стесняли. Он говорил:
- Давай покончим с этим! Аннета отвечала:
- Нет, нет, только не сегодня! Она понимала, какую боль он причинит
Ноэми. Боже, как тяжело убивать человеческую душу!
У Филиппа и без того было о чем подумать. Дни его проходили в ожесто-
ченной борьбе с обрушившимися на него печатью и общественным мнением.
Аннета видела, что сейчас не время докучать ему своими заботами. Филипп
затеял опасную кампанию. Он взял на себя почин в деле создания Лиги ог-
раничения рождаемости. Ему было ненавистно бесстыдное лицемерие гос-
подствующей буржуазии, которая, ничуть не заботясь об улучшении гигиени-
ческих условий жизни и облегчении нужды трудящихся, заинтересована
только в том, чтобы они размножались, поставляли ей пушечное мясо и ра-
бочие руки для ее предприятий. Сами-то они, эти господа, не хотят иметь
много детей, чтобы не усложнять себе жизнь и не нарушать ее благополу-
чия. А то, что неумеренное деторождение упрочивает нищету, болезни, по-
рабощение народа, их это не беспокоит. Они объявили деторождение религи-
озным и патриотическим долгом. Филипп не сомневался, что, выступая про-
тив этого, наживет себе врагов. Но опасность никогда не останавливала
его. Он ринулся вперед. Ярость противников превзошла его ожидания.
Он стал ненавистен множеству людей: прежде всего - собратьям по про-
фессии, жрецам науки, чье самолюбие, интересы и ученый авторитет были
задеты, затем вытесненным им соперникам и даже кое-кому из его сторонни-
ков, которым он беспощадно говорил правду в глаза, ибо не такой он был
человек, чтобы платить за похвалы любезностями, и благодарность не при-
надлежала к числу его добродетелей. Он принимал все одобрения как долж-
ное, другим воздавал по заслугам - и только, а это было немного! К бла-
годетелям он относился без всякого почтения - единственным исключением
была Соланж. Никому никаких льгот! Таким образом, следовало ожидать, что
нападки на него будут сильные, а защитников найдется мало. Филипп мешал
маневрам тех, кто спекулировал на идеалах. Всякий раз, как возникала
очередная организация благородных жуликов-филантропов, можно было не
сомневаться, что он выступит против нее. Он с циничным удовольствием ра-
зоблачал хитрости добродетельных лицемеров. Это уже создало ему (sotto
voce [53]) в почтенных кругах репутацию сумасброда анархиста, потрясаю-
щего основы. Эти шушуканья пока не дошли еще до публики, до страшного
уха Пасквино - продажной прессы. Враги выжидали подходящего момента.
Eccolo! [54] Теперь подвернулся очень удобный случай...
Произошел взрыв патриотического негодования. Вмешались газеты. Отго-
лоски всеобщего возмущения дошли до парламента, и там были произнесены
бессмертные речи в защиту прав бедняков на многочисленное потомство.
Несколько энтузиастов внесли проект закона, строго карающего всякую про-
паганду, которая прямо или косвенно ратует за уменьшение народонаселе-
ния. Свободомыслящая пресса утрировала доводы Филиппа за ограничение де-
торождения и в своем изложении выдвинула на первый план мотив эгоисти-
ческого наслаждения, умолчав о соображениях гуманности. Это дискредити-
ровало все выступления Филиппа. Он обрел сторонников среди врагов об-
щества. Своим противникам он отвечал на страницах одной крупной газеты,
отвечал очень резко и прямо. Но в редакцию посыпались письма с протеста-
ми, и Филипп рисковал потерять эту трибуну. Он читал публичные лекции,
выступал на бурных собраниях. Он атаковал своих врагов с такой же неис-
товой страстностью, как они - его. Они зорко следили за каждым его сло-
вом, ожидая, что какая-нибудь неосторожность Филиппа даст им в руки ору-
жие и поможет его погубить. Но их суровый противник сдерживал свои поры-
вы и не позволял увлечь себя ни на шаг за пределы того, что хотел ска-
зать. Он завоевал себе громкое имя, вызвал восторги, насмешки, нена-
висть. В дыму сражений он дышал полной грудью.
Среди таких бурь мог ли он думать о Ноэми?
