наркотике, но и просто выбросить его.
Сами видите - ничего головоломного, мне нужно было лишь немного
подождать. "ГИГАНТ АНТАРЕСА" прибыл точно по расписанию. Теперь мне
следовало собраться с силами, схватить за хвост крысу с наркотиком за
щекой и облегчить дальнейшее путешествие двум другим столпам
межзвездного бизнеса.
Первым вошел Липски. У него были толстые, ярко-красные губы,
круглые щеки, темные брови, волосы его начали седеть. Он равнодушно
глянул на меня, сел и... все. Он явно был под спейсолином.
- Добрый вечер, сэр, - сказал я.
- Сюрреализм панамских сердец в трехчетвертное время на чашку кофе
речи, - мечтательно ответил он.
Так действовал спейсолин. Извилины в мозгу выпрямлялись по
каким-то неведомым законам.
Следом шел Андьемо Феруччи. Высокий, худощавый, с черными усами
на рябом оливковом лице. И тоже сел.
- Ну, как перелет? - спросил я.
- Перелез легкие странные весы часы кукарекают на птичке, -
ответил он. А Липски сказал:
- Птичка к мудрому путеводителю для всех мест каждый.
Я усмехнулся. Оставался Харпонастер. Я уже сунул руки в карманы
- за иглопистолетом и магнитным лассо. Вошел худощавый, почтительный
Харпонастер. В жизни он выглядел моложе, чем на голограмме. И был под
завязку напичкан спейсолином.
- О, черт! - вырвалось у меня.
- Чертов янки нет говори до последнего раза я видел вы бы сказали,
- выдал Харпонастер.
Феруччи сказал:
- Посей зерно территория над спором идет отлично идти по дороге к
соловью.
- Веселые лорды прыгают шарики от пинг-понга, - добавил Липски.
Я переводил взгляд с одного на другого. Их бессмысленные тирады
становились все короче и, наконец, иссякли. Все было ясно.
Кто-то из них придуривался. Он все предусмотрел, он понял, что
выдаст себя, если пренебрежет спейсолином. Может быть, он подкупил
врача, и ему кольнули физиологический раствор. Как бы то ни было, он
обошел обычную процедуру.
Итак, один притворялся. Это было нетрудно. Комики часто
разыгрывают сценки на спейсолиновую тему. Вы их видели.
Тут мне впервые подумалось, что я могу завалить задание. На часах
было восемь тридцать; это наводило на мысли о моей работе, моей
репутации, моей шеи, для которой уже точили топор. Тут я решил, что у
меня еще будет время обмозговать все это и стал думать о Флоре. Она-то
не станет ждать меня целую вечность. Дай бог, если ее хватит на
полчаса.
А что, если этого притвору подвести вплотную к опасной черте.
Сможет он скрыться за ассоциативным туманом?
Я подошел к двери и сказал, будто в коридор:
- Включи сонар, котик.
- Наркотик из-под теста ре ми фа соль быть спасенным, -
откликнулся Липски.
- Спасенный я прическа над обычным стадом что-то о единорогий как
губная гармошка на щеку бритвой и сменили, - сказал Феруччи.
- Не спеющий ветер ни снег не используют попытку покупать навсегда
и возбуждение и чувствительность ковылять, - заключил Харпонастер.
- Ковылянье и тряпье, - Липски.
- Тряпточно, - Феруччи.
- Актлиматизация, - Харпонастер.
Еще несколько невнятных звуков, и они выдохлись. Я попытался еще
раз. Следовало быть осторожным: очнувшись они будут помнить все мои
слова. Я сказал:
- Это отличный космический маршрут.
- Жрут тигры через прерии собаки лают гав-гав... - отозвался
Феруччи. По-английски слова "космический маршрут" созвучны слову
"спейсолин". Я перебил его и обратился к Харпонастеру:
- Отличный космический маршрут.
- Тут кровать и отдохни немного черная робость неправильного
одежды отличного дня, - был дан ответ.
Я снова повторил, уставившись на Липски:
- Отличный космический маршрут.
- Маршируют горячий шоколад не будет тем же самым на вас вы и
двойная ставка и картошка и метка, - произнес он.
