Главная · Поиск книг · Поступления книг · Top 40 · Форумы · Ссылки · Читатели

Настройка текста
Перенос строк


    Прохождения игр    
Roman legionnaire vs Knight Artorias
Ghost-Skeleton in DSR
Expedition SCP-432-4
Expedition SCP-432-3 DATA EXPUNGED

Другие игры...


liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня
Rambler's Top100
Русская фантастика - Сергей Снегов Весь текст 72.14 Kb

Бритва в холодильнике

Предыдущая страница Следующая страница
1 2 3 4 5  6 7
значит?" Я не мог объяснить ему, что это значит, но именно  в  тот  момент
начал ненавидеть его, вот что это значило. Он был  недостойным  лицемером,
мне все трудней становилось проводить дни  с  человеком,  у  которого  так
двойственна личность.
     - Вы  могли  перестать  пользоваться  дешифратором  -  и   раздвоение
личности вашего руководителя перестало бы вас раздражать, Эрвин.
     - Я не мог этого сделать, мы  продолжали  трудное  исследование,  без
непрерывно возникающих идей, переделок и усовершенствований  оно  не  шло.
Идеи генерировал Карл, и с каждой  следующей  они  были  все  туманней.  Я
превращал их в осуществимые, выдирал из хаоса  фантазий  здоровое  семечко
реальности и выращивал из семени дерево, так это всего  лучше  назвать.  И
все сильней ненавидел этого честолюбца. Мне скоро стала противна и работа,
которую мы вели.
     - Вам скоро стали отвратительны  и  все  сотрудники  энергозавода,  с
которыми приходилось встречаться. Возвратись вы  с  вашим  приборчиком  на
Землю, вы вскоре возненавидели бы все человечество.
     Да, именно так, Эрвин не опровергал обвинений. Он лежал, отвернувшись
от Роя, уставя глаза в потолок, тихо говорил  -  не  оправдывал  себя,  не
скрывал проступков, не утаивал сомнений и мук.  Собственно,  он  потому  и
надумал шпионить за мыслями других, что надеялся на исключительность Карла
Ванина. Остальные - люди как люди, никаких предосудительных стремлений  за
ширмой добропорядочности, дешифратор покажет это убедительно, так  говорил
он себе. А что получилось?  Никакой  исключительностью  Карл  не  обладал,
точно такими были и другие. У всех честолюбие, себялюбие, властолюбие  шло
на том же энергетическом уровне, что и творческое начало.  Фильтр  отсекал
все мелочное, вторичное,  случайное,  а  тщеславия  с  себялюбием  не  мог
отсечь, это было коренное, на эти  свойства  натуры  тратилось  не  меньше
мозговой энергии, чем на научные усилия, и ведь это все  люди  выдающиеся,
крупные специалисты,  незаурядные  характеры  -  иных  на  Меркурий  и  не
посылают. И таких людей любить? Уважать их? Доброжелательствовать  им?  Не
будет ли это формой того же двуличия? Не превратится ли  в  примирение  со
скверной?
     - И вы стали показывать окружающим, что они вам отвратительны? И  они
благодушно терпели такое непостижимое для них отношение?
     Эрвин усмехнулся с хмурой иронией.
     - Благодушия не было. Но вы забываете, как сложились  обстоятельства.
Я ведь не издеваться приходил, я приносил  ценные  предложения,  мне  были
благодарны за них - и никто не догадывался, что это его собственные  идеи,
только доведенные до завершения. А я посмеивался: вот вы думали, ничего не
выдумали, а все так просто, получайте и пользуйтесь.  Я  унижал  тем,  что
благодетельствовал, без облагодетельствования не было  бы  и  унижения.  И
поверьте, после каждой моей неожиданной помощи, у людей на время пропадало
самовосхищение. Другой сделал то,  чего  не  смогли  они:  это  впечатляло
каждого.
     - Расскажите, как погиб Карл Ванин.
     - Что еще рассказывать: погиб - и все  тут.  Не  отрицаю  убийства  -
разве не достаточно?
     - Убийство убийству рознь. Хочу знать подробности.
     - Подробности? Ладно, пусть подробности.  В  тот  день  мне  хотелось
лезть на стену. Бывают состояния, когда  бить  себя  кулаками  по  лицу  -
успокаивает. Вот такой выдался денек: от любого слова душу воротит. А Карл
вдруг впал в экстаз и уже не мысленно, а вслух  расписывает,  как  удалась
работа, как нас вознесут за технические находки. Я  вытащил  аппарат  -  в
мыслях та же восторженная бормотня, только гуще. В общем, я крикнул Карлу:
"Убирайтесь от печи, я сейчас ее сожгу!". Он стал  белым,  весь  задрожал,
руку протянул: "Эрвин, опомнись, Эрвин,  прошу  тебя!".  Я  навел  лучевой
генератор на корпус печи. А Карл не ко мне бросился, а к печи  -  и  попал
под луч. Что еще сказать? Отчаянье было такое, что сам кинулся под луч.  А
в это время - люди. Не знаю, как и выключил генератор, а не  успел  бы,  и
вбежавшим пришлось бы худо. Помню, что на мне тушили пламя, сам я срывал с
себя одежду... Вот и все вам подробности. Какой вы сделаете вывод из  моих
признаний?
     - Что вы идиот, Эрвин! Вы мнили себя проницательным, все знающим  обо
всех, проникшим в тайное тайных каждого человека,  -  таким  вас  рисовало
ваше тщеславное воображение. А были идиотом: нарушили элементарные  законы
морали и получили искаженную картину поведения людей. Ну  может  быть,  не
идиотом, идиотизм - болезнь, а вы не больны. Глупцом, наивным глупцом, так
точнее! Глупцом, неспособным понять людей, даже когда под рукой прибор для
инструментального шпионажа за мыслями, - и  главным  образом  потому,  что
имелся такой преступный, все искажающий в людях прибор. Я не буду говорить
об ответственности за действия, наказания - не моя область, этим  займутся
другие. Я оцениваю ваш характер, вашу житейскую  философию  -  и  вот  мой
вердикт: глупец!
     Эрвин явно ожидал другой оценки. И его, вероятно, меньше  удивили  бы
обвинения в преступности, угрозы жестокого наказания - он предвидел их. Но
то, что сказал Рой, было неожиданно  и,  наверно,  обидней,  чем  обещания
кары. Обида отчетливо прозвучала в дрогнувшем голосе Эрвина:
     - Вы беретесь доказать, что я глупец, Рой?
     - Докажу! - пообещал Рой.  -  Убедительно  докажу,  Эрвин  Кузьменко,
человек, пожелавший стать самым проницательным в мире и  превратившийся  в
тупого,   ограниченного,   полуслепого   глупца.   Снова   повторяю,   это
объективная, хладнокровная, квалифицированная оценка вашего  поведения,  а
не запальчивость ругани. Слушайте меня внимательно и  старайтесь  поменьше
прерывать, даже если будет трудно молчать.



