деревца. Но постепенно он перешел в гул, напоминающий отдаленные раскаты
грома. Только я раскрыл рот, чтобы сказать о грозе, как Кемпер вскочил на
ноги и начал что-то орать нам. Что именно, я так и не понял - вернее, не
расслышал слов, хотя смысл дошел до нас всех за одну секунду и мы тут же
бросились к спасительному корпусу корабля. Когда мы подбегали к трапу,
тембр звука изменился. Не оставалось сомнений, что это топот копыт,
стремительно наплывающий на лагерь. У трапа возникла небольшая заминка,
куставры были уже недалеко, так что я бросился к веревке, свисавшей из
грузового люка. С ее помощью мы производили разгрузку, а втянуть ее наверх
я просто забыл. Не могу назвать себя специалистом в лазании по канату, но
в этом миг я начал карабкаться по веревке с максимальной для человека
скоростью. Взглянув вниз, я увидел, что вслед за мной карабкается Вебер,
который так же никогда не отличался способностями циркача. Я полз и думал
о том, как нам повезло, что я так и не нашел времени, чтобы подтянуть
веревку наверх. А ведь именно Вебер отругал меня за нерадивость. Я хотел
крикнуть ему, но так запыхался, что слова застряли в горле.
Мы добрались до люка и влезли внутрь. Под нами, перемалывая все
кругом, проносились куставры. Они бежали мимо нас так, будто от испуга:
тысячи, миллионы животных. Тем поразительнее выглядел их молчаливый бег.
Ни крика, ни писка, лишь топот копыт - безголосье пугало сильнее, чем вид
бесчисленного стада. Казалось, сама ярость окутывала нас со всех сторон...
Не менее странным казалось и то, что бескрайнее море куставров
расступилось перед кораблем, а за ним вновь смыкаясь, оставляя небольшой
участок нетронутой земли. При свете звезд стадо просматривалось на многие
мили, а далее сливалось с горизонтом. Увидеть, где оно кончается - и
кончается ли вообще, так и не удалось.
Мы могли бы не забираться в корабль, но кто мог предположить, что
куставры станут соблюдать такую точность при передвижении?
Нашествие длилось не менее часа. Когда последний куставр исчез в
темноте, мы боязливо спустились вниз и попытались определить нанесенный
ущерб. Клетки с животными, ставшие на полпути между кораблем и лагерем,
остались неповрежденными. Палатки, в которых мы спали, за исключением
одной, стояли на местах. На столе по-прежнему ярко горела лампа.
Все запасы продовольствия и большая часть оборудования оказались
втоптаны в землю. Территория вокруг лагеря напоминала свежевспаханное
поле. Единственное, что не было уничтожено - записи и животные.
- Три недели, - сказал Вебер, - и я закончу опыты.
- У нас их нет, как и запасов продовольствия, - ответил я.
- А НЗ?
- Только на обратный путь.
- Ничего, можно и поголодать.
Вебер оглядел нас всех по очереди, после чего произнес:
- Я могу три недели обходиться без всякой пищи.
- Давайте попробуем мясо куставров, - предложил Парсонс. - Кто готов
рискнуть?
Вебер отрицательно покачал головой:
- Не сейчас. Через три недели, когда я закончу опыты. Вот тогда и
решим. Если мясо куставров окажется пригодным для человека, то НЗ нам
вовсе не понадобится. Будем пировать всю обратную дорогу до Кэфа.
- Так и поступим, - сказал я, зная, что парни согласны.
- Вам-то что, - послышался голос Четырехглазого, - с таким запасом
диетической пищи можно и поголодать.
Парсонс подошел к Фуллертону, сгреб в охапку, приподнял и потряс его
так, что голова Четырехглазого задергалась из стороны в сторону, как у
куклы. После чего он осторожно поставил его на ноги и тихо сказал:
- Разговоры о диете нам несколько неприятны, дружище.
Сигнальная система оказалась уничтоженной, поэтому мы установили
сдвоенное дежурство. Но никто так и не сомкнул глаз в эту ночь.