Ноэми спешила домой. Она припоминала первые встречи Филиппа и Аннеты,
которые происходили у нее на глазах, и проклинала свою глупость и их ко-
варство. Едва она очутилась в своей квартире, она дала волю бешенству.
То был настоящий смерч. В одно мгновение все было сметено им. Кто увидел
бы сейчас Ноэми, в слезах, в судорогах отчаяния, тот с трудом узнал бы
ее. Хорошенькое личико было искажено, она кусала и рвала носовой платок,
произвела полный разгром среди бумаг на письменном столе мужа, сорвала
злость на своей собачке, вздумавшей к ней ластиться, и на попугае, кото-
рого чуть не задушила... Конечно, она предусмотрительно заперлась на
ключ: разыгрывать фурию можно было только при закрытых дверях, - ведь
это ее не красило! Лицо приняло жесткое выражение, казалось постаревшим
и измятым. Но, увидев себя в зеркале такой злющей и некрасивой, Ноэми не
только не огорчилась, а испытала что-то вроде облегчения: это была свое-
го рода месть Филиппу. Потом ей стало себя жалко, обидно за подурневшее
лицо. Эта жалость растопила злобу, и Ноэми, свернувшись калачиком на
ковре, громко зарыдала... Времени у нее оставалось немного - Филипп дол-
жен был скоро вернуться, и она спешила выплакаться до его прихода: зах-
лебывалась, рыдала вдвое громче, судорожно и бурно... Она еще бушевала,
но гроза шла на убыль. Незлопамятная собачонка подошла и лизнула хозяйку
в ухо. Ноэми поцеловала ее, причитая, потом приподнялась, села на ковре,
поглаживая ногу, и затихла. Она размышляла. Вдруг, приняв решение, она
вскочила, отбросила волосы, свисающие ей на глаза, подобрала разбросан-
ные по комнате вещи, привела в порядок бумаги на столе, затем стара-
тельно напудрила и подкрасила лицо, оправила платье и стала ждать.
Филиппа она встретила спокойно и ласково. Она сначала испробовала
простейшее оружие. В разговоре с невинным видом ловко вставила несколько
гадостей о ненавистной сопернице. Сладеньким голоском сделала два-три
каверзных замечания об Аннете. Об ее внешности, разумеется. Ноэми счита-
ла, что нравственные качества - дело второстепенное: душа душой, а лю-
бовьто все-таки поддерживается влечением к телу! Ноэми была великая мас-
терица выискивать в красоте других женщин изъяны, которые, когда их тебе
укажут, уже невозможно забыть. На этот раз она превзошла себя: ведь по-
казать соперницу ее любовнику в отталкивающем виде - задача увлека-
тельная, что и говорить!
Филипп выслушал, но и глазом не моргнул. Ноэми переменила тактику.
Стала защищать Аннету, опровергая людские толки, восхвалять ее доброде-
тели (такие похвалы ни к чему не обязывают). Она хотела вызвать Филиппа
на разговор, заставить его выдать себя, завлечь его в расставленную ло-
вушку. Но к похвалам ее, как и к злословию, Филипп отнесся равнодушно.
Она пустила в ход кокетство и заигрывания, пыталась разжечь в Филиппе
ревность, со смехом пригрозив, что, если он ее когда-нибудь обманет, она
ему отплатит с лихвой. Филипп даже не усмехнулся и, сославшись на ка-
кое-то дело, собрался уходить.
Тут Ноэми снова вышла из себя. Она крикнула, что знает все, что ей
известно о его связи с Аннетой. Она грозила, бранилась, умоляла, тверди-
ла, что покончит с собой. Филипп только плечами пожал и, не говоря ни
слова, шагнул к двери. Она побежала за ним, схватила его за плечи, зас-
тавила обернуться и, глядя ему в глаза, не своим голосом спросила:
- Филипп! Ты меня больше не любишь?..
Он посмотрел ей в лицо:
- Нет! И вышел.
Ноэми совсем обезумела. В течение нескольких часов она была как в
бреду. Она перебирала всевозможные способы мщения, один нелепее и страш-
нее другого. Убить Филиппа. Убить Аннету. Убить себя. Осрамить Филиппа.
Оклеветать Аннету. Изувечить ее. Облить серной кислотой... О, какое это
будет наслаждение - обезобразить ее!.. Задеть ее честь. Заставить ее
страдать из-за сына. Написать и разослать анонимные письма... С лихора-
дочной поспешностью Ноэми нацарапала несколько строк, разорвала письмо,
начала снова, опять разорвала... Она способна была поджечь дом...
