Айзек Азимов. Выборы
Айзек Азимов.
Выборы.
Isaac Asimov. Elections.
Из всей семьи только одна десятилетняя Линда, казалось, была рада,
что наконец наступило утро. Норман Маллер слышал ее беготню сквозь дурман
тяжелой дремы. (Ему наконец удалось заснуть час назад, но это был не
столько сон, сколько мучительное забытье.)
Девочка вбежала в спальню и принялась его расталкивать.
- Папа, папочка, проснись! Ну, проснись же!
Он с трудом удержался от стона.
- Оставь меня в покое, Линда.
- Папочка, ты бы посмотрел, сколько кругом полицейских! И полицейских
машин понаехало!
Норман Маллер понял, что сопротивляться бесполезно, и, тупо мигая,
приподнялся на локте. Занимался день. За окном едва брезжил серый и унылый
рассвет, и так же серо и уныло было у Маллера на душе. Он слышал, как
Сара, его жена, возится в кухне, готовя завтрак. Его тесть Мэтью яростно
полоскал горло в ванной. Конечно, агент Хэндли уже дожидается его.
Ведь наступил знаменательный день.
День Выборов!
Поначалу этот год был таким же, как и все предыдущие. Может быть,
чуть-чуть похуже, так как предстояли выборы президента, но, во всяком
случае, не хуже любого другого года, на который приходились выборы
президента.
Политические деятели разглагольствовали о сувер-р-ренных избирателях
и мощном электр-р-ронном мозге, который им служит. Газеты оценивали
положение с помощью промышленных вычислительных машин (у "Нью-Йорк таймс"
и "Сент-Луис пост диспатч" имелись собственные машины) и не скупились на
туманные намеки относительно исхода выборов. Комментаторы и обозреватели
состязались в определении штата и графства, давая самые противоречивые
оценки.
Впервые Маллер почувствовал, что этот год все-таки не будет таким же,
как все предыдущие, вечером четвертого октября (ровно за месяц до
выборов), когда его жена Сара Маллер сказала:
- Кэнтуэлл Джонсон говорит, что штатом на этот раз будет Индиана. Я
от него четвертого это слышу. Только подумать, на этот раз наш штат!
Из-за газеты выглянуло мясистое лицо Мэтью Хортенвейлера. Посмотрев
на дочь с кислой миной, он проворчал:
- Этим типам платят за вранье. Нечего их слушать.
- Но ведь уже четверо называют Индиану, папа, - кротко ответила Сара.
- Индиана - действительно ключевой штат, Мэтью, - также кротко
вставил Норман, - из-за закона Хоукинса-Смита и скандала в Индианаполисе.
Значит...
Мэтью грозно нахмурился и проскрипел:
- Никто пока еще не называл Блумингтон или графство Монро, верно?
- Да ведь... - начал Маллер.
Линда, чье острое личико поворачивалось от одного собеседника к
другому, спросила тоненьким голоском:
- В этом году ты будешь выбирать, папочка?
Норман ласково улыбнулся.
- Вряд ли, детка.
Но все-таки это был год президентских выборов и октябрь, когда
страсти разгораются все сильнее, а Сара вела тихую жизнь, пробуждающую
мечтательность.
- Но ведь это было бы замечательно!
- Если бы я голосовал?
Норман Маллер носил светлые усики; когда-то их элегантность покорила
сердце Сары, но теперь, тронутые сединой, они лишь подчеркивали
заурядность его лица. Лоб изрезали морщины, порожденные неуверенностью, да
и, вообще говоря, его душе старательного приказчика была совершенно чужда
мысль, что он рожден великим или волей обстоятельств еще может достигнуть
величия. У него была жена, работа и дочка, и, кроме редких минут
радостного возбуждения или глубокого уныния, он был склонен считать, что
его жизнь сложилась вполне удачно.
Поэтому его смутила и даже встревожила идея, которой загорелась Сара.
- Милая моя, - сказал он, - у нас в стране живет двести миллионов
человек. При таких шансах стоит ли тратить время на пустые выдумки?
- Послушай, Норман, двести миллионов здесь ни при чем, и ты это
прекрасно знаешь, - ответила Сара. - Во-первых, речь идет только о людях
от двадцати до шестидесяти лет, к тому же это всегда мужчины, и, значит,
остается уже около пятидесяти миллионов против одного. А в случае если это
и в самом деле будет Индиана...
- В таком случае останется приблизительно миллион с четвертью против
одного. Вряд ли бы ты обрадовалась, если бы я начал играть на скачках при
таких шансах, а? Давайте-ка лучше ужинать.
Из-за газеты донеслось ворчанье Мэтью:
- Дурацкие выдумки...
Линда задала свой вопрос еще раз:
- В этом году ты будешь выбирать, папочка?
Норман отрицательно покачал головой, и все пошли в столовую.
К двадцатому октября волнение Сары достигло предела. За кофе она
объявила, что мисс Шульц - а ее двоюродная сестра служит секретарем у
одного члена Ассамблеи - сказала, что "Индиана - дело верное".
- Она говорит, президент Виллерс даже собирается выступить в
Индианаполисе с речью.
Норман Маллер, у которого в магазине выдался нелегкий день, только
поднял брови в ответ на эту новость.
- Если Виллерс будет выступать в Индиане, значит, он думает, что
Мультивак выберет Аризону. У этого болвана Виллерса духу не хватит
сунуться куда-нибудь поближе, - высказался Мэтью Хортенвейлер, хронически
недовольный Вашингтоном.
Сара, обычно предпочитавшая, когда это не походило на прямую
грубость, пропускать замечания отца мимо ушей, сказала, продолжая
развивать свою мысль:
- Не понимаю, почему нельзя сразу объявить штат, потом графство и так
далее. И все, кого это не касается, были бы спокойны.
- Сделай они так, - заметил Норман, - и политики налетят туда как
воронье. А едва объявили бы город, как там уже на каждом углу торчало бы
по конгрессмену, а то и по два.
Мэтью сощурился и в сердцах провел рукой по жидким седым волосам.
- Да они и так настоящее воронье. Вот послушайте...
Сара поспешила вмешаться:
- Право же, папа...
Но Мэтью продолжал свою триаду, не обратив на дочь ни малейшего
внимания:
- Я ведь помню, как устанавливали Мультивак. Он положит конец борьбе
партий, говорили тогда. Предвыборные кампании больше не будут пожирать
деньги избирателей. Ни одно ухмыляющееся ничтожество не пролезет больше в
конгресс или в Белый дом, так как с политическим давлением и рекламной
шумихой будет покончено. А что получилось? Шумихи еще больше, только
действуют вслепую. Посылают людей в Индиану из-за закона Хоукинса-Смита, а
других - в Калифорнию, на случай если положение с Джо Хэммером окажется
более важным. А я говорю - долой всю эту чепуху! Назад к доброму
старому...
Линда неожиданно перебила его:
- Разве ты не хочешь, дедушка, чтобы папа голосовал в этом году?
Мэтью сердито поглядел на внучку.
- Не в этом дело. - Он снова повернулся к Норману и Саре. - Было
время, когда я голосовал. Входил прямо в кабину, брался за рычаг и
голосовал. Ничего особенного. Я просто говорил: этот кандидат мне по душе,
и я голосую за него. Вот как нужно!
Линда спросила с восторгом:
- Ты голосовал, дедушка? Ты и вправду голосовал?
Сара поспешила прекратить этот диалог, из которого легко могла
родиться нелепая сплетня:
- Ты не поняла, Линда. Дедушка вовсе не хочет сказать, будто он
голосовал, как сейчас. Когда дедушка был маленький, все голосовали, и твой
дедушка тоже, только это было не настоящее голосование.
Мэтью взревел:
- Вовсе я тогда был не маленький! Мне уже исполнилось двадцать два
года, и я голосовал за Лэнгли, и голосовал по-настоящему. Может, мой голос
не очень-то много значил, но был не хуже всех прочих. Да, всех прочих. И
никакие Мультиваки не...
Тут вмешался Норман:
- Хорошо, хорошо, Линда, пора спать. И перестань расспрашивать о
голосовании. Вырастешь, сама все поймешь.
Он поцеловал ее нежно, по по всем правилам антисептики, и девочка
неохотно ушла, после того как мать пригрозила ей наказанием и позволила
смотреть вечернюю видеопрограмму до четверти десятого с условием, что она
умоется быстро и хорошо.
- Дедушка, - позвала Линда.
Она стояла, упрямо опустив голову и заложив руки за спину, и ждала,
пока газета не опустилась и из-за нее не показались косматые брови и глаза
в сетке тонких морщин. Была пятница, тридцать первое октября.
- Ну?
Линда подошла поближе и оперлась локтями о колено деда, так что он
вынужден был отложить газету.
- Дедушка, ты правда голосовал? - спросила она.
- Ты ведь слышала, как я это сказал, так? Или, по-твоему, я вру? -
последовал ответ.
- Н-нет, но мама говорит, тогда все голосовали.
- Правильно.
- А как же это? Как же могли голосовать все?
Мэтью мрачно посмотрел на внучку, потом поднял ее, посадил к себе на
колени и даже заговорил несколько тише, чем обычно:
- Понимаешь, Линда, раньше все голосовали, и это кончилось только лет
сорок назад. Скажем, хотели мы решить, кто будет новым президентом
Соединенных Штатов. Демократы и республиканцы выдвигали своих кандидатов,
и каждый человек говорил, кого он хочет выбрать президентом. Когда выборы
заканчивались, подсчитывали, сколько народа хочет, чтобы президент был от
демократов, и сколько - от республиканцев. За кого подали больше голосов,
тот и считался избранным. Поняла?
Линда кивнула и спросила:
- А откуда все знали, за кого голосовать? Им Мультивак говорил?
Мэтью свирепо сдвинул брови.
- Они решали это сами!
Линда отодвинулась от него, и он опять понизил голос:
- Я не сержусь на тебя, Линда. Ты понимаешь, порою нужна была целая
ночь, чтобы подсчитать голоса, а люди не хотели ждать. И тогда изобрели
специальные машины - они смотрели на первые несколько бюллетеней и
сравнивали их с бюллетенями из тех же мест за прошлые годы. Так машина
могла подсчитать, какой будет общий итог и кого выберут. Понятно?
Она кивнула:
- Как Мультивак.
- Первые вычислительные машины были намного меньше Мультивака. Но они
становились все больше и больше и могли определить, как пройдут выборы, по
все меньшему и меньшему числу голосов. А потом в конце концов построили
Мультивак, который способен абсолютно все решить по одному голосу.
Линда улыбнулась, потому что это ей было понятно, и сказала:
- Вот и хорошо.
Мэтью нахмурился и возразил:
- Ничего хорошего. Я не желаю, чтобы какая-то машина мне говорила, за
кого я должен голосовать, потому, дескать, что какой-то зубоскал в Милуоки
высказался против повышения тарифов. Может, я хочу проголосовать не за
того, за кого надо, коли мне так нравится, может, я вообще не хочу
голосовать. Может...
Но Линда уже сползла с его колен и побежала к двери.
На пороге она столкнулась с матерью. Сара, не сняв ни пальто, ни
шляпу, проговорила, еле переводя дыхание:
- Беги играть, Линда. Не путайся у мамы под ногами.
Потом, сняв шляпу и приглаживая рукой волосы, она обратилась к Мэтью:
- Я была у Агаты.
Мэтью окинул ее сердитым взглядом и, не удостоив это сообщение даже
обычным хмыканьем, потянулся за газетой.
Сара добавила, расстегивая пальто:
- И знаешь, что она мне сказала?
Мэтью с треском расправил газету, собираясь вновь погрузиться в
чтение, и ответил:
- Не интересуюсь.
Сара начала было: "Все-таки, отец...", - но сердиться было некогда.
Новость жгла ей язык, а слушателя под рукой, кроме Мэтью, не оказалось, и
она продолжала:
- Ведь Джо, муж Агаты, - полицейский, и он говорит, что вчера вечером
в Блумингтон прикатил целый грузовик с агентами секретной службы.
- Это не за мной.
- Как ты не понимаешь, отец! Агенты секретной службы, а выборы совсем
