все, кто добровольно меняет прекрасную Землю на трудное существование в
адской жаре и адском холоде Меркурия. Таким он был, пока не попал в
лабораторию Карла Ванина. Не проработав у Карла и года, Эрвин стал
совершенно иным. В нем развилось то, что Эдуард Анадырин называет
гениальностью, а Михаил Хонда - жульничеством.
- Сочетание нетривиальное. Помнится, вы признали обе оценки
справедливыми.
Стоковский подтвердил - да, именно так, и гениальность, и
жульничество. Гениальность выразилась в том, что Эрвин вдруг стал
генератором интереснейших идей. И не только тех, что относились к его
делу, нет, он превратился в знатока всех работ во всех лабораториях и
цехах, он словно бы сотрудничал со всеми - и каждому давал очень дельные,
порой настолько глубокие советы, что все поражались. Эдуард считает, что
вмешательство Эрвина в чужие функции стало важнейшим стимулятором, очень
многое у очень многих шло бы гораздо хуже, если бы не Эрвин.
- Вы считаете это недостатком?
- Я уже сказал: та особенность ума, что Эдуард называет
гениальностью, у Эрвина неоспорима. К сожалению, она не единственная.
Наряду со способностью предлагать замечательные идеи, у Эрвина
появилось и пренебрежение к товарищам, продолжал Стоковский. Он высмеивал
тех, кому предлагал мысли и планы: сами они ни на что значительное не
способны без его помощи - так он показывал всем своим видом. Впрочем, это
можно бы стерпеть, да и отпор не труден: на усмешку ответить резкостью, на
пренебрежение - презрением. Все было хуже и сложней. Очень скоро
выяснилось, что идеи и проекты, объявляемые Эрвином, вовсе не его
единоличные. У каждого рождались те самые идеи, что он предлагал, это были
их собственные идеи, только недоработанные, необъявленные, в правильности
их еще были сомнения. "Да я и сам об этом думал! - с удивлением говорил то
один, то другой. - И вот надо же - Эрвин высказал раньше, а ведь это вовсе
не его область!"
- Вероятно, ваш Кузьменко - телепат.
Стоковский покачал головой.
- Слишком примитивное решение, Рой. Оно способно быть только первым
подходом к пониманию. Каждый, естественно, допускал, - кто с удивлением,
кто с негодованием, - что Эрвин научился проникать в чужие мысли. Чтобы
выяснить это, я поставил тайный эксперимент, о нем знал один Эдуард. Я
пытался донести до Эрвина некоторые мысли, очень неприятные для него, они
сказались бы на его поведении, узнай он их. Результат - ничего! Он
неспособен читать мысли, неспособен даже постигать, что испытывает
говорящий с ним, если тот не хочет показать своих чувств. В этом смысле он
менее проницателен, чем любой из нас, он, я бы сказал, даже туповат. А
одну мою великолепную идею Эрвин объявил в тот же день, как она у меня
возникла, - и, поверьте, она была совершенней, чем моя. Я не могу считать,
что он каким-то способом заимствовал ее у меня. Она своим появлением у
меня возбудила такую же идею у него, вряд ли наоборот, ибо это была все же
моя область работы. И посмотрели бы вы, с каким издевательством он кинул
ее мне, как он презирал меня за то, что я не способен сам так дорабатывать
свои мысли. Мне надо было испытать радость от подарка, а я испытывал
унижение от собственного ничтожества. Нет, Эрвин Кузьменко не телепат. А
если это телепатия, то неизвестной еще природы, избирательная,
чувствительная только на значительные мысли - и не простое их чтение в
головах знакомых, а совершенствование, доведение до конца. Выражусь вашими
словами, Рой: случай нетривиальный.
- Теперь я понимаю, почему вы так опасаетесь дальнейшего общения с
ним. Эрвин вам полезен, но психологически непереносим.
- Вы исполните нашу просьбу, Рой? - с надеждой осведомился главный
инженер энергозавода.
- Пока не обещаю. Но ваш странный гений меня заинтересовал. Я хочу с
ним побеседовать.
