нем не забыли. Через год Кипарисов становится вторым замом
директора, спустя два года - первым. Будучи вторым, он знакомится
с Надеждой Лайме. А став первым, уже делает ее своей секретаршей.
Кстати, любовная связь, если тебе это будет интересно,
обнаружилась у них с девяносто четвертого года. Вот в этот самый
волнующий момент на сцене и появляется Гермашевский. Появление
последнего было связано с поведением его сестры. Ему не нравилась
их связь, или он попросту хотел отомстить, не знаю, а врать не
буду. Главное, что в лицо они были знакомы.
Теперь о других.
Горьков Евгений Георгиевич. Кадровик со стажем. О нем тебе что
рассказать?
- Да что есть, то и говори.
- А ничего особенного и нет. Вот разве что рабочий стаж у него
сорок три года и из них на ЗИЛЕ - тридцать шесть. Ветеран, одним
словом. Не думаю, чтобы он тебя каким-то образом привлекал.
- Ладно, давай других.
- Мясницкий Александр Сергеевич. Ветеран, знатный вахтер
предприятия. Кстати, самый бестолковый свидетель из всех, с кем
мне доводилось встречаться.
- Он твой?
- В том-то и дело. Был бы чужой, я с ним и не связывалась бы
никогда.
- Мы отвлеклись, - напомнила я.
- Да, ты права. Переверзев Андрей Андреевич. Старший мастер
сборочного цеха. Там, как я поняла, кузова собирают. Вместе с ним
попал на завод по распределению. Свидетель защиты. Кстати,
единственный человек, который присутствовал при одном из
разговоров между Кипарисовым и Соболевым.
- Это тот человек, которого Кипарисов надул? - решила уточнить я.
- Именно он.
- А в чем там было дело?
- Соболев - начальник ведомственной охраны, к сведению. Кипарисов
рекомендовал ему выгодное дельце, что-то связанное с
мошенничеством по службе. Выгодный контракт на стороне, так что
все "левые" денежки задержались бы у Кипарисова. Проблема вся была
в том, что Соболев хочет разобраться с Кипарисовым, но боится сам
загреметь в места не столь отдаленные. Потому и врет постоянно и
что-то невразумительное лепечет иногда. Тяжело, в общем.
- Да уж, нелегко тебе с такими, - посочувствовала я, - Хорошо, что
отозвали.
- Теперь я и сама начинаю радоваться помаленьку. Не то, что
раньше.
- Что там с остальными?
- Да, интересная деталь. В качестве свидетеля обвинения могла бы
быть по всем статьям вызвана Надежда Лайме. Не думаю, правда, что
она что-нибудь бы сказала, но чисто психологический эффект был бы
недурен.
- Это точно. По какому поводу ты ее собиралась приводить на
заседание?
- Ей кое-что было известно о готовящейся махинации. А когда
Кипарисов провернул дело и не соизволил вознаградить Соболева, она
присутствовала за дверью при памятном скандале между этими двумя
людьми.
- Значит Соболев пришел выяснять отношения прямо в его кабинет?
- Именно так. Ор стоял ужасный, как уверяют затесавшиеся в этот
момент в приемную свидетели, в частности сам Горьков, у которого
было какое-то малозначительное дельце к обвиняемому. Понятное
дело, что он тотчас же забыл о нем.
- Это точно. Значит есть версия...
- Увы, нет, - Стеклова угадала мои мысли. - К несчастью для тебя.
Кипарисов заимел где-то железное алиби не то, что на случай
возможной проверки его месторасположения, так еще и против своей
возможной причастности к заказному убийству Лайме. К нему не
подкопаешься.
- Очень жаль. Что, никаких шансов.
- Абсолютно никаких.
- Досадно, право слово. Не знаю, что и сказать.
- У тебя есть кто-нибудь на примете? - внезапно поинтересовалась
Стеклова.
- В том то и дело, что нет. Вот может быть Полянский позвонит,
что-то прояснит.
- Понятно. Тогда желаю удачи.
Лена отключилась. Я же сделала еще несколько заметок в порядком
поистрепавшейся записной книжке.
Через пару часов позвонил Полянский. Увы, его данные были точным
повторением стекловских и ровным счетом ничего нового мне не дали.
- Ну ты не огорчайся, Жанна, - в завершении сказал он. - Уж
что-нибудь мы обязательно обнаружим. Честное пионерское.
- Хотелось бы верить.
- Мне тоже. Ладно, шучу. Не буду доводить своими остротами тебя до
нервного срыва.
- Да уж не надо, пожалуйста.
- Еще позвоню, если что.
Он отключился.
Полистав свою записную книжку, я бросила это занятие. Дело
странным образом становилось то проще, то сложнее. Сейчас следовал
новый виток. И конца этому видно не было.
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ
Вечером, как раз перед тем, как лечь спать, я еще и еще раз
прикидывала возможные варианты происшедшего почти месяц назад
события. С тех пор дело сдвигалось немало раз, но верен ли был
этот путь - я не знала. Пока не знала. Да и подвижки происходили в
самых разных направлениях, а какой из них был верным? Ответа на
свой вопрос пока я не получила.
Надежда, по крайней мере, еще оставалась. Я чувствовала, что дело
это не заглохло. Оно, как подсказывала мне интуиция, постепенно
продолжало свое тайное развитие. И как только оно выйдет тем или
иным образом на поверхность, это даст толчок и моим изысканиям. А
пока я не могла ничего изобрести, сколько не старалась.
Поэтому приходилось только ждать. А тогда я уж смогу уцепиться за
увиденное, услышанное, прочитанное и распутать новую ниточку. На
сей раз до конца. И мне даже не пришло в голову, что я могу и не
заметить этого события, или неправильно его истолковать. Да,
надежда действительно умирает последней.
С этими душеспасительными мыслями я и заснула.
Ночью мне снились какие-то жуткие сны, липкие и непонятные. Помню,
что ворочалась с боку на бок, поминутно просыпаясь. А утром, часа
в четыре, меня выбросил из кровати настойчивый телефонный звонок.
Я с трудом разлепила заспанные глаза, медленно приходя в себя и
недоумевая, кому в голову пришла мысль звонить в такую рань. И в
тоже время чувствовала, что вести будут недобрые. Евгения Петровна
наконец-то подняла трубку, остановив поток звона.
Я поспешно набросила халат и высунула голову в дверь. Полминуты
мне было достаточно, чтобы понять, что же произошло нечто из ряда
вон выходящее.
Звонила, очевидно, Светлана. Она никак не могла придти в себя,
постоянно срывалась, ничего толком не объясняя. Одно только стало
ясным: что-то случилось с ее мужем.
Наконец Евгения Петровна положила трубку. Медленно села на стул,
приходя в себя от полученной информации. Я быстро подбежала к ней.
- Юрия... кто-то... убил, - с трудом выговаривая слова, произнесла
она. Как гром среди ясного неба.
- Когда? Кто? - спрашивала я, но ответа так и не получала. Евгения
Петровна медленно, как во сне, начала собираться, отвечая на все
мои вопросы только одно: "Надо ехать, там во всем и разберемся".
Наверное, она так и не могла еще понять до конца глубину
постигшего их семью горя. Я, как могла, помогла ей собрать вещи,
упаковала часть своих, и через сорок минут мы вышли из дому. Путь
до железнодорожной станции показался мне бесконечным.
Поезд подошел быстро, через несколько минут.
На перроне вокзала нас встречала Света. Увидев, что мы выходим из
электрички, она бросилась навстречу матери и зарыдала. Я поймала
такси и отвезла их на квартиру, теперь уже бывшую квартиру
Гермашевского. посидев там с полчаса, и успокоив их как смогла я
решила отправиться в отделение.
Информация, которую я получила, повергла меня сперва в шок, потом
в растерянность и, наконец, в какую-то безумную радость. Едва
дочитав заключение медэкспертизы, я убедилась в своих самых
невероятных умозаключениях и на огромной скорости отправилась
обратно.
Возвратившись на квартиру, я застала Светлану и ее мать сидящих в
тех же позах, что и при расставании. Казалось, время остановило
для них свой бег и с момента моего ухода не прошло и минуты. Я
попыталась их хоть как-то вывести из ступора, но не смогла. Сумела
лишь выжать телефон знакомых Евгении Петровны, живущих в Москве.
Когда достаточно рассветет, решила позвонить. Тогда они меня
сменят.
Евгения Петровна только махнула рукой на вопрос, могу ли я
осмотреть квартиру. Я оставила на время семью в гостиной и перешла
в спальню.
Юрия Гермашевского убили около шести-семи часов вечера прошлого
дня. Точное место убийства не выяснено, скорее всего, оно
произошло в машине, на которой его затем и увезли к кольцевой
автодороге, подальше от людских глаз. Нашли его тело неподалеку от
Варшавского шоссе, поздно ночью. Какая-то малость подвыпившая
парочка решила уединиться в ближайшей рощице и там, в куче мусора,
натолкнулась на труп. Среагировали они удивительно быстро. Скорая
и дорожный патруль прибыли на место происшествия почти
одновременно, через десяток минут после вызова. Несмотря на
отсутствие документов в карманах у убитого, его опознание
произошло моментально. Один из милиционеров узнал в жертве своего
старого еще школьного знакомого. Тотчас позвонили ему домой,
надеясь, что там кто-то есть. К телефону подошла ничего не
подозревающая Светлана, ожидавшая мужа завтра утром. Потом за ней
заехал патруль и попросил еще раз опознать труп.
Смерть Гермашевского наступила в результате перелома шейного
позвоночника и последовавшего за этим разрыва спинного нерва.
ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ
То, что я перевернула квартиру вверх дном, все-таки еще легко
сказано. С моей стороны было довольно безжалостно пользоваться
тяжелым состоянием Евгении Петровны и Светланы, но у меня попросту
не было иного выхода. Ведь вся помощь, которую я могла им оказать
заключалась именно в этом.
За полчаса упорных поисков я нашла довольно много интересных
документов, но без их всестороннего анализа что-либо конкретнее
сказать было трудновато. Несколько безымянных телефонов, какие-то
странные записки, оплаченные счета - вот и все, что оказалось у
меня на руках. Я с молчаливого позволения семьи забрала еще пару
записных книжек и десяток бумажек самого различного содержания и
рассовала по карманам и отделениям сумочки. После этого позвонила
знакомой Евгении Петровны и, дождавшись, когда она придет,
поспешно откланялась. Впрочем, на мой уход не обратили внимания.
Придя домой я первым делом позвонила адвокату Гермашевского. (Его
телефон найден был мною в одной из взятых с собой записных
книжек.)
Он поздоровался, поинтересовался, кто же его беспокоит и узнав,
принялся ждать вопросов. Я не стала его разочаровывать в этом.
- Скажите, Алексей Сергеевич, вам Юрий звонил на этой неделе?
- Вы знаете, - он немного помялся, видимо не зная, как лучше ко мне
обратиться, - да, верно, он звонил дня четыре назад, или что-то в
этом духе. Сейчас я точно не помню; завален работой, знаете. Он
интересовался завещанием своей сестры, Надеждой Лайме. Мне
пришлось его сильно разочаровать. Единственным его капиталом
оказались еще не прогоревшие акции одной трастовой компании. А
остальные сертификаты годились разве что на растопку печи.
Впрочем, их немало было, надолго хватило бы... Извините, я
отвлекся.
Общая сумма его состояния составила минус расходы на оформление и
прочее - около двухсот двадцати тысяч рублей. Сейчас это не
деньги, сами знаете.
- Вы правы. И он, вне сомнения, был в шоке.
- Это еще мягко сказано. Попросту говоря он рвал и метал. Все
шишки свалились, главным образом на меня. Хотя, сами посудите,
я-то здесь при чем? Мне пришлось собрать некоторые бумаги и
встретиться с ним лично.
- И он поверил?
- Трудно сказать. Не сразу, наверное, но поверил. И больше меня не
беспокоил.
- А интересовался он этим завещанием когда-нибудь раньше, скажем,
месяц назад.
- Было дело. Где-то за месяц до смерти своей сестры. Как раз после
того, как они разошлись с мужем. Она тогда в Самару собиралась
выехать.
- И выехала.
- Да. Что-то поменяла в завещании. Как раз после того, как Лайме
изменила завещание, Гермашевский и объявился.
