- Благослови меня, отец! - вскричал он жалобным голосом. - Благослови меня!
Аббат воздел руку, пробормотал что-то по-латыни и осенил его крестным знамением. Потом он нагнулся и поднял старика на ноги.
- Я уже не надеялся, что когда-нибудь дождусь благословения Церкви, - дрожащим голосом сказал старик. - Думал, что безвозвратно погиб. Думал, что Бог обо мне забыл.
- Милосердный Господь никогда не забывает своих детей, - ответил аббат.
- Но я принял меры, - сказал старик. - Пусть я погряз в невежестве, но я кое-что придумал.
- И что же ты придумал, сын мой? - ласково спросил аббат.
- Ну, понимаешь, отец, у меня есть вон тот попугай.
- Не могу понять, откуда здесь, на Брошенных Землях, мог взяться попугай. Ты ведь сказал - попугай?
- Да, отец, попугай.
- Но скажи мне, ради Бога, какой он из себя - попугай? Я знаю много разных птиц, но никогда не видел попугая.
- Попугай, - сказал Шишковатый, - это птица, которая живет в джунглях на далеком юге. Очень красивая птица, зелено-сине-красного света, и при должном старании ее можно научить передразнивать человеческую речь.
- Да, это правда, - подтвердил старик. - Но это требует большого терпения и не всегда получается. Я пробовал выучить его произносить №Верую¤, но ему такое не под силу. Я пытался обучить его возносить молитву Божьей Матери, но тоже не преуспел. В конце концов я смог только научить его говорить №Спаси Господь мою душу¤, но эта глупая птица валит все слова в одну кучу.
- Да благословит меня Господь, - сказал ошеломленный аббат, - ты хочешь сказать, что научил птицу говорить №Спаси Господь мою душу¤?
- Отец, - взмолился старик, - ничего лучшего мне не удалось добиться! Я пробовал и №Верую¤, и молитву Богоматери...
- А зачем? - спросил аббат.
- Ну как же! - отозвался старик, потрясенный тем, что аббат не может понять, зачем это нужно. - Я считаю, надо, чтобы хоть кто-нибудь мог замолвить за меня словечко перед Господом, и раз уж никого другого у меня нет, я решил, что сойдет и птица. Я сказал себе, что это все-таки лучше, чем ничего. Разве ты не согласен, отец?
- Не уверен, - сказал аббат строго. - Было бы лучше, если бы ты сам...
- Сам-то я молился, отец. Со всем старанием. Бывало, что и до изнеможения.
- Тогда зачем же понадобилась птица?
- Но ты же должен понять, отец! Я считал, что птица даст мне хоть какой-нибудь лишний шанс. А здесь, среди злобной Нечисти, лишний шанс, пусть самый крохотный, не помешает.
- Это вон та птица, что в клетке? - спросил Шишковатый.
- Да, мой добрый господин, она самая.
- А почему она в клетке? Разве она улетела бы, если бы ты выпустил ее на волю? И почему клетка подвешена над мельничным колесом? Неужели ты не мог найти для нее место получше?
- Вы поймете, почему она там, когда я вам кое-что расскажу. Эта глупая птица говорит №Спаси Господь мою душу¤, только когда она висит вниз головой на жердочке.
- А почему?
- Воистину, господин, это мне неизвестно, я только знаю, что это так. Мне оставалось сделать только одно. Придумать какой-нибудь способ, чтобы то и дело переворачивать птицу вниз головой. Вот я и сколотил эту клетку с одной только жердочкой, построил водяное колесо и приспособил к нему клетку. Колесо вертится, и клетка тоже вертится, так что с каждым поворотом колеса птица переворачивается вниз головой.
- Но сейчас клетка вовсе не вертится, - заметила Иоланда. - Колесо вертится, а клетка нет.
- Увы, это потому, что сломалось зубчатое колесико, что поворачивает клетку. Совсем сломалось, пополам. Я как раз тем сейчас и занят, что делаю новое колесико. Как только я его сделаю, клетка снова будет вертеться.
- Ты давно здесь живешь? - спросила Иоланда.
- Не могу сосчитать, сколько лет. Я был еще молодой, когда здесь поселился.
- И птицу с собой привез?
- И птицу привез. Она живет у меня очень давно.
- Ты хочешь сказать, что все эти годы птица вертится вместе со своей клеткой? Тебе должно быть стыдно.
- Нет, не все эти годы, - отвечал старик. - Много лет ушло на то, чтобы научить ее говорить №Спаси Господь мою душу¤. А перед этим мне пришлось отучить ее говорить слова, которым ее научили раньше. Я купил ее у одного моряка, а он обучил ее таким словам, от которых даже бывалый человек может упасть в обморок.
- Одного я не могу понять, - сказал Харкорт. - Зачем вообще ты здесь поселился? Всякий человек, если он в здравом уме, старается держаться подальше от Брошенных Земель.
- Я прошу простить меня, господин, - ответил старик, - но ведь и вы тоже здесь, верно?
- Мы совсем другое дело, - сказал аббат. - Мы пришли сюда с определенной целью.
- У меня тоже была цель. Я видел себя миссионером среди живущей здесь Нечисти, Я сказал себе, что моих способностей и силы воли хватит, чтобы стать святым. Я думал, что у меня хватит сил и на то, чтобы стать мучеником, если уж придется.
- Но ты не стал святым. И мучеником тоже не стал,
- Я слаб, - сказал старик. - Мне не хватило мужества. Я с этим не справился. Я хотел вернуться назад, пытался бежать, но меня не пустили, и вот...
- Кто тебя не пустил? - спросил аббат.
- Нечисть. Каждый раз, как я пытался бежать, они загоняли меня обратно. Тогда я отыскал это уединенное место и укрылся здесь. Из благочестия и молитв я хотел возвести стену, которая защитила бы мое недостойное тело и спасла бы мою душу.
- Ты больше не пытался бежать к людям? Только прятался здесь?
- Нет. Много раз пытался я бежать, но они никак меня не пускали. Я думал, мне удалось от них спрятаться, но я ошибался. Они узнали, что я прячусь здесь, и каждый раз, как я пытался убежать, загоняли меня обратно. Иногда меня заставлял вернуться сюда великан или тролль, иногда гарпия, иногда кто-нибудь еще. Меня не трогали, просто заставляли вернуться сюда. Играли со мной, как кошка с мышью. Они хихикают, сидя вон на том холме, - ведь они никогда не смеются, а только хихикают. Сюда, в овраг, они не спускаются, а остаются наверху. Иногда я их вижу, хоть и редко, но я постоянно слышу, как они хихикают. Когда-нибудь они спустятся сюда, и тогда мне придет конец. Когда им надоест играть со мной, как кошка с мышью, и тогда они меня прикончат.
- Ты говорил о стене благочестия, которую пытался воздвигнуть. Твой говорящий попугай - это часть стены?
- Я делал, что мог. Я использовал все средства.
- Ну хорошо, ты обучил попугая говорить №Спаси Господь мою душу¤. И какая тебе может быть от этого польза? Ты же сам говоришь, что он просит Господа спасти не твою душу, а его. Он говорит №мою душу¤, а не №душу моего друга¤, или №моего хозяина¤, или №этого человека¤. Даже ты мог бы понять, что это нелепость. Ведь у попугая нет никакой души.
- Я хотел, чтобы он замолвил за меня слово, - отвечал старик. - Но нужно, чтобы слово было попроще. Мне нелегко далось его обучение даже этому, не говоря уж о таких тонкостях. Я думаю, Господь поймет.
- Ну и ну, - сказал потрясенный аббат, - Никогда еще ничего подобного не слышал.
- Он просто сумасшедший, - сказал Шишковатый. - Ни один разумный человек не отправится миссионером к Нечисти. К язычникам - да. Даже к неверным, там еще есть кое-какая надежда. Но не к Нечисти. Ведь Нечисть - совсем не то, что люди, будь они христианами, неверными или язычниками.
- Пусть я сумасшедший, - возразил старик, - но всякий сходит с ума по-своему. Я шел своим путем. И оправданий не ищу.
- Ты заблудшая и нераскаянная душа, - заявил аббат. - И заблуждения твои многочисленны и разнообразны. Начиная с того, что ты даже сейчас не понимаешь, что натворил. Сын мой, тебе за многое придется держать ответ, много пролить слез, прежде чем...
- Погоди, Гай, - вмешался Харкорт. - Где же твое христианское милосердие? Этот человек представляет тот самый простой народ, который ты должен быть готов прощать. В нем непременно есть что-то хорошее. Хотя бы просто мужество - ведь он много лет прожил здесь.
- Больше того, - сказал Шишковатый, - он может быть нам кое-чем полезен. Что бы ты сказал, - обратился он к старику, - если бы мы тебе помогли? Ты бы согласился помочь нам?
- От всей души, - отвечал старик. - Только как могли бы вы помочь такому, как я?
- Ты сказал, что тебе не дают покинуть эти места, что Нечисть тебя не выпускает, а когда ты пытаешься убежать, она неизменно заставляет тебя возвращаться назад. Так вот, ты можешь уйти с нами. Мы беремся защитить тебя и...
- Ты хочешь сказать, чтобы я отсюда ушел?
- Именно это я и хочу сказать. Ты пытался уйти...
- Но это единственное безопасное место, какое я знаю, - возразил старик. - Здесь они меня не трогают. Они следят за мной, издеваются надо мной, глумятся, но пока еще не причинили мне никакого вреда. Если я пойду с вами, я окажусь ничем не защищен. Больше того, если я пойду с вами, я навлеку на вас всю их злобу, и тогда...
- Ну хорошо. Если ты хочешь остаться здесь, мы можем помочь тебе в другом. Вот эта дама искусна в резьбе по дереву. Она может сделать зубчатое колесико, которое нужно тебе, чтобы клетка вертелась. Она может сделать это быстро и искусно.
- Вот это была бы для меня большая помощь, - сказал старик. - Я мог бы сделать его и сам, только с большим трудом и не очень хорошо.
- А за это, - продолжал Шишковатый, - ты расскажешь нам о стране, что лежит к западу отсюда. Мы направляемся туда, но почти ничего о ней не знаем.
Старик покачал головой:
- Этого я сделать не могу. Я ведь говорил вам, что не выхожу из этого оврага уже много лет, мне не дают отсюда выйти. И об окружающей местности я ничего не знаю.
- Ну вот, опять ничего не вышло, - сказал Харкорт.
- Сначала коробейник, а теперь и этот, - подтвердил аббат. - От обоих нам никакого толку.
- Но все равно я ему вырежу колесико, - сказала Иоланда. - Из милосердия.
И тут что-то произошло. Харкорт не успел заметить, что именно, но он ощутил, что что-то произошло, и остальные тоже это ощутили. Все вокруг как будто мгновенно изменилось. Люди неподвижно застыли на месте, как стояли, всякие звуки внезапно прекратились, и наступила полная тишина, как будто что-то наглухо отделило их от остального мира.
Это длилось всего мгновение - может быть, не дольше, чем один удар сердца, и во всяком случае, не дольше, чем один вздох. Но что-то случилось с временем, и им показалось, что это длилось гораздо дольше, чем один удар сердца или один вздох.
Первым опомнился старик. С возгласом ужаса он подпрыгнул, повернулся в воздухе и, опустившись на землю, бегом пустился наутек, начав перебирать ногами еще раньше, чем они коснулись земли. Через мгновение он уже скрылся за поворотом оврага.
Словно какое-то шестое чувство заставило Харкорта обернуться - может быть, это и было шестое чувство, хотя потом он не мог ничего припомнить. Обернувшись, он увидел великана, который вышел из леса на поляну. Он шел вперевалку, огромный, заросший черной шерстью, отвратительный и невероятно толстый. Его раздутый живот свисал так низко, что наполовину закрывал болтающиеся гениталии, Он был гол, а сзади тащился унизанный колючками хвост.
Харкорт схватился за рукоятку своего меча, и послышался скрежет стали о ножны.
- Убери свой меч, - сказал ему великан, приближаясь. - Я вас не собираюсь трогать. Нам незачем кидаться друг на друга.
Харкорт вложил меч в ножны, но руку держал на рукоятке. Великан присел на корточки.
- Идите сюда, - сказал он. - Давайте посидим и потолкуем. Может быть, если мы поговорим начистоту, и вам и мне будет кое-какая польза. И скажите вон тому священнику, чтобы он опустил свою громадную булаву. - Он повернулся к Шишковатому. - Ты один тут разумный человек - ты даже не пытался взяться за секиру. Даже эта прелестная молодая девица - и та приготовила стрелу.
- Досточтимый великан, - ответил Шишковатый, - если бы мне понадобилось прибегнуть к секире, я бы погрузил ее в твое жирное брюхо прежде, чем ты успел бы досчитать до одного.
Великан усмехнулся:
- Не сомневаюсь. Ни минуты не сомневаюсь. Я кое-что слышал про тебя, или про тебе подобных.
