обрывы, белесое, обесцвеченное зноем небо.
Вот он каков, здешний пейзаж. В складках каменистого плато едва
заметно вырисовываются массивы бетонных бункеров, над обрывами бдят слепые
черные глаза замаскированных в защитный цвет укреплений, вдали
поблескивают обращенные к небесному своду металлические уши радарных
установок. Вот он каков, здешний пейзаж, пустынный и тревожный, тонущий в
тишине и безмолвии, в напряженном бдении и выжидании, которое в какую-то
долю секунды способно превратиться в оглушительный взрыв войны. Это мой
пейзаж - теневая сторона жизни, хотя это каменистое плато, напоминающее
лунную поверхность, слепит глаза своей мертвящей белизной.
Я снова погружаюсь в сухой анализ дрожащей в моих руках книги. А
когда спустя полчаса выглядываю в окно, в нем уже синеет манящее царство
красивой иллюзии, как писал Шиллер. Поезд мчится по карнизу глубокой
пропасти, дно пропасти устлано лазурью Адриатического моря, склоны тонут в
зелени, а между зеленью лесов и морской синевой пестрой полоской тянутся
пляжи с многоцветьем лодок, зонтов, купальников. Вот мы снова на курорте.
Опять я вижу ее, хотя и издали, солнечную сторону улицы. Вдали мельтешат
ее обитатели, они разгуливