ма? - потому, что ненавижу темные очки, ответила. Они умеют придумать
себе вещи, которые любят и ненавидят, они живут этим - от скуки, надо
полагать.) - Вам же лишние расхо-ды, - сказала она. - Никаких свадеб. А
вот свадебное путешествие - это хорошо. Дайте денег, мы к моей маме съ-
ездим. Ну, и вообще, прокатимся. Вернемся - и начнем правильную семейную
жизнь. Внучат нарожаем вам.
Тут бы самое время потолковать о практическом обустройстве этой самой
семейной жизни. Допустим, с квартирой проблем не будет. Ту, что я пока
снимаю для Лизы, я куплю, хозяин-алкоголик отдаст задешево, комфортно
живя в каких-то трущобах, а Лизе объясню популярно, что, как выяснилось,
я не так уж моложав, несмотря на ее постоянные уверения в обратном, что
имею очень взрослого сына, который женился, и я обязан куда-то поселить
его, поскольку даже в нашей просторной квартире жить двум семьям ни к
чему. (Она, эта Нюра, абсолютно раскованна, между нашими комнатами еще
так называемый зал, но она могла бы сообразить, что в ночной тишине все
прекрасно слышно и через комнату, и, возможно, даже на улице, соседи же,
наверное, думают, что мы увлекаемся порно- графическими видеофильмами, -
звуки весьма характерные, правда, гораздо натуральней, чем в этих видео-
фильмах; скромница, супруга моя, лежит не шелохнется, делает вид, что
ничего не слышит, на меня взглянуть боится, впрочем, я тоже делаю вид,
что сплю уже, хотя заснуть под такой аккомпанемент трудновато.) В общем,
и тут обнаруживается сторона, для меня не то чтобы выгодная - я имею в
виду отношения с Лизой и давно назревшую необходимость прекратить их, -
но своевременная. Иногда я даже пугаюсь того, насколько удачно складыва-
ются для меня обстоятельства в последние семь-восемь лет. У многих поя-
вился шанс - и они его использовали, но, как правило, это люди моложе
меня или с подпольным советским коммерческим опытом. Я же, вроде бы не-
подготовленный и, казалось, неспособный, гуманитарный, обнаружил и го-
товность, и способности - и удача, нужно отдать должное, помогла мне.
Поэтому я надеюсь, что и у сына произойдет перелом, когда он женится. Но
с этой ли женой? - вот вопрос. Пока они школьничают, целыми днями где-то
шляются. Друзей у него почти нет, значит, не по друзьям ее водит хвас-
таться - ведь есть чем хвастаться, девочка красивая, врать не буду, а
повязка придает ее красоте вид разбойный, лихой, и она прекрасно это по-
нимает. На мои вопросы отвечают: "Гуляли".
Где, как, чего - непонятно.
Впрочем, за четыре дня они нагулялись досыта и поехали в Волгоград.
Очень вовремя, потому что у меня начались неприятные хлопоты: Лиза
чем-то там травилась, попала в больницу, в реанимационную палату, приш-
лось ездить туда, контролировать и тому подобное. Пожалуй, придется по-
купать другую квартиру, а эту продолжать снимать для Лизы. Она хороший
человек, мне с ней хорошо, и, пожалуй, обошелся я с ней слишком резко -
в мягкой, естественно, форме. Но вечно это продолжаться не может. Кста-
ти, я читал, что, по статистике, мужчины с собой кончают в большинстве
случаев наверняка, женщины же - лишь в одном случае из пяти, остальные
четыре, чтобы попугать.
8
давайте удивляться что горькое горчит
что углы угловаты а колеса круглы
что нету у неба ни покрышки ни дна
что в Киеве дядька в огороде бузина
Господи, какая тоска. Когда я крошечкой была и в школе я училась, я
очень нервная была. Лет примерно до пятнадцати. Я даже завидую этой сво-
ей той нервности, которая была, потому что она детская была и по причи-
нам детским. Экзамены, например. До экзамена пять дней, а я с ума схожу,
я ни о чем больше думать не могу. Солнышко светит, птички поют, и много
разного другого в мире божьем, но я смотрю на солнышко и птичек и думаю:
экзамен скоро. Я ем, и сплю, и гуляю, и учебники читаю, и телевизор я
смотрю, а сама все думаю - даже до боли какой-то - экзамен скоро. Удиви-
тельная нервность. Но после того лета все изменилось, и все мои нервы
исчезли, и я спокойная стала. И так обрадовалась, что учиться совсем
почти перестала, и вот теперь умная, но ужасно бессистемно необразован-
ная. А нервность вернулась, только это не та детская смешная нервность,
а уже что-то другое. Тихо и спокойно страшное. Все вокруг движется, и я
движусь, а сама думаю об одном: "Его нет и никогда не будет". Жить я
вследствие этого очень просто не хочу. Начинаю нарочно думать и придумы-
вать, чем бы себя удержать. Гладкий шелк на теле, любовник гладкий,
вкусный, вино радужное. Ах, ах, это земное все? Ну, ладно. Природа,
блин, листья клена падают с ясеня, ох, ни фига себе, ох, ни фига себе.
