- Ты прав, ты прав, дружок! - сказал весело король. - Шотландская честь всегда была безупречна. На нее можно положиться, и я ей верю. Но измена!.. - И лицо короля опять омрачилось. Он продолжал в волнении, шагая взад и вперед:
- Измена сидит за нашим столом, искрится в наших кубках, рядится в платье наших советников, улыбается устами наших придворных, слышится в хохоте наших шутов, а чаще всего таится под дружеской личиной примирившегося с нами врага. Людовик Орлеанский поверил Иоанну Бургундскому и был убит на улице Барбет. Иоанн Бургундский поверил орлеанской партии и был убит на мосту Монтеро <Знаменитые эпизоды феодальной смуты во Франции в годы Столетней войны. Людовик Орлеанский, брат Карла VI, был регентом (правителем) при душевнобольном короле. Иоанн Бесстрашный, герцог Бургундии в 1404 - 1419 гг., двоюродный брат короля, сам претендовал на то, чтобы править Францией. В 1407 году герцог Орлеанский был убит на улице Парижа подосланными Иоанном наемными убийцами. В 1419 году, когда король и Париж уже находились в руках Иоанна Бургундского, он направился в Монтеро для переговоров с дофином Карлом (будущим Карлом VII). Встреча произошла на мосту, и Иоанн Бесстрашный был коварно убит приближенными дофина. После этого его сын Филипп Добрый (1419 - 1467) перешел на сторону англичан.>. Я никому не поверю, никому! Слушай: я не спущу глаз с этого дерзкого графа, да и с кардинала тоже - я и ему не очень-то верю, - и, когда я скажу: "Ecosse, en avant" <Шотландия, вперед! (франц.)> - стреляй и уложи Кревкера на месте.
- Это мой долг, государь, когда жизнь вашего величества в опасности, - заметил Квентин.
- Конечно. Только это я и хотел сказать. К чему мне смерть этого дерзкого воина! Будь это еще коннетабль Сен-Поль... - Тут король замолчал, как будто спохватившись, что сказал лишнее, но тотчас продолжал со смехом:
- Я вспомнил, как наш зять Иаков Шотландский <Иаков II - король Шотландии; пригласив к себе в замок герцога Дугласа и обещав ему безопасность, заколол его кинжалом (1452).> - ваш король Джеймс, Квентин, - заколол Дугласа, когда тот гостил у него, в своем собственном замке Скирлинге.
- В Стирлинге, не во гнев будь сказано вашему величеству, - заметил Квентин. - Из этого дела вышло мало добра.
- Так вы зовете его Стирлинг? - спросил король, как будто не расслышав последних слов Квентина. - Ну, пусть Стирлинг, дело не в названии. Но хоть я и не желаю зла этим людям.., нет, их смерть ни к чему бы мне не послужила.., да они-то, быть может, иначе относятся ко мне... Ну ладно, я полагаюсь на твой мушкетон.
- Я буду ждать сигнала, но...
- Ты колеблешься, - сказал король. - Говори, я тебе разрешаю. От такого, как ты, можно иногда получить дельный совет.
- С вашего разрешения, я хотел только спросить, - ответил Квентин, - зачем, если у вашего величества есть причины не доверять этому бургундцу, вы хотите допустить его к вашей особе, и притом наедине?
- Успокойся, господин оруженосец, - сказал король, - есть опасности, которым надо прямо смотреть в глаза. Если же ты станешь уклоняться от них - гибель становится неизбежной, если я смело подойду к собаке, которая рычит на меня, и приласкаю ее, то десять шансов против одного, что она меня не тронет. Если же я выкажу ей свой страх, она наверняка бросится и укусит меня. Я буду с тобой откровенен: для меня очень важно, чтобы этот человек вернулся к своему сумасбродному господину, не затаив гнева против меня. Вот почему я и иду на такую опасность. Я никогда не боялся рисковать своей жизнью для блага моего королевства... Ступай за мной!
Людовик повел своего юного телохранителя, к которому он, видимо, чувствовал особенное расположение, через ту потайную дверь, в которую вошел сам, и по дороге, указывая на нее, сказал:
- Тот, кто хочет иметь успех при дворе, должен знать все ходы и закоулки, потайные двери и западни этого замка не хуже, чем его главные ворота и парадный вход.