                                    6


     Впоследствии, уже на Земле, Рой рассказывал  Генриху,  какие  сложные
чувства одолевали его во время последней беседы с Эрвином.  Сильней  всего
было негодование, но была и жалость.  Я  помнил,  говорил  он  брату,  что
моральное падение Эрвина началось  с  того,  что  его  потрясло  тщеславие
профессора химии, не скрывавшего, что научные успехи помогут ему пройти  в
академики.  Видимо,  Эрвин  был  лопухом,  воображавшим,  что  люди  вроде
дистиллированной воды, что в их душах никакие примеси  не  мутят  сплошную
прозрачность. В конечном итоге он возненавидел людей за  то,  что  они  не
ангелы. Он стал делать  зло  из  добрых  побуждений  -  пытался  по-своему
исправить недостатки натуры. Впрочем,  и  дорога  в  ад  вымощена  благими
намерениями - истина, выстраданная человечеством и потому  неопровержимая.
Мне  было  порой  бесконечно  жаль  этого  наивного,  не   очень   умного,
запутавшегося  парня.  Эрвину  Рой  описывал  свое   отношение   несколько
по-иному.
     - Одна из главных ваших ошибок, Эрвин, была в том, что вы  пристроили
к своему преступному приборчику фильтр, отсекающий  все  мысли  и  чувства
невысокого  энергетического  уровня,  как   вы   их   квалифицируете.   Вы
вообразили, что  избавляетесь  от  помех,  от  шума,  забивающего  остроту
главных мыслей и переживаний. Но реально вы избавились от фона, на котором
только и возникают эти высокие мысли и переживания, а фон чувств и  мыслей
то же, что тон в музыке.  Вы  ведь  учили,  что  тон  создает  музыку?  Вы
улавливали отдельные громкие звуки, но музыка исчезла:  картина  мыслей  и
чувств людей неузнаваемо искажалась. Я приведу  такой  пример,  чтобы  вам
стало ясней. Вы не раз пролетали над Землей, не раз любовались прекрасными
пейзажами рек, лугов, лесов,  городов,  гор.  Теперь  вообразите,  что  вы
подлетаете к Земле, когда ее затянуло туманом высотой с полкилометра.  Что
вы увидите тогда? Унылую площадь синеватой мглы и над нею  пики  отдельных
гор, вершины особо высоких  небоскребов.  Будет  ли  такая  картина  Земли
правдивым ее изображением?
     - Пример - не доказательство, - желчно возразил Эрвин. - Удивительно,
что вы забыли об этой прописи логики.
     - Подождите. Я приведу и прямое доказательство. В лаборатории я вынул
из холодильника бритву, повертел ее в руках, и  приборчик  донес  до  вас,
лежавшего вот на этой кровати, не окрашенную  эмоциями  суть  мыслей:  что
доработкой изобретения Томсона мы с  братом  поставим  памятник  погибшему
другу, что нас наградят недавно утвержденной медалью Томсона, что я пройду
сквозь такую гору, как та, что увиделась в окне, и Арман с Робертом  будут
надежно  страховать  меня,  никакие  гравитационные   толчки,   погубившие
Томсона, мне отныне не страшны... Я правильно излагаю  информацию  о  моих
мыслях? Вы соглашаетесь, вы не можете не согласиться! Но теперь посмотрите
на другое. Приборчик не донес до вас фона - тех чувств, которые были  чуть
пониже энергетического потенциала самих мыслей и через фильтр  не  прошли.
Вы не узнали о печали, с какой я думал о Томсоне, о радости, что дело  его
не погибнет, как погиб он, что для нас с братом  будет  великим  утешением