- Метко болезненеобходимость и писать выиграет, - продолжил
кто-то.
- Играет с время приема пищи.
- Писки.
- Иски.
- Скис.
- Кис-кис. Я попытался еще и еще раз - с тем же успехом.
Преступник, кем бы он ни был, или специально тренировался, или
имел природные способности говорить по ассоциации. Он отключал свой
мозг и позволял словесам течь вольным потоком. К тому же, его явно
вдохновляли мои безуспешные попытки - он-то отлично знал, кто я такой,
и чего добиваюсь. Если меня не выдало слово "наркотик", то трижды
повторенный "космический маршрут" - почти наверняка. Двое не обратили
на эти слова внимания, но третий не мог не заметить их.
Он издевался надо мной. Все трое говорили такое, что при желании
можно было истолковать как потаенный комплекс вины. Двое лепили
наобум, третий забавлялся.
Как же узнать его? Я дрожал от ненависти. Этот гад угрожал всей
Галактике. Хуже того, он убил моего коллегу и друга. И что самое
гадкое, он мешает мне увидеть Флору.
Можно было обыскать их по очереди. Те, кто вправду были под
спейсолином и не подумали бы сопротивляться. Им одинаково были чужды и
ненависть, и тревога, и инстинкт самозащиты. И если он окажет хоть тень
сопротивления, это выдаст его с головой.
Но двое прочих запомнят, что их, беспомощных, обыскивали. Я
вздохнул. Обыскав их, я, конечно, найду преступника, но чуть погодя
буду напоминать отбивную больше, чем когда бы то ни было. Кроме того,
крепко достанется Службе, разразится всегалактический скандал, а когда
выплывет тайна измененного спейсолина...
Мне могло бы подфартить, если я сразу попаду на контрабандиста.
Был лишь один шанс из трех и только бог мог мне помочь.
Итак, я терзался, проклятая шпана ухмылялась про себя, а
измененный спейсолин медленно, но верно уплывал у меня из под носа.
В отчаяньи я посмотрел на часы.
Девять пятнадцать. Почему, черт возьми, так бежит время? - О,
Флора! А время поджимало. Я направился к видеокабине и позвонил ей.
Долго разговаривать я не собирался, просто хотел подбодрить ее, если,
конечно, она еще не плюнула на меня.
Я говорил себе: "Она не ответит". Я готовил себя к этому. Есть
же, в конце концов, и другие девушки... Правда, других девушек не было.
Если бы со мной была Хильда, я, может быть, и не вспомнил бы о Флоре.
Но что толку прикидывать - Хильды не было, а Флору я, получалось,
обманывал.
Раз за разом гудел сигнал вызова, а я все не решался отключиться.
"Ответь, ну, ответь!" Она ответила.
- Это ты? - спросила она. - Конечно, я, дорогая, Кто же еще?
- Кто угодно. Кто-нибудь из тех, которые не обманывают девушек.
- У меня все на мази, дорогая. Я скоро освобожусь.
- Что у тебя на мази? Всучил кому-то свой пластон? Потом я
вспомнил, что однажды отрекомендовался ей коммивояжером. Как раз тогда
я подарил ей шикарную ночную рубашку из пластона.
- Слушай, дай мне еще полчасика, - взмолился я. Ее глаза
увлажнились.
- Я сижу тут одна.
- Я заглажу свою вину, - порожденные отчаянием, в моей бедной
голове явились мысли о драгоценностях, хотя любая брешь в моем
банковском счете в глазах Хильды вырастала до размеров темной
туманности "Конская Голова". Но прошу помнить, что я был в отчаянии.
- У меня было назначено важное свидание, а я его отложила.
- Но ты же говорила, что это была пустяковая встреча.
...Это была ошибка. Я понял это, не успев договорить.
- Пустяковая встреча! - пронзительно вскрикнула она (Именно так и
было сказано, но если вы спорите с женщиной, не пытайтесь настаивать на
своем, как бы правы вы ни были. Это только усугубит вашу вину. Уж я-то
знаю.)
- И это ты говоришь про свидание с человеком, который обещал мне
райскую жизнь на Земле!..