3
Рой молча глядел на Эрвина Кузьменко, тот отвечал таким же молчаливым
взглядом. Эрвин лежал в отдельной палате - наглухо закрытый ящик, куда не
мог проникнуть даже отраженный луч яростного меркурианского солнца. Врач
предупредил Роя, что больной разговаривает с трудом, его лучше не
беспокоить долгими расспросами.
Рой пообещал, что долгих расспросов не будет, вошел, сел у кровати,
Эрвин повернулся к нему лицом. Ни один не сказал ни слова, так прошло
несколько минут - оба молча смотрели друг на друга.
Если Эрвин когда-то казался милым, красивым, молодым парнем, то от
облика той поры мало что осталось: он не был ни мил, ни красив, ни молод.
На Роя глядел худой, поседевший мужчина с исполосованным морщинами желтым
лицом. Лицо было хмурое, маловыразительное, неприязненное. В небольших
тусклых глазах не светились ни острая мысль, ни живое чувство. И видно
было, что Рой его не заинтересовал - он глядел на посетителя как на пустое
место, равнодушно, почти безучастно. Неприятный тип, подумал Рой, и
опасливой мыслью одернул себя: может, Эрвин все-таки телепат и поймет,
какое чувство вызывает в госте.
- Здравствуйте, друг Эрвин! - вежливо сказал Рой.
Приветствие не сразу дошло до больного. Он подумал, тусклые глаза
стали еще тусклей, потом хрипло отозвался:
- Не здравствую, как видите. - И снова подумав, добавил: - До
здравствования нескоро.
- Я заказчик твердых конденсаторов, - сообщил Рой. - Вы их делали для
плазмоходов, которые разрабатываются в моей лаборатории.
- Знаю, вы прилетели с Земли. Как вас зовут?
- Рой Васильев. По профессии физик.
Кривая улыбка медленно выступила на хмуром лице Эрвина.
- А по призванию - детектив. Не так ли? Кто не слышал о вас! - Он
отдыхал после каждой фразы. В глазах понемногу появилось что-то похожее на
интерес. Рой догадался, о чем Эрвин спросит, и терпеливо ждал. Эрвин снова
заговорил: - И сейчас с этим? Расследование, да?
- Нет, не с этим. Выполнение заказа - единственное, что меня
интересует. И когда нас уведомили, что на энергозаводе авария, я решил
слетать на Меркурий, чтобы воочию увидеть, каковы перспективы.
- И увидели? - Рою почудилась насмешка в бесстрастном голосе
больного.
- Увидел, что перспектив никаких. И с тем возвращаюсь.
Рой не сомневался, что Эрвину остается равнодушно поблагодарить гостя
за посещение и пожелать доброго пути. Разговор пошел примитивный - общие
фразы, ни одной нетривиальной мысли. Все люди, с какими знакомились они с
Генрихом, немедленно сообщали, что знают, какие братья знаменитые
дознаватели загадок. Генрих в таких случаях нервничал и сердился. Рой
холодно пожимал плечами, хотя и ему было бы приятней, если бы новые
знакомые показывали знание их научных работ, а не вспоминали, как они
распутывали чужие неприятности.
Эрвин мог бы отойти от шаблона, ведь если Рой явился расследовать
трагедию на энергозаводе, то главной фигурой дознания станет он, Эрвин
Кузьменко; и ему не следовало бы забывать о личной своей
заинтересованности в том, как будет официально изображено несчастье в
лаборатории твердых конденсаторов энергии. Он попросту слишком болен,
сказал себе Рой, в его состоянии все, кроме болезни, представляется
второстепенным.
Следующая фраза больного показала Рою, что он ошибается.
- Итак, вы возвращаетесь, - сказал Эрвин. - И плазмоход оставляете.
Чем же вы теперь займетесь, Рой Васильев?
- Тем у нас много, - заверил Рой. - Пусть это вас не беспокоит, друг
Эрвин. Подберем что-нибудь стоящее.
- Может быть, гравитационный генератор проникающих полей? Разве вы не
собираетесь доработать это великое изобретение академика Ивана Томсона? Я
слышал, Томсон был вашим другом. Верно?
Хотя Стоковский и предупреждал, что Эрвин способен узнавать чужие
мысли, и сам Рой готовился познакомиться с незаурядным телепатом,
неожиданность была слишком велика. Даже малейшего воспоминания о Томсоне
не явилось Рою, пока он сидел у постели Эрвина. И никому на Меркурии он не
говорил, что среди тем его лаборатории есть и такая: пригласив Роберта
Арутюняна, ассистента Томсона, довершить последнее исследование Ивана,
ставшее причиной его смерти. Об этом плане знал один Генрих, они вдвоем
прикидывали, на чем сосредоточиться, если плазмоход придется бросить на
полусвершении. Но то было на Земле, а не здесь.
- Почему вы молчите? - бесстрастно спросил Эрвин.
- Думаю, - сказал Рой. - Вы столь проницательны... Да, академик
Томсон был наш друг, мой и брата.
- Значит, генератор проникающих полей? Они же скользящие,
антипараллельные, экранирующие, охранные... Рекомендую остановиться на
термине экранирующие, он всего точней описывает физическую суть проблемы.
- И я того же мнения. И признаться, это меня удивляет...
На безжизненно желтых щеках Эрвина появилась живая краска, глаза
приобретали блеск. Он даже сделал попытку приподняться, но не сумел,
только выше поднял голову на подушке. И он говорил свободней, не запинался
на каждом слове - он явно начинал интересоваться разговором. Он сказал:
- Что удивляет? Что наши мнения совпадают? Они и должны совпадать,
раз мы без ошибок говорим об одном предмете.
Рой взял себя в руки. Неожиданность была все же не так велика, чтобы
показывать Эрвину свою растерянность.
- Я неправильно выразился. Я не говорил с вами о Томсоне и его
изобретениях. Следовательно, у нас не может быть ни совпадающих, ни разных
мнений на эту тему. Вот это меня и удивляет.
Впервые на лице Эрвина появилась улыбка.
- Вас информировали, что я телепат? Все только об этом и твердят.
Считайте, что я прочитал ваши мысли, Рой.
Рой наклонился к постели больного. Загадка была серьезней, чем ее
рисовал Эрвин.
- Вы не можете прочитать то, чего нет. Никакой телепат не проникнет в
мысли, которые не появились. Я не думал о Томсоне. Если вы телепат, то вы
это знаете.
Слабая улыбка Эрвина превратилась в злую ухмылку. Если он с такой
миной на лице разговаривает со всеми, подумал Рой, то понятно, почему его
дружно не терпят.
- Какой же вы делаете вывод из своего открытия, Рой?
- Открытия? Я, кажется, ничего не открывал.
- Разве? А то, что вы нашли у меня способность читать мысли, которые
у вас не появлялись? Психологи заинтересуются таким феноменом.
- Поражен, не скрою. Но и только. Для выводов этого мало.
Эрвин прикрыл глаза. В его голосе появилась неуверенность.
- Значит, я ошибся: вы не собираетесь дорабатывать изобретение
Томсона?
- Вы не ошиблись. Я именно это и буду делать, вернувшись на Землю. Вы
не прочитали мои мысли, а предугадали мои действия. И сделали это, не зная
ни меня, ни брата, не имея и представления о наших научных работах, в этом
нет сомнений. Не могли бы вы объяснить, как достигаете таких результатов?
Ответ звучал насмешкой:
- Просто вижу по вашему лицу, что вы предпримете по возвращении
домой. Что до существа дела, то могу лишь одобрить его. Гибель Ивана
Томсона не должна задержать реализацию его великого открытия. Когда к
науке примешивается любовь мужчины и женщины, хорошего не получится.
Томсон спутал любовь с наукой, спутал, не довершив ни любви, ни науки, -
отсюда и трагедия. Раньше увещевали: не смешивайте божий дар с яичницей.
Не знаю, впрочем, что отнести к божьему дару, а что к яичнице. Теперь о
самом изобретении. В построениях Томсона имеется существенная недоработка,
вам она тоже будет мешать. Хотите знать ее?
- Очень хочу.
- Гравитационные поля Томсона легко меняет постороннее гравитационное
воздействие. Скажем, воздушный грузовик, пролетевший в эту минуту над