Опустошительное нашествие куставров повергло всех в уныние; меня
интересовал один вопрос - что их так напугало, что за чудовищная сила
заставила многомиллионное стадо мчаться сквозь тьму сломя голову? Ответа я
не находил. Раз за разом я возвращался к единственно верному предположению
- на планете не существовало причин, способных вызвать паническое бегство
куставров. Но все же причина была, ведь мы являлись свидетелями ее
следствия. Более того, причина эта связана с появлением существ в лагере и
их смертью на наших глазах. Но что является первопричиной их поведения -
разум или инстинкт? Вот вопрос, мучивший сильнее всего, не давая уснуть.
А на рассвете в лагере появилось очередное существо и с радостью
упало замертво к нашим ногам.
Мы обошлись без завтрака. Никто не вспомнил и про обед. С первыми
сумерками я забрался по трапу на корабль, чтобы принести немного продуктов
для ужина, но ничего не нашел. Вместо продуктов в углу расположились пять
панкинов - более толстых и довольных тварей я никогда не видел. Они даже
не шумели, как обычно. Я догадался, что они прогрызли дыры в ящиках с
продовольствием и прикончили все до последней крошки. Более того, они
каким-то образом ухитрились отвернуть крышку у банки с кофе, опрокинув ее,
и смолотили все зерна.
Нашим запасам пришел конец. Я отупело глядел на толстые лоснящиеся
мордочки панкинов. Меня вдруг осенило, каким образом они пробрались на
корабль! Я проклинал свою нерадивость; если бы я вовремя убрал веревку,
ничего бы не случилось.
Потом я вспомнил, что веревка спасла нам с Вебером жизни. Я спокойно
подошел к панкинам, троих распихал по карманам, оставшихся двоих взял в
руки. Спустившись с корабля, я направился к лагерю.
- Вот они, - сказал я и посадил панкинов, всех пятерых, на стол, -
наши беглецы. Пробрались на корабль, а мы не могли их найти. Вскарабкались
по веревке.
Вебер внимательно изучил их.
- А они неплохо подхарчились. Что-нибудь нам оставили?
- Вычистили все до последней крошки.
Панкины выглядели стопроцентно счастливыми. Очевидно, их обрадовала
встреча с нами. Не было причины оставаться на корабле дальше, после того,
как они прикончили НЗ.
Парсонс достал тесак и подошел к куставру; умершему утром.
- Приготовить слюнявчики, - скомандовал он и отрезал от туши большой
кусок мяса. Потом еще один, и еще один, и еще... Как только он приступил к
жарке, я рванулся в свою палатку, потому что никогда прежде нос мой не
ощущал столь аппетитного, столь зовущего запаха. Я раскрыл сумку, наугад
приготовил порцию липкой отравы и начал запихивать ее в себя, помогая
ложкой.
Через некоторое время явился Кемпер. Он расслабленно-довольно
плюхнулся на койку.
- Желаешь выслушать мой рассказ? - спросил он.
- Валяй!
- Изысканно. По вкусовым качествам превосходит любое блюдо,
приготовленное руками человека во все времена. Мы попробовали три сорта
мяса, отведали по ломтику рыбы и еще чего-то, что напоминало мясо омара,
но вкус много нежнее и тоньше... После мяса мы разрезали плод - смесь дыни
и ананаса.
- А завтра вы упадете замертво.
- Не думаю, - сказал Кемпер. - Ты же видел, что общее состояние
животных заметно улучшилось.
Конечно, думал я. Все сходится к тому, что Альфред прав.
Одного куставра как раз хватило на день. Сыты были и люди, и
животные. Куставры не обнаруживали более агрессивных намерений, зато
каждое утро оказывались под рукой. И именно в тот момент, когда о них
вспоминали.
Я внимательно наблюдал за своими товарищами. Количество пищи,
уничтожаемое ими, становилось просто неприличным. Ежедневно Парсонс
нажаривал горы огромных кусков разного мяса, рыбы, дичи и всякой всячины.
Он выставлял на стол тазы с овощами и фруктами, а откуда-то появившимися
кувшин ежедневно наполнял медом. И люди, и животные съедали все, буквально
вылизывая тарелки и миски.
Я смотрел на своих компаньонов. Они сидели вокруг стола, расстегнув
ремни, и похлопывая себя по животам. Их самодовольные физиономии вызывали
у меня чувство отвращения. Я напрасно ждал, что их желудки начнет сводить
от боли, а тела покроются растительностью. Ничего не происходило. Более
того, все они утверждали, что никогда еще не чувствовали себя так хорошо.
Прошло две недели. Как-то утром Фуллертон почувствовал слабость. Он
попытался встать, но не смог. Еще через час его начало трясти, как в
лихорадке. Симптоматика соответствовала вирусному заболеванию с Центавра,
но ведь мы получили от него прививку. За эти годы нам сделали
профилактические прививки от всех известных заболеваний. К тому же, перед
каждым вылетом нас дополнительно накачивали разнообразными сыворотками.
Я не сомневался, что лихорадка вызвана перееданием. Тем более, что ей
оказался подвержен Четырехглазый.
Оливер, немного разбиравшийся в лекарствах, притащил с корабля
аптечку и ввел Фуллертону максимальную дозу какого-то антибиотика,
рекомендованного на все случаи жизни.
Мы продолжали работать, надеясь, что через день-два он самостоятельно
встанет на ноги. Но Фуллертону становилось все хуже и хуже.
Оливер повторно перерыл аптечку, тщательно изучив все инструкции и
этикетки, но ничего нового не обнаружил. Он внимательно перечитал брошюру
об оказании первой медицинской помощи, но в ней описывались лишь сломанные
ноги и вывихнутые суставы.
Кемпер волновался больше всех - он попросил Оливера взять у
Фуллертона пробу крови и приготовил гемослайд. Заглянув в окуляр
микроскопа, он обнаружил, что кровь буквально кишит бактериями куставров.
Повторные анализы были идентичны первому.
Оливер и Кемпер работали, а мы стояли вокруг стола, ожидая приговора.
Молчание прервал Оливер, решившийся вслух высказать наши худшие опасения.
- Ну, кто следующий? - спросил он.
Парсонс протянул руку. Все напряженно ожидали оглашения приговора.
- Бактерии есть и в твоей крови, - сказал Кемпер, - но их количество
значительно меньше, чем у Фуллертона.
Мы поочередно подходили к Оливеру, результаты анализов повторялись.
Правда, в моей крови бактерий содержалось меньше, чем у остальных ребят.
- Мясо куставров, - сказал Парсонс, - Боб не ел.
- Но ведь тепловая обработка уничтожает... - начал Оливер.
- Ты уверен? Эти бактерии должны иметь безумно высокий коэффициент
адаптации. Ведь они выполняют в организме куставров огромную работу.
Думаю, они могут с легкостью приспособиться к любым, даже самым
непредвиденным условиям. Кроме того, овощи и фрукты мы ели в сыром виде.
Да и мясо, дорогие мои, вы предпочитаете уминать недожаренным.
- Но кто объяснит мне, - вопрошал Оливер, - почему именно
Четырехглазый заболел первым? Почему количество бактерий в его крови
больше, чем у остальных? Ведь он начал употреблять мясо куставров в пищу
одновременно с нами.
Тут-то я и вспомнил свой разговор с Фуллертоном на берегу ручья. Я
рассказал о травинке, которую жевал Четырехглазый, но рассказ едва ли
улучшил их настроение.
Через неделю, максимум две, количество бактерий в крови каждого из
нас станет таким же, как и у Фуллертона. Я подумал было, а правильно ли я
сделал, что рассказал? Наверное, правильно.
- Не есть куставров мы не можем, - сказал Вебер. - Другой пищи
просто-напросто нет. Как и обратного пути.
- Я подозреваю, - проговорил Кемпер, - что для нас все уже в прошлом.
Ракета улетела, и мы на нее опоздали.
- Надо немедленно стартовать, - сопротивлялся я, - и моя диетическая
сумка...
Закончить фразу мне не удалось: все начали смеяться, как сумасшедшие,
толкаясь и хлопая меня по спине.
Я молча стоял, опустив глаза долу. Их смех, вызванный моей
непредвиденной шуткой, больше напоминал разрядку после нервного
