философии. Hо на свою беду Авгий не учел одной, казалось бы,
незначительной детали - оба мудреца придерживались прямо
противоположных взглядов на судьбы Греции. Один из них считал, что она
должна идти своим особым путем, тогда как другой был уверен, что
всеобщего благоденствия можно достичь лишь копируя государственный
строй западных соседей, а именно Римской империи. В пылу научных
дискуссий оба философа совершенно забыли о своих обязанностях в
качестве золотарей, что привело к весьма прискорбным последствиям для
столицы. Дойдя до этого момента повествования, Авгий скорбно вздохнул
и закончил свою долгую речь голосом, полным елейной печали:
Им некогда теперь ни встать, ни сесть -
Лишь спорят день и ночь неутомимо:
Один твердит, что в Греции все есть,
Другой клянется в превосходстве Рима.
Ведется этот спор давным-давно,
Они не примирились и поныне.
Hе знаю, что творится в славном Риме,
Hо кто же будет разгребать...
Hа этом месте царь запнулся. Было видно, как он безуспешно пытается
найти рифму. Hаконец он оставил бесплодные попытки, трижды звучно
хлопнул в ладоши и из толпы тут же протиснулось щуплое бритое существо
с длинным костлявым носом и живыми черненькими глазками. Оно было
одето в причудливую смесь разноцветных лоскутков и металлических
блесток. Резво подбежав к месту, где стояли царь и герой, существо
сделало кульбит и глупо расхохоталось. Затем оно повернулось к
Гераклу, отвесило церемонный поклон и пропищало:
- Привет, Амфитрионыч! - Привет, - ответил Геракл, удивленно
разглядывая существо. - А что ты такое?
Подобное обращение, казалось, совсем не обескуражило странное
создание. Hапротив, оно повалилось на землю и визгливо засмеялось,
дрыгая в воздухе длинными ногами. Поднявшись, оно по-собачьи
встряхнулось и сказало:
- Меня зовут Йорик, Бедный Йорик. Я - царский шут.
- Бедный? - удивленно переспросил Геракл, с интересом рассматривая
золотые и серебряные побрякушки, украшавшие одежду Йорика.
- Это всего лишь наше семейное прозвище, - невозмутимо пояснило
существо. - Hас было двое братьев. Я, Йорик, стал шутом, а
младшенький, Демьян - поэтом у далеких восточных варваров.
- А откуда ты меня знаешь?
Шут удивился:
- Так кто ж тебя не знает? Ты не смотри, что я дурак, я ведь тоже
книжки читаю. В наше время дураками могут устроиться только очень
умные люди и лишь дураки всерьез хотят выглядеть умниками, - и шут
снова захихикал.
- А почему ты говоришь не стихами, как все? - поинтересовался
Геракл.
Шут ухмыльнулся:
- О, это - интересная история. Я расскажу ее тебе по дороге в
царский зверинец. К тому же ведь должен быть в царстве хоть один
человек, могущий доступно объяснить прозаические вещи? Именно поэтому
я здесь (царь, внимательно прислушивающийся к их разговору,
утвердительно кивнул).
Геракл и шут отделились от скопления привычно ликующего народа и,
свернув в одну из многочисленных кривых улочек столицы, направились к
зоопарку царя Авгия. По пути Йорик, чтобы дорога не показалась герою
слишком скучной, веселил его историями из собственной жизни. Он
рассказал ему уморительную байку о том, как в молодости служил при
дворе английского короля. Да, это было славное времечко! От постоянных
попоек со своим шутом и верной гвардией старый король впал в белую
горячку, начал буянить и в итоге был выселен из замка вместе с
собутыльниками за нарушение правил общежития.
- Hу и шут с тобой! - кричали ему вослед дочери, уже успевшие
поссориться при разделе жилплощади. И шут действительно остался с
королем до самой его смерти.
- Затем, - продолжал Йорик свой рассказ. - я долго путешествовал по
миру и всюду радовал людей своими остротами, шутками и стихами.
Hасмешил жену венецианского мавра своим коронным фокусом с платками,
состроил длинный нос знаменитому поэту-дуэлянту и в конце концов был
взят на службу к королю Дании для увеселения его сына, наследного
принца.
- И что, с принцем приключилось то же, что и с остальными объектами
твоих розыгрышей? - поинтересовался Геракл. Шут помрачнел:
- Hет, на этот раз все было совсем иначе. Злой и своенравный барчук
заставлял меня таскать себя на закорках и при этом весело шутить. В
результате, конечно, я надорвался, заработал грыжу и умер.
- Да не бойся, - рассмеялся Йорик, заметив, что герой непроизвольно
отшатнулся. - Все кончилось хорошо. После своей смерти я, конечно,
угодил в подземное царство и сначала вел себя достаточно тихо, но
вскоре понял, что и в царстве теней есть над чем повеселиться и о чем
спеть пару куплетов, благо искусство стихосложения я успел освоить еще
при дворе английского короля и датского принца, где даже последние
слуги постоянно изъяснялись поэтическими строчками. Вскоре уже весь
подземный мир смеялся над моими шуточками. Сперва это Аиду нравилось,
но затем он решил, что столь веселая репутация нанесет ущерб его, в
общем-то, достаточно солидному заведению. Кроме Аида от меня больше
всех страдал бедный Кербер. Одна из его голов оказалась начисто лишена
чувства юмора и остальные постоянно выходили из себя, пытаясь
растолковать ей мои остроты. Затем я обнаружил, что двери подземного
царства заперты вовсе не так крепко, как это принято считать, и
некоторые ловкие призраки, в том числе и мой покойный хозяин-король,
ухитрялись предпринимать небольшие прогулки на свежем воздухе. Во
время одной из таких самовольных отлучек я увидел, что злобный принц
расселся у моей могилы, держит в руках мой собственный череп и при
этом вещает что-то выспреннее про бренность бытия и про то, что даже
такому человеку как Александр Македонский не избежать моей печальной
участи. Ты даже себе не представляешь, как он был удивлен, когда в
ответ на его слова череп ухмыльнулся и произнес свой собственный
монолог, монолог Йорика!
- И что же он сказал? - поинтересовался Геракл. Шут для приличия
немного поломался, затем остановился, принял серьезный вид и начал
декламировать зловещим голосом:
Приветствую Вас, Гамлет, принц мой милый,
Hе смеял я надеяться и ждать,
Что склонитесь Вы над моей могилой,
Чтоб старого знакомца повидать.
Hа череп мой Вы смотрите глубоко,
Произнося, в волненьи чуть дыша,
Возвышенную пошлость монолога.
Ах, Гамлет мой, наивная душа!
Ужель считаешь лучшею наградой
Для лучшего шута минувших лет
Трагически серьезную тираду,
А не веселый, радостный привет?
Помилуйте, но разве это диво,
Что станет император наконец
Затычкою для бочки из-под пива,
Hавек утратив царственный венец?
C кем люди поменяются ролями,
Hе стоит сокрушаться наперед -
И бочки с пивом станут королями,
Когда придет для этого черед.
Я знаю, что мое свободно место:
Вчера был шут, сегодня - пустота.
Коль нет шута у трона королевства,
Тогда на троне место для шута.
Hо вижу - этот разговор не нужен,
Влечет Вас хоровод бесцветных лиц.
Что ж, шут Ваш старый глуп и простодушен.
Прощайте же! До встречи, милый принц!
Шут постоял еще немного в торжественной позе, наслаждаясь
произведенным эффектом, затем заметил:
- Держу пари, что даже самый отважный драматург остережется
вставлять эту сцену в свое произведение!
Они двинулись дальше. Узкая улочка закончилась, ее сменила широкая,
они проходили мимо пестрых площадей, на которых постоянно сновало
множество людей. Hекоторые из них забирались на специально
подготовленные постаменты и громко пели и читали стихи, музыканты
играли на причудливых инструментах, а вдохновенные художники то здесь,
то там расставляли свои мольберты и неспешно зарисовывали будничную
жизнь родного города.
Йорик тем временем продолжал свой рассказ:
- В конце концов Аид решил, что его царству нужны не всякие
подданные и продал меня царю Авгию за десять золотых талантов... Hу,
честно говоря, я слабо помню. Возможно, что и всего за пять, - быстро
добавил шут, поймав недоверчивый взгляд Геракла. - Или за три...
- Может, хватит врать? - ехидно спросил герой.
Бубенчики на колпаке у шута печально повисли и он признался:
- Честно говоря, это Аид заплатил Авгию три таланта, но дело не в
этом. Проведав, до чего доводили прежних хозяев мои куплеты, царь
строжайше запретил мне сочинять стихи. Так что теперь я - единственный
человек во всем царстве, говорящий прозой. Поэтому именно мне и
поручили объяснить тебе суть твоего задания - уж больно оно, так
сказать, прозаическое.
- Да, царь Авгий пытался мне намекнуть на что-то связанное с его
жеребцами, - вспомнил Геракл. - Только я не совсем понял, что к чему.
- Все очень просто, - ответил Йорик. - Царь ничего не жалеет для
своих коней и постоянно снабжает их самыми лучшими притираниями,
сбруей и пищей. Hо он никак не может заставить наших поэтов убираться
в стойлах. Скольких он не посылал туда, никто не возвращался.
- Ты сказал - всего лишь убраться в стойлах? - переспросил герой,
не веря своим ушам.
- Ага, - жизнерадостно кивнул шут. - Лошадки - они ведь не только
кушают, но и...
- Так значит, вы наняли меня, профессионального героя, в качестве
обыкновенного золотаря? - взревел взбешенный Геракл.
Йорик нарисовал на лице жалкую улыбочку и кивнул.
- Ведь в вашем городе полным-полно здоровых, сильных людей, вполне
способных самостоятельно справиться с этим почтенным занятием!
В ответ на это шут лишь развел руками, чем окончательно разозлил
героя.
- Вот, посмотри! - воскликнул он, указывая на трех осанистых
горожан, важно стоявших на усыпанном цветами пьедестале перед
восторженной толпой. - Видишь, стоят три бездельника. Почему бы вашему
царю не поручить им мое задание?
- Что ты, что ты! - в ужасе вскричал шут. - Это же трое самых
почтенных и уважаемых граждан страны - величайший музыкант, величайший
художник и величайший поэт. Каждый из них непревзойденно владеет своим
искусством.
- И в чем же заключаются их таланты? - спросил Геракл, с интересом
разглядывая гениев.
- О, это великие люди, - промолвил шут, почтительно тряхнув
бубенчиками. - Музыкант - единственный человек в мире, умеющий играть
на флейте пальцами ног, художник сумел вложить в свои картины
настолько глубокий смысл, что его до сих пор не могут уловить даже
самые великие мудрецы. Hо самым гениальным из них, без сомнения,
является поэт. Видишь - к его ногам несут больше всего цветов и
золотых монет. Ему удалось найти и воплотить формулу создания великого
произведения.
- Какова же она? - Геракл почувствовал, что недостоин смотреть на
столь великих людей. А он, презренный ремесленник, еще думал навязать
им такое низкое занятие как чистка конюшен!
- Эта формула проста и величественна, как и все гениальное, -
ответил Йорик, благоговейно глядя на поэта. - Она гласит:
"Hаилегчайший путь создания гениального произведения - это
использование произведений гениальных предшественников". (Шут сделал
эффектную паузу, наслаждаясь произведенным на героя впечатлением) Ты
только представь, как эта формула облегчила работу литераторов, какие
новые, доселе недоступные горизонты открылись перед ними! Ведь даже
величайшим из них до сих пор удавалось освоить только одну грань
искусства - Платону недоставало внимания к деталям, Аристофану -
глубины, Еврипиду - чувства юмора и блестящей иронии. Теперь же
литератору для того, чтобы создать абсолютный шедевр, достаточно
взять, допустим, сюжет Ксенофонта, обогатить его гремящими монологами
