки или ноги -
уныло торчали в темных окнах наших универмагов. Нет, эту фигурку сотворили
из ласкового, нежного материала (пластик, воск?), а главное - лицо у нее
было тонким, прекрасным и совершенно живым. С неповторимой полуулыбкой.
Явно слепленное с одного единственного на земле лица, никак не стандартное
- это сразу видно...
"Конечно, встречаются на земле похожие люди, - подумал Самохин, глядя
помутившимися от страха глазами на витрину. - И конечно же, умельцы,
поставляющие манекены для магазинов, вряд ли всерьез озабочены особой
необычностью лица. Перед ними задача проще - муляж должен быть хорошей
вешалкой для платья... Разумеется, не должны нарушаться пропорции
нормального тела... для шарма можно удлинить ноги, сделать личико тоньше...
Но откуда у этой красавицы, бесстыдно раскинувшейся на мерцаюшей, как
облако, волчьей шкуре, незабываемая, единственная на свете, легкая
полуулыбка Нели? Да конечно же, случайно. Скульптор, который лепил форму, и
думать не думал, что его поденная работа у кого-то вызовет смятение...
нажал на глину или гипс так, этак, и вот тебе улыбка Нели. Наверняка таких
"Нель" сотни в России. И одна попала в наш город..."
Самохин стоял перед стеклом, уставясь, как сумасшедший, на неподвижную,
нагую, с острыми грудками современную уличную Данаю, и подростки, уже не
раз проходившие мимо него, переглядывались с ухмылкой. "Наверно, дядька
давно баб не видел... может, выпустили из зоны?"
И пошел было дальше Самохин, да снова вернулся. Наверное, ему померещилось.
Да, да! Это всего лишь игра света, а на самом-то деле фигурка шаблонная,
обычная?
Нет же, похожа. Похожа - как будто Неля Летяева сама тут и лежит. С трудом
открыв тугую роскошную дверь, Самохин зашел в магазин.
- Вам что-нибудь показать? - тут же обратилась к нему с улыбкой молоденькая
продавщица в бордовом костюмчике.
Здесь был магазин французской одежды, тонко пахло духами.
- Скажите... этот манекен... откуда?
- Манекен? Вы хотите что-то для вашей жены? Какие у нее размеры?
Самохин смутился. В более странное положение он еще не попадал. Но его
несло, как во сне - в бездну звезд. Он продолжил, упрямо и угрюмо набычась:
- Там, за стеклом фигурка... где такие лепят?
- Право, не знаю, - отвечала девица, сразу же потеряв интерес к посетителю.
Но их разговор услышал некий лысый господин в глубине магазина - он
перелистывал за кассовым аппаратом бумажки.
- Что вас интересует?
Самохин, тяжело краснея, повторил свой вопрос.
Лысый, поправив очечки в золотой оправе, как-то цепко, с явным интересом
смотрел на посетителя.
- О, эти дамы у меня из Питера, - отвечал, наконец, лысый. - Что, красивые?
- А у вас еще есть? - неловко спросил Самохин и только теперь заметил, что
и справа от входа сияет такая же сквозная витрина, и в ней стоят две
дамочки в роскошных соболях - но с другими (о, счастье!), с другими лицами.
- Сейчас ни в одном приличном окне вы не найдете прежних пугал, -
наставительно объяснял хозяин. - Что же вас заинтересовало? Вы не
журналист? Не хотите ли сфотографировать наш фасад?
Самохин попытался объяснить, что именно его удивило, не раскрывая сути
своего интереса.
- Нестандартность лица?.. - лысый продолжал, улыбаясь, разглядывать
Самохина. - Нынешние скульпторы, работающие на торговлю, по-моему,
используют уже компьютеры. Как-то это делается... Одна форма не похожа на
другую. Да, это дороже, но и наши магазины дорогие...
- Где вы их покупаете?
- В Питере, - вдруг почему-то нахмурясь, ответил лысый господин и
отвернулся.
Самохин кивнул и пошел прочь. Значит, компьютер? Ну, конечно, срабатывает
закон случайных чисел... получаются все новые и соотношения длины лица,
губ, глаз... Но почему хозяин магазина так неохотно назвал Питер? Может
быть, дурака валяет, набивает цену? И никакие не компьютеры в петербургских
мастерских работают, а обычные натурщицы позируют? И вдруг Неля давно уж
обитает в северной столице? Кажется, она мечтала о Питере. Но сколько же ей
нынче?.. Они виделись двадцать лет назад, когда Самохин, сразу же после
окончания геофака Т.-ского университета, залетел в заполярный Норильск. И
если Неля позировала нынче...
Но нет, нет! Милая, она уже никак не может быть такой... она постарела. Это
просто похожая на нее молодая женщина. Бывают, бывают похожие... Говорят, у
каждого человека на свете как минимум семь двойников...
Ночью он лежал и закрытыми глазами смотрел в прошлое. Жена спросила:
- Ты чего так дышишь? Ты не спишь? Он что-то ответил. И все продолжал
думать: "Нет же, просто так, случайно, не возникает столь полное
соответствие. Эту фигурку или с самой Нели лепили, или... - И вдруг его
ужалила мысль. - А если у нее дочь родилась?!. Ей сейчас двадцать?.."