Мама. Дер Муттер. Ну, жаль. Поговори со мною, мама, о чем-нибудь погово-
ри. Лирическая эстрадная песня. До звездной полночи до самой мне снова
чего-то там подари. Сказку вроде. Нет, детство. Вот. В самом деле. Пода-
ри мне, мама, детство обратно. Милое, прелестно-нервное мое детство. А
отчима как бы никогда не бывало. Переиграем заново. Чур, так. Отец об-
ратно жив, замечательнейший, - он ведь любым может быть, поскольку не
помню его. Мама справа сидит. Я в центре с улыбкой на устах. В руке ро-
за. Из фотоаппарата птичка, блин.
Сымех сыквозь сылезы. Как вспомню, как у него в Саратове жила. Он и
пугался, и упрашивал, и со смеху помирал. Папаша его и мамаша за двумя
стенками в ужасе подыхают, а я изображаю эротические стоны. Лежу себе,
жру яблоки, хорошие яблоки у них, крепкие и хрустящие, осенние сорта, у
нас нет сада, мама продала сад давно, после смерти отца, а был бы у нас
сад, я была б совсем другой человек, потому что человек с садом - это
совсем не то, что человек без сада. Лежу, жру яблоки - и начинаю поста-
нывать, постанывать, все громче, громче, ах, кричу, ой, май либер маль-
чик, ай лав ю, битте, еще, еще, а! а! а! ай, мама, до смерти затрахали,
пожалей, а! а! а!
Он смеялся, просил: ну, хватит, хватит.
...Водил меня по городу, ему хотелось, чтобы город мне понравился.
Вот странные тоже дела. К родителям он прохладно, но хочет, чтобы они
мне понравились. Город, в котором живет, ему опостылел, но он хочет,
чтобы этот город мне понравился. На набережную водил. Космонавтов назы-
вается. На Волгу смотреть. Будто в Волгограде у себя я ее не видела. Па-
мятник Гагарину новенький. В общем-то, конечно, это не Гагарин, а Влади-
мир Ильич Ленин, только в военном кургузом советском мундирчике и с ли-
цом первого космонавта, царство ему, конечно, небесное...
Но, если честно, Сергею трудней не любить свой Саратов, чем мне Вол-
гоград. Волгоград не любить очень легко, у него ни кожи ни рожи. Война,
я понимаю. И монструальный железобетонный, крупнопанельный Мамаев курган
с ужасающей скульптурой женщины, под которую я таскаю своих ребят порт-
вейн пить. Она и без портвейна - давит. А с портвейном давит еще лучше -
и мне это ощущение интересно, сидишь, один глаз прикрыв (чтобы не двои-
лось), и снизу смотришь. С таким чувством в детстве болячки ногтями лю-
била сколупывать, кровяную коросту.
А там и домов старых много, и улицы уютные есть, и полуразвалившиеся
дома и пустыри в достаточном количестве. Один пустырь размером со стади-
он. Это стадион и есть, - шли в парке, естественно, имени культуры и от-
дыха, естественно, Горького, и вышли на заброшенный стадион. Сломанные
трибуны, пацанва шастает, мужички и ребята-девчата группами вино-водку
пьют, решают вопросы за жизнь и смерть, и философию - первично ли, в
конце концов, сознание, или, в конце концов, к матери ее, материя? Один
курс университета дает себя знать. Мама, родная моя, я обязательно буду
еще учиться, я взяла академический бессрочный отпуск. Вот помру - и все
начну сначала.
Я много об этом думаю, так много, что сомневаться начинаю в том, в
чем не сомневалась.
Пусть все идет, как идет.
Погостили у него - поехали ко мне.
Здравствуйте, вот мой муж.
Добрая мама постаралась найти в нем достоинства - и кучу нашла, очень
довольная казалась, не давала себе понять, что это все туфта и выдумки.
Она сразу это поняла, но не дала понять. Она это умеет. А отчим что -
отчим теперь всему, что я сделаю, безумно рад. Мои друзья научили его
деликатности - на всю жизнь. Он убил бы меня, не задумываясь. Он разре-
зал бы меня на куски. Тайная злоба помогает людям жить. Она шепчет им:
живи и жди, авось еще обломится шанс и ты убьешь - и насладишься, блин,
ты упьешься торжеством мести! Потому что других причин жить у него нету.
Знакомила Ванечку с друзьями. Я это имя родила от его фамилии Иванов.
Ванечка, очень приятно. Знакомьтесь, это Ванечка с Саратова. Огней там
много золотых.
Очень приятно. Гусев, он же Гусь, он же Хрустальный. По имени города,
где красивое стекло выдувают. Гусь-Хрустальный. У него и шея как у гуся.
Милый, печальный, музыку слушает двадцать пять часов в сутки, а Бог слу-
ха не дал, но он таки ударник, он сходит с ума и колотит по своим бара-
банам, тамтамам и тарелочкам, добиваясь ритма, - и добивается! Ванечку
почему-то не одобрил.
Вася по кличке Вася. Тоже милый и тоже печальный, но Гусь агрессивно
печальный, а Вася печальный ненавязчиво. Одобрил Ванечку - потому что
мне, миляга, хотел угодить. Ах, Вася.
Кен, он же Кенарь (реже), он же Кенарский Александр Василич, лидер
наш, тоже милый, тоже печальный, но не по природе, а по убеждению. Буд-
дист. Вранье, конечно. Истерически хочет славы, известности - и чтоб ба-
бы, бабы, бабы. Презирает славу и снисходителен к женщинам и девушкам. К
бабам то есть. Они ж, дуры, никак его превосходства не хочут заметить, а
замечают лишь то, что юноша волосы по месяцу не моет. К Ванечке отнесся
философски, то есть не поймешь как.
Злая я, наверно.
Ванечка долго ломался, бледнел и краснел, но согласился попеть свои
песни. Милые и печальные Гусь-Хрустальный и Вася в восторг пришли - Гусь
в восторг буйный, а Вася в восторг нежный. Кен же сказал: вообще-то, ни-
чего. Можно даже попробовать аранжировать, чтобы музыка была приличная.
Для него музыка - это звук. Кто понимает - понимает, кто не понимает
- долго объяснять. Короче, мелодия еще не музыка, а музыка - когда звук.
Ванечка загорелся.
И мы начали работать. Кен любит это слово - работать. Серьезное сло-
во. И название у нашей команды серьезное - "Пятый угол". Глубокое. Фило-
софское. Царство четырех углов, кто весел - тот здоров, отыскал себя,
собой укутал, и хватало всем местов, но средь чужих пиров я искал упорно
пятый угол. И все навалом, но с интервалом - длиною в угол. Слова народ-
ные, то есть мои, музыка народная, то есть Кена. Гимн группы. Визитная
карточка. Ну, как у старого "Наутилуса" "Разлука".
Мы сделали с десяток Ванечкиных песен.
Мы решили показать их народу.
У нас есть своя публика, и милый Вася опасался, что привыкшие к стилю
"Пятого угла" Ванечкиных песен не примут.
Опасался, конечно, и Кен.
Лишь почему-то Гусь уверен был в полной победе. От полного неприятия
Ванечки он пришел к полному обожанию.
Тем не менее мы отыграли почти час, прежде чем решились вывести Ва-
нечку вперед, показывая этим, что начинается как бы второе отделение, -
до этого пел, как обычно, Кен, ну и я две штуки. Ванечка ужасно волно-
вался. Да и звук был так себе. Народ среагировал просто и незатейливо:
начал хлопать в ладошки, вежливо прося кончить эту самодеятельность.
Песня же длинная была, Ванечка держал характер, пел, народ, возмущенный
его непонятливостью, от аплодисментов перешел к ору и стучанию ногами, к
свисту и бросанию на сцену мелких предметов. Ванечка резко ударил по
струнам, подозвал Кена, что-то ему сказал. Кен пожал плечами и махнул
нам рукой, чтоб мы очистили сцену.
Мы отошли за кулисы. Ванечка запел один. Без ансамбля. Самбля. Один,
блин.
У него даже и микрофон был один - и на гитару, и на голос.