Она начала распространяться о райской жизни на Земле. В
Марсопорте не было ни одной девушки, которая не мечтала бы об этом.
Правда, задумав пересчитать тех, кому удалось достичь этой райской
жизни, вы обошлись бы пальцами одной руки.
Я попытался остановить ее. Без толку.
- ...и вот, я здесь одна, - произнесла она, наконец, и
отключилась.
Она была права. Я чувствовал себя распоследним подлецом в
Галактике.
* * *
Я вернулся в комнату ожидания. Часовой у двери отдал мне честь.
Я снова пристально оглядел трех воротил, размышляя, с кого бы я начал,
если бы удалось разжиться ордером на их задушение. Пожалуй, с
Харпонастера. Шея у него была тощая, длинная, ее легко можно было
обхватить ладонями, а на остром кадыке удобно пристроить большие пальцы
рук.
Это так меня вдохновило, что я чертыхнулся.
Мои акулы встрепенулись.
Феруччи сказал:
- Торт кипятить воду носик вы козлите дождь на нас спаси госполи
пенни... Харпонастер с костлявой шеей добавил:
- Именинница и племянник не любят орбитальную кошку...
Липски произнес:
- Загон для скота идет вниз от эластичного пьяницы...
- Пьян тезка терьер коридор время...
- Пока звери обмолятся...
- Молитвы растут...
- Официант...
- Ужасный...
- Сны...
И все. Они смотрели на меня. Я - на них. У них не было никаких
эмоций (по крайней мере, у двоих), у меня - никаких мыслей. Я смотрел
на них и думал о Флоре. Терять мне было нечего (я и так уже все
потерял) и решил рассказать им о ней.
- Джентльмены, - начал я, - в этом городе живет чудесная девушка.
Я не стану называть ее имени, дабы не компрометировать ее. Если вы не
возражаете, я расскажу вам о ней.
Что я и сделал. Последние два часа взвинтили меня до предела.
Описание было проникнуто поэзией, бившей ключом из каких-то мощных
маскулинитарных пластов, скрытых в подсознании.
Они сидели, словно завороженные. Со стороны могло показаться, что
они внимательно меня слушают. Спейсолин заставляет людей быть
вежливыми - они молчат, пока говорит кто-то другой. Поэтому-то они и
говорили по очереди.
С искренним чувством я пел свою любовную песнь до тех пор, пока
динамик не объявил о прибытии "ПОЖИРАТЕЛЯ ПРОСТРАНСТВА".
Этого-то я и ждал.
- Встаньте, джентльмены, - сказал я громко. - К тебе, убийца, это
не относится.
В мгновение ока магнитное лассо охватило запястье Ферручи.
Он дрался, как дьявол. Спейсолиновой одури как не бывало.
Наркотик нашли в плоских пластиковых мешочках - он прикрепил их к
внутренней стороне бедер. Их нельзя было увидеть, можно было только
нащупать. Ну, а содержимое мы выяснили с помощью простого ножа.
Чуть позже, очумевший от счастья, Рог взял меня за лацкан мертвой
хваткой.
- Как ты это сделал? Что его выдало?
- Один из них симулировал спейсолиновое опьянение, - ответил я,
пытаясь высвободиться. - Я был уверен. Ну, я и рассказал милым...
э-э... об одной девушке.
Я был осторожен. Детали ему были ни к чему.
- Двое, - продолжал я, - никак не прореагировали, следовательно,
они были под спейсолином. Но у Ферручи участилось дыхание, а на лбу
выступила испарина. Рассказывал я весьма красочно, и если он
отреагировал на рассказ, значит он-то и не принимал спейсолин. Может,
теперь ты отпустишь меня?
Он отпустил, и я чуть не сел на пол. Ноги сами несли меня прочь,
но я все-таки обернулся и сказал:
- Слушай, Рог, не мог бы ты мне черкнуть мне чек на тысячу
кредитов помимо обычных каналов. Так сказать, в виду гонорара?
Только тут я по-настоящему понял, насколько он обалдел.
- Конечно, Макс, конечно, - сказал он, преисполненный