Пройдя по запутанным переходам и внутренним коридорам, король привел Дорварда в небольшую комнату со сводами, где был накрыт стол на троих. Убранство комнаты было бы до крайности просто, почти скудно, если бы не прекрасный створчатый буфет с расставленной на нем золотой и серебряной посудой - единственная вещь в этой комнате, сколько-нибудь достойная стоять в королевской столовой. За этим-то буфетом Людовик поставил Дорварда, после чего, обойдя всю комнату и убедившись, что его ниоткуда не видно, повторил свои наставления:
- Смотри помни же слова: "Ecosse, en avant!" - и, как только я их скажу, выскакивай, не заботясь о целости чаш и кубков, и стреляй в Кревкера... Если промахнешься, пускай в ход свой нож... Мы вдвоем с Оливье справимся с кардиналом.
Сказав это, он громко свистнул, и к нему тотчас явился Оливье, исполнявший при особе короля не только должность цирюльника, но и главного камердинера и вообще все обязанности, имевшие какое-нибудь отношение к личным услугам королю. Он пришел в сопровождении двух старых лакеев, которые должны были прислуживать за королевским столом. Как только король занял свое место, в комнату ввели гостей, и Квентин убедился, что, стоя в своей засаде, он может прекрасно следить за всеми подробностями этого свидания.
Король приветствовал своих гостей с таким радушием, что Квентин в простоте душевной никак не мог согласовать такое обращение с только что полученными им инструкциями и с той целью, для которой он был поставлен за буфетом со смертоносным оружием в руках. Теперь в Людовике не только нельзя было подметить и тени опасения или тревоги, но, глядя на него, можно было подумать, что эти гости, которым он оказал высокую честь, принимая их за своим столом, пользуются его особым уважением и доверием. Обхождение его с ними отличалось спокойным достоинством и в то же время непринужденной любезностью. Крайняя простота обстановки, да и костюма самого Людовика, далеко уступавшая роскоши и блеску дворов самых мелких из его вассалов, еще резче оттеняла его истинно королевские приемы и речи, обличавшие могущественного, но снисходительного владыку. Квентин был готов допустить, что весь его предыдущий разговор с королем был только сном или что почтительность кардинала и чистосердечная искренность обращения любезного бургундца усыпили в Людовике подозрения.
Но в ту минуту, когда гости по приглашению короля занимали места за столом, Людовик бросил на них быстрый, пронзительный взгляд и тотчас перевел его в ту сторону, где был спрятан Квентин. В этот краткий миг во взгляде короля вспыхнули такая ненависть и недоверие к гостям, в нем мелькнуло такое решительное приказание часовому быть настороже, готовым к нападению, что у Дорварда не осталось больше сомнений насчет истинных , мыслей и чувств короля. Тем более поразило юношу удивительное умение этого человека скрывать свои догадки.
Словно позабыв обо всем, что ему высказал Кревкер в присутствии целого двора, король беседовал с ним как со старым знакомым, вспоминал старину, то время, когда он жил в Бургундии изгнанником, расспрашивал о вельможах и рыцарях, с которыми он там встречался, как если бы то время было счастливейшей порой его жизни и сам он сохранил самые дружеские чувства к тем, кто постарался облегчить ему его изгнание.
- Всякого другого посла, - говорил он, - я принял бы с гораздо большей пышностью, но для такого старого друга, как вы, часто делившего мою скромную трапезу в Женаппском дворце <Женаппский дворец был обычным местопребыванием Людовика в Бургундии при жизни его отца. О времени его изгнания часто упоминается в этом романе. (Примеч. автора.)>, я хотел остаться тем, что я есть, - прежним Людовиком Валуа, таким же скромным во всех своих привычках, как любой парижский badaud <Гуляка (франц.).>. Впрочем, я позаботился, любезный граф, чтобы наш обед был лучше обыкновенного; я ведь знаю вашу бургундскую поговорку: "Mieux vault bon repas que bel habit" <Хорошая пища лучше хорошего платья (франц.).>, потому я велел приготовить его с особым старанием. Что же касается вина, которое, как вам известно, является предметом давнишнего соперничества между Францией и Бургундией, то мы постараемся уладить этот спор к удовольствию обеих сторон; я выпью в вашу честь бургундского, а вы, любезный граф, ответите мне шампанским... Налей-ка мне, Оливье, чарку оксерского! - И король весело запел известную в то время песенку:
Оксерское - напиток королей!
Пью здоровье благородного герцога Бургундского, нашего возлюбленного кузена. Оливье, наполни вон тот золотой кубок рейнским и подай его графу на коленях: он представляет здесь нашего любезного брата... А ваш кубок, господин кардинал, я наполню сам.
- Вы уже и так переполнили его вашими милостями, государь, - сказал кардинал фамильярным тоном любимца, ищущего благосклонности своего покровителя.
- Потому что я знаю, ваше святейшество, что вы держите его твердой рукой, - сказал Людовик. - Но чью же сторону вы примете в нашем великом споре о вине Силлери или Оксера - Франции или Бургундии?
- Я останусь нейтральным, ваше величество, - ответил кардинал, - и наполню мой кубок овернским.
- Нейтралитет - опасная вещь, - сказал король, но, заметив, что кардинал покраснел, поспешил переменить разговор. - Я знаю, почему вы отдаете предпочтение овернскому: это благородное вино не терпит воды... Но что же вы не пьете, любезный граф? Надеюсь, вы не нашли национальной горечи на дне вашего кубка?
- Я бы хотел, государь, - ответил граф де Кревкер, - чтобы наши распри разрешились так же легко, как вопрос о соперничестве наших виноградников.
- На все нужно время, любезный граф, на все нужно время, даже на то, чтобы выпить шампанского, - ответил король. - А теперь, когда вы его выпили, позвольте мне просить вас принять этот кубок в знак нашего особого к вам уважения. Я не всякому сделал бы этот дар. Кубок этот принадлежал некогда грозе Франции, Генриху Пятому Английскому, и был захвачен при взятии Руана, когда островитяне были изгнаны из Нормандии соединенными усилиями Франции и Бургундии <Генрих V - король Англии в 1413 - 1422 гг., разбил французское войско при Азенкуре и овладел Северной Францией. В 1435 году, когда в ходе Столетней войны уже наступил перелом в пользу Франции, герцог Бургундии Филипп Добрый вступил в союз с Карлом VII, после чего французские и бургундские войска изгнали англичан из их последнего оплота - Нормандии и ее столицы Руана.>. Мне кажется, я не мог бы придумать для него лучшего употребления, чем отдать его храброму и благородному бургундцу, который хорошо знает, что только союз Франции и Бургундии может спасти свободу континента от английского ига.
Граф отвечал, как того требовали обстоятельства, после чего Людовик отдался тому насмешливо-веселому настроению, которое по временам оживляло его обычно мрачный характер. Разумеется, он сам направлял разговор, разнообразя его забавными, подчас весьма меткими и остроумными, но не всегда добродушными шутками и пересыпая свою речь анекдотами, отличавшимися скорее юмором, чем благопристойностью; но ни одно его слово, ни один жест не выдавали в нем человека, который, опасаясь за свою жизнь, спрятал вооруженного солдата на случай нападения.
Граф де Кревкер от всей души вторил веселью короля, а хитрый кардинал смеялся каждой его шутке и с восторгом повторял каждую двусмысленность, нимало не смущаясь выражениями, от которых молодой шотландец краснел в своей засаде. Часа через полтора все встали из-за стола, и король, любезно простившись с гостями, подал знак, что он желает остаться один.
Когда все, не исключая и Оливье, удалились, он позвал Дорварда, но таким слабым голосом, что юноша едва мог поверить, что это тот же голос, который только что так оживлял беседу веселыми шутками. Когда же Дорвард подошел к королю, он увидел, что и в его наружности произошла не менее разительная перемена. Глаза его потухли, улыбка исчезла, а на лице было такое измученное, усталое выражение, как у искусного актера, только что доигравшего трудную роль, для исполнения которой потребовалось напряжение всех его сил.