Но ничего такого она не сделала, постепенно успокоилась, собралась с
силами. И пустила в ход гениальную изобретательность влюбленной женщины.
Она поняла, что с Филиппом ей ничего не сделать... Когда-нибудь она
отомстит ему за все!.. Но сейчас он неуязвим. Значит, надо приняться за
Аннету. И Ноэми отправилась к Аннете.
Она еще не знала, что будет делать, но была готова на все. Положила в
сумочку револьвер. Дорогой придумывала всякие сцены, но потом от них от-
казывалась. Инстинктом предугадывала ответы Аннеты и применительно к ним
исправляла свой план, а потом, в последний момент, вдруг совершенно из-
менила его. Ярость захлестывала ее, когда она, почти бегом, задыхаясь,
поднималась по лестнице к Аннете. Сквозь ткань сумочки она судорожно
сжимала револьвер. Но когда дверь открылась и она очутилась лицом к лицу
с Аннетой; ей сразу стало ясно: один жест, одно резкое слово с ее сторо-
ны - и раздраженная Аннета еще неумолимее встанет на защиту своей любви.
Злость Ноэми мгновенно испарилась. Красная и запыхавшаяся от быстрой
ходьбы, она со смехом бросилась обнимать Аннету. Удивленная этим вторже-
нием, смущенная ее нежностями, Аннета проявляла сдержанность. Но неожи-
данная гостья, войдя, сразу без Уремоний прошла в спальню. Быстрым
взглядом удостоверившись, что Филиппа там нет, она уселась на ручке
кресла и засыпала ласковыми словами Аннету, с натянутым видом стоявшую
перед ней. Не переставая болтать, Ноэми одной рукой даже обняла Аннету
за талию, другой теребила ее косынку. И неожиданно залилась слезами... В
первый момент Аннете показалось, что это тоже игра... Но нет! Ноэми
расплакалась не на шутку, это были настоящие слезы...
- Ноэми! Что с вами? Та не отвечала и, припав лицом к груди Аннеты,
продолжала плакать. Аннета, тронутая этим великим горем, пробовала ее
успокоить. Наконец Ноэми подняла голову и, всхлипывая, простонала:
- Отдайте мне его!
- Кого? - спросила захваченная врасплох Аннета.
- Вы знаете!
- Но, право...
- Да, знаете, знаете! И я знаю, что вы его любите. И что он вас лю-
бит... Зачем вы отняли его у меня?
И опять слезы. Аннета с тяжелым сердцем слушала, как Ноэми жалобно
напоминала ей о своем доверии и расположении к ней. Она не в силах была
ничего возразить, потому что и сама себя осуждала. Эти горестные упреки,
лишенные всякой запальчивости, попадали в цель. Только когда Ноэми с
укором сказала, что Аннета злоупотребила ее дружбой для того, чтобы ее
обмануть, Аннета сделала попытку оправдаться. Она возразила, что любовь
пришла помимо ее воли и завладела ею. Ноэми эти признания не тронули, и
она старалась придать им другой смысл: она притворилась, будто и сама
оправдывает Аннету, а главным виновником считает Филиппа. Она говорила о
нем оскорбительные вещи. Таким способом она не только дала выход злобе,
но и хотела внушить Аннете отвращение или хотя бы недоверие к Филиппу.
Но Аннета стала защищать его. Она не могла допустить, чтобы Филиппа на-
зывали обманщиком и соблазнителем. Он хотел действовать честно. Это она
виновата, она не давала ему поговорить с Ноэми. Ноэми в пылу ненависти
еще настойчивее стала его обвинять, но Аннета не сдавалась. Спор принял
ожесточенный и резкий характер. Можно было подумать, что из них двух
настоящая жена Филиппа - Аннета. И Ноэми вдруг это поняла. Забыв всякую
осторожность, она крикнула вне себя:
- Я запрещаю вам говорить о нем! Да, запрещаю!.. Он мой.
Аннета пожала плечами.
- Он не ваш и не мой. Он сам себе господин.
Ноэми запальчиво повторила:
- Он мой! И заговорила о своих правах.
Аннета сказала сухо:
- В любви не может быть никаких прав.
Ноэми опять крикнула:
- Он мой, и я его не отдам! Аннета возразила:
