и Блэйн стоял беззащитный в кабинете с мертвецом, без достаточного
объяснения, почему находится здесь, без достаточно удовлетворительного
ответа на любой из вопросов, которые ему наверняка задали бы.
Документ давал ему причину для прихода в кабинет, давал ответ на
вопросы, предупреждал другие вопросы, которые были бы заданы, если бы он
не ответил на первые.
Феррис сказал, что это было самоубийство.
Было ли бы это самоубийством или убийством, подумал Блэйн, если бы у
него в кармане не было документа? Если бы он оставался беззащитным, не
использовали ли бы его, чтобы объяснить смерть Гизи?
Феррис сказал, что ему нравится человек, который умеет быстро думать.
И в этом не было сомнения. Сам Феррис был человеком, который быстро думал,
который был способен импровизировать и проводить свой курс в соответствие
с любой ситуацией.
И он не был человеком, которому можно было доверять.
Блэйн подумал, последовало бы назначение, если бы он не подобрал
документ с ковра? Конечно, он был не тем человеком, которого мог выбрать
Пауль Феррис на место Реймера. И, может, Феррис, найдя документ на полу,
порвал бы его и забыл, и на этот пост был бы назначен кто-то другой?
И еще вопрос: что важного в этой работе? Чем она важна, чем важно,
кто на нее назначен? Никто, конечно, не говорил, что она важная, но Феррис
заинтересован в ней, а Пауль Феррис никогда не интересуется не важными
вещами.
Может, назначение каким-то образом связано со смертью Льва Гизи?
Блэйн покачал головой. На это не было ответа.
Важно то, что назначили его - и смерть Гизи не отменила это
назначение и, по крайней мере, в настоящий момент Пауль Феррис не
собирается этому противодействовать.
Но, предостерег себя Норман Блэйн, он не может позволить себе считать
Ферриса нарицательной величиной. Как слуга гильдии, Пауль Феррис был
полицейским чиновником с отрядом верных людей, с широкой свободой действий
при выполнении своих обязанностей, политически мыслящим и неразборчивым в
средствах, занимающимся устройством достаточно просторной ниши, чтобы
удовлетворить свои амбиции.
Более чем правдоподобно, что смерть Гизи годится для этих амбиций. Не
исключено, что Феррис мог - тихо и тайно способствовать ей... если,
фактически, не сам состряпал ее.
Он сказал, самоубийство. Яд. Беспокойство. Любовная история... Легко
говорить. Наблюдать за каждым твоим шагом, сказал себе Блэйн. Сделать это
легко. Не делать внезапных движений. И быть готовым уклониться от удара.
Он сидел неподвижно, позволив бежать суматошным мыслям. Бесполезно
думать об этом, сказал он себе. Сейчас все бесполезно. Позже, когда и если
у него будут какие-нибудь факты - тогда будет время подумать.
Он взглянул на часы - три пятнадцать. Идти домой еще слишком рано.
И его ждала работа. Завтра он перейдет в другой кабинет, но сегодня
нужно работать здесь.
Он взял папку Дженкинса и уставился на нее. Большая охота, как
сказали два сумасшедших фабрикатора. Мы зададим ему жару, сказали они.
Он раскрыл папку и пробежал глазами несколько первых страниц, слегка
вздрагивая.
Для непритязательного вкуса, подумал он.
Он вспомнил Дженкинса - огромный, массивный брюнет, ревевший так, что
трясся кабинет.
Ну, может, он примет это, подумал Блэйн. Во всяком случае, это то,
что он просил.
Он сунул папку под мышку и прошел в приемную.
- Мы только что прослушали слово, сказала Ирма.
- Вы имеете в виду о Гизи?
- Нет, о Гизи мы слышали до этого. Нам всем тяжело, я полагаю, все
любили его. Но я имею в виду слово о вас. Это сейчас повсюду. Почему бы
вам не сказать нам сразу? Мы думаем, это прекрасно.
- Ну, спасибо, Ирма.
- Мы поцелуем вас.
- Ты очень добра.
- Почему вы держали это в секрете? Почему вы не сказали нам?
- Я и сам не знал до сегодняшнего утра. Вероятно, я был слишком
занят. Затем меня вызвал Гизи...
- Эти головорезы все здесь перерыли, перетряхнули все мусорные
корзинки. Я думаю, они покопались и в вашем столе. Что им было нужно?
- Просто любопытство. - Блэйн вышел в холл, и с каждым шагом по спине
полз холодок страха.
Он знал это, конечно, и прежде, когда Феррис сухо сказал об умении
быстро думать, но теперь это утвердилось окончательно. Не оставалось
никаких сомнений в том, что Феррис знал, что он лжет.
Хотя, может быть, в этом даже было какое-то достоинство. Он лгал и
блефовал моментально, в своей классической манере, поскольку Блэйн был
хорошим руководителем, способным понимать, поскольку с ним можно было
вести дела.
Но может ли он блефовать и дальше? Может ли он, Блэйн, быть
достаточно стойким?
Спокойно, сказал себе Блэйн, не дергайся. Будь готов уклониться от
ударов, но не показывай виду. сделай выражение игрока в покер, сказал он
себе, выражение, с которым ты обычно встречаешь клиентов.
Он тяжело ступал, но холодок страха прошел.
Пока он спускался по лестнице в помещение Мирт, старая магия вновь
охватила его.
Она стояла там - огромная машина Сновидений, последнее слово в
фабрикации воображения человека с самой буйной фантазией.
Он молча стоял и чувствовал величественность и умиротворение, почти
нежность, которую испытывал всегда - словно Мирт была какой-то
Богоматерью, к которой можно прийти для понимания и защиты, не нуждающейся
ни в каких вопросах.
Он стиснул папку под мышкой и пошел медленно, опасаясь нарушить
царившую здесь тишину неуклюжим движением или громкими шагами.
Он поднялся по ступенькам к огромному распределительному пульту и сел
на сидение, передвигающееся от малейшего прикосновения к любому краю
кодирующих панелей. Он положил раскрытую папку на зажимный щиток перед
собой и потянулся к рычажку вопроса, нажал его, и замигал зеленый
индикатор готовности. Машина была чистой, он мог кормить ее своими
фактами.
Он пробил свою идентификацию и продолжал сидеть молча - как часто
сидел здесь до этого.
Это ошибка, подумал Блэйн, что я перехожу на другую работу. Здесь он
был подобен жрецу, связанному с силой, перед которой благоговел, но
которую не понимал... не совсем понимал. Не было человека, который
полностью знал бы схему машины Сновидений. Это был слишком огромный и
сложный механизм, чтобы держать его в чьей-то одной памяти.
Это был компьютер со встроенной магией, свободный от абсолютной,
прямолинейной логики других, менее потрясающих компьютеров. Он имел дело
больше с фантазией, нежели с фактами, он воплощал гигантский замысел
машины, оперирующей символами и уравнениями странных историй множества
человеческих жизней. Он принимал кодировку и уравнения и выдавал
Сновидения!
Блэйн начал переносить в нее данные со страниц папки, быстро
передвигаясь в кресле вдоль пульта управления. Пульт замигал множеством
маленьких огоньков, из глубины машины послышались первые слабые звуки, гул
пробуждающихся механизмов, щелканье контрольных счетчиков, отдаленный
треск регистраторов, проводящих зондаж, и последовательное мурлыканье
каналов, начинающих работать.
Он работал напряженно, сосредоточенно, перенося знаки со страниц на
перфокарты. Время остановилось, и не было другого мира, кроме пульта с
мириадами клавиш, кнопок и переключателей и множеством загорающихся
лампочек.
Наконец, он закончил, и последняя страница слетела на пол с
опустевшей подставки. Время снова пошло, и мир вокруг ожил. Норман Блэйн
сидел опустошенный, в мокрой от пота рубашке, со спутавшимися на лбу
волосами, уронив руки на колени.
Машина теперь гремела, лампочки горели тысячами, одни мигали, другие
светили ярко и ровно. Звук мощными волнами бился в помещении, заполняя его
до отказа, и сквозь этот гул пробивались деловитые щелчки и безумный треск
мчавшихся во весь опор механизмов.
Усталый Блэйн поднялся с сидения, собрал с пола упавшие листы, сложил
их и убрал в папку.
Он прошел к дальнему концу машины и постоял, глядя на защищенный
стеклом корпус, где наматывалась на катушку лента. Он смотрел на
наматывающуюся ленту, зачарованный, как всегда, мыслью, что на ленте
запечатлена кажущаяся жизнь Сновидений, которая может просуществовать
столетие или тысячелетие - Сновидений, построенных таким образом, что они
никогда не надоедят, а будут плотью и реальностью до самого конца.
Он повернулся и пошел к лестнице, прошел полпути, остановился и
обернулся.
Это мое последнее Сновидение, понял он вдруг, завтра я перехожу на
другую работу. Он поднял руку в прощальном жесте.
- Бывай, Мирт, - сказал он.
Мирт ответила ему громом.
5
Ирма ушла на обед, и кабинет был пуст, но было письмо, адресованное
Блэйну, прислоненное к пепельнице на столе. Конверт был объемистым и
измятым. Когда Блэйн взял конверт, в нем что-то звякнуло. Норман Блэйн
разорвал конверт, из него выпала и ударилась о стол связка ключей.
Наполовину высунулся листок бумаги.
Он отодвинул ключи, вытащил листок и развернул. Приветствия не было.
Записка была короткой: "Я звонил, чтобы передать ключи, но вас не было, и
секретарша не знала, когда вы вернетесь. Но это не повод оставаться. Если
вы захотите встретиться со мной, я к вашим услугам. Реймер."
Записка выпала у него из руки и спланировала на стол. Он взял ключи,
подбросил, слушая, как они звенят, и поймал их на ладонь.
Что теперь будет с Джоном Реймером? - подумал он. Найдется ли для
него место, или Гизи не собирался назначать его на другой пост? Или Гизи
намеревался совсем выкинуть этого человека? Это выглядело неправдоподобно,
так как гильдия заботится о своих членах и не в ее правилах, не считая
крайних обстоятельств, выбрасывать человека из своих рядов.
И, кстати, кто станет начальником "Фабрикаций"? Или Лев Гизи умер, не
назначив никого на это место? Джордж или Герб - любой из них - были на
очереди, но они не сказали ни слова. Блэйн был уверен, что они бы
что-нибудь сказали, если бы были уведомлены.
Он поднял записку и прочел ее снова. Она была уклончивая, совершенно
бесстрастная, из нее ничего нельзя было почерпнуть.
Он подумал, что может чувствовать Реймер при такой быстрой замене, но
понять это было нельзя: записка совершенно не давала ключа к разгадке. А
почему он был заменен? Ходили слухи, самые разные слухи, о чистке в
Центре, но слухи не говорили ни о каких причинах для такой чистки.
Это казалось немного странным - оставить ключи, символизируя таким
образом передачу власти. Это выглядело так, словно Реймер бросил их Блэйну
на стол и сказал: "Держи, парень, теперь они твои", и ушел, больше ничего
не говоря.
Возможно, только слегка возбужденный. Только слегка задетый.
Но он пришел лично. Почему? Блэйн знал, что при обычных
обстоятельствах Реймер никогда не стал бы вторгаться к человеку, ставшему
его преемником. Но Реймер оставался бы до тех пор, пока его преемник не
взял бы него все нити.
Значит, здесь были не обычные обстоятельства. Приходится думать, что
они, кажется, и вовсе экстраординарные.
Это какое-то недоразумение, сказал себе Норман Блэйн. Проходи это по
надлежащим каналам, все было бы правильно - обычная операция, перемещение
производится без разрывов. Но назначение пришло не по обычным каналам, и
если бы Блэйн не нашел Льва Гизи мертвым, если бы не поднял с пола
документ, назначения могло бы вообще не быть.
Но теперь это место его - он рискнул головой, чтобы получить его, и
оно принадлежит ему. Это шаг вверх по лестнице, это успех. Эта должность