К утру сердце изнылось. Что же делать? Может, взять отпуск и слетать в
Питер, сказав жене, что летит в НИИ ГА (научно-исследовательский институт
геологии Арктики), где у его были когда-то знакомые геологи? От них узнать,
не видели ли в Питере Нелю? И по Невскому пройти, заглядывая безумными
глазам в звездные витрины? На работе-то отпустят, тем более что зарплату не
платят вот уж с полгода, но на какие шиши лететь?..
Господи, это она, она в камне.
..........................................................................
Молодой, говорливый, с кудрями, как у цыгана (только кудри белесые), с
горящими глазами, как у гипнотизера, он прилетел когда-то за Полярный круг.
Старенький самолет ЛИ-2 кружил с полчаса над аэропортом и, наконец, дико
кренясь и увлекаясь бешеным ветром в сторону, все же приземлился.
Подпрыгивая и разворачиваясь против воли, замер... Самохин увидел через
мутный иллюминатор, как навалившись на крылья в чернильной мгле человек
десять пытаются его удержать.
Летчик, выходя из кабины, добродушно буркнул кому-то из знакомых пассажиров
( а впрочем, тут все свои, норильчане, скрывать нечего!):
- Считайте, что во второй раз родились...
И только теперь до Самохина дошла истинная причина того, почему самолет так
долго кружил в метельной бездне. На ватных ногах юный геолог последовал за
всеми в воющую ночь, где сиротливо кое-где мигали желтые электрические
фонари. Полный восторга и страха ( был на краю гибели и вот, он жив!),
Самохин въехал на криволапом автобусе в незнакомый легендарный город, в его
круглосуточный электрический свет и, спиной к ветру, хохоча, еле дотащился
до гостиницы на краю площади.
Никогда в жизни, ни до того, ни после, он не видел такого радушия, с каким
встречают командировочных в этом сером, огромном, вздрагивающем доме с
белыми атлантами и кариатидами, наметенными на балконы снежным бураном.
Милые северные красавицы угощали залетных молодцов горячим желтоватым
мясным бульоном и раскаленными пирожками со сковородки. Наливали алчущим
водки. Подавали пожилым крепкий, как деготь, чай. Этот сказочный буфет
располагался прямо перед входом, на первом этаже.
Только после ужина, с улыбкою оглядев мокрые кудри Самохина и его шалые
глаза, переглядываясь, румяные северянки, выдали молодому парню ключ от
одноместного номера. Постояв возле окна, через которое ничего не видно,
только слышно гул, Самохин решил немедленно выйти в пургу, подышать ею.
На улице и впрямь уже разыгралась пурга - на площади Ленина кружила белая
конница, из тундры через город на сваях неслись со страшной скоростью волны
снежной бури, мгновенно засыпая все неровности на пути, следы скреперов,
рычавших на улице, и сами эти горбатые механизмы, если вдруг заглох
мотор...
-Ура! Ура! Как прекрасна жизнь! - закричал во все горло слегка пьяный
Самохин. И за спиной услышал женский смех. Самохин обернулся - парень и две
девушки, все трое в унтах и в черных тулупах, в шапках ушанках, пытались
развернуться на ветру, не отпуская при этом друг друга - парень держал их
крепко под руки. Но вместе они представляли для пурги что-то вроде паруса -
их сносило... Услышав крик Самохина, они согласно завопили:
- Как прекрасна эта ночь!..
Нет, не издевались, это сразу понял Самохин - у них тоже было радостное
настроение. И как бывает лишь в молодости, через несколько минут он уже шел
с ними, схватив под руку крайнюю справа - бледноликую, улыбчивую девчушку.
И заговорил, заговорил, закричал, срывая голос и кашляя на ледяном ветру,
что полчаса назад мог разбиться, но не разбился, и потому он сейчас самый
счастливый... да еще таких девушек встретил... на что парень ( его звали
Саша) пробасил:
- Ты не двух девушек встретил, эта - моя, а вот ее - точно встретил, зовут
Неля.
- Неля! - Самохин тут же заглянул в ее глазки, ласковые, недвижные, как
звезды над пургою - их совсем еще недавно Самохин видел их из самолета, они
никуда не делись, эта бездна там. - Неля! Елки-палки! А давайте выпьем за
мое спасение!..
И только в юности так бывает - вскоре они сидели в некоем общежитии, и Саша
(он из НИИ ГА, тоже геолог!) играл на гитаре, и Самохин перехватывал ее, и
они пели десятки песен подряд: "И снег и ветер...", "От злой тоски не
матерись...", "На полочке лежал чемоданчик...", "Сиреневый туман"...
Тогда Самохин услышал много неизвестных ему дотоле песен Высоцкого. Саша,
скалясь, рычал, потрясающе подражая барду:
- Но и утр-ром все не так, нет того веселья... Или кур-ришь натощак, или
пьешь с похмелья... Эх, р-раз!.. йеще р-раз!..
- Сколько вер-ры и леса повал-лено... сколь изведано горяя и трас-с-с... А
на левой гр-руди пр-рофиль Сталина... а на пра-равой Маринка анфас...
- Я поля влюбленным постелю-ю... пусть поют во сне и наяву-у-у.. Я дышу - и
значит, я люблю! Я люблю - и значит, я живу!..
В стену и в дверь среди ночи стали стучать. Затихнув на время, молодые люди
разделились - Самохин с Нелей перебежали в другой, соседний дом -
оказалось, там у нее своя, однокомнатная квартирка. Включив и выключив
свет, снова что-то пили и целовались. На полу мурлыкал магнитофон...