довершить его изобретение, что медаль, какую мы получим,  станет  наградой
его гению, славой его творению и что,  пройдя  сквозь  гранит  горы,  я  с
гордостью скажу: "Возможность этого придумал Томсон, вот  на  что  он  был
способен". Все эти человеческие, все эти добрые, грустные мысли  приборчик
отсек, вы получили мои рассуждения без  фона,  скелет,  а  не  живое  тело
чувств. Что же вы сделали тогда? Вы  сами  добавили  недостающий  фон.  Вы
присочинили мне тщеславие, себялюбие, вы заставили меня не с грустью, а  в
упоении мечтать, как совершу то, чего Томсон не  сумел,  как  я  в  глазах
всех, и в своих глазах особенно, буду выше, буду глубже, буду  талантливей
гениального Ивана Томсона. Вы оболгали меня, Эрвин, вы чудовищно  исказили
мой характер. И возненавидели меня - не того Роя Васильева, который  сидит
у вашей кровати, нет, другого Роя, несуществующего,  карикатуру  на  меня,
какую сами придумали. Возненавидели за карикатурность,  за  несоответствие
реальности, короче - за вами же придуманную ложь обо мне.
     - Вы хотите сказать, что так было со  всеми  людьми,  чьи  мысли  мне
стали открыты? - глухо спросил Эрвин. Щеки его  посерели,  в  глазах  было
смятение. Слова Роя падали как глыбы:  он  не  был  забронирован  от  силы
доказательств.  И  приборчика,  коварно   все   искажавшего,   больше   не
существовало: истина представала в суровой подлинности.
     - Да! - гневно сказал Рой. - Вы всех искажали,  лгали  на  всех.  Все
люди представали перед вами в кривом зеркале. И ваша ненависть  к  ним  за
то, что они столь кривы, была,  в  сущности,  ненавистью  к  самому  себе,
сделавшему их кривыми. Вот кого вы должны  презирать,  кого  ненавидеть  -
себя. Ибо вы - главный виновник того, что  люди  виделись  вам  мелкими  и
порочными. Но это еще не все, я только подхожу к главной вашей ошибке.
     Жалкая гримаса исказила все больше бледневшее лицо больного.
     - Еще ошибки?
     - Эрвин!  Ошибки  ваши  к  одной  не  свести,  их  много.  Наберитесь
терпения, я буду говорить об очень сложных понятиях. Я назвал вас наивным,
но  в  том,  что  вы  искажали  людей,  присутствует   не   наивность,   а
злонамеренность, скверный характер. Теперь послушайте и  о  наивности.  Вы
почему-то вообразили, что люди -  автоматы,  заряженные  программой  одних
высоких стремлений. Но люди есть люди, им  свойственно  все,  что  принято
называть человеческим.  Один  философ  назвал  свою  книгу  "Человеческое,
слишком человеческое".
     Под  словечком  "слишком  человеческое"  он   подразумевал:   "плохое
человеческое". Что же, существуют и  плохие  чувства:  себялюбие,  эгоизм,
неумеренное честолюбие, властолюбие и прочее - много таких чувств, у одних
людей одни, у других другие, у одних сильней, у других слабей. Люди  -  не
ангелы, ни один не таскает на спине крылышек. Но  в  наше  с  вами  время,
Эрвин Кузьменко, ни один человек не позволит скверным  мыслям  и  чувствам
стать главным двигателем своих действий. Они подавляются, им не  позволяют
Предыдущая страница Следующая страница
1 2 3 4 5  6 7
Ваша оценка:
Комментарий:
  Подпись:
(Чтобы комментарии всегда подписывались Вашим именем, можете зарегистрироваться в Клубе читателей)
  Сайт:
 

Реклама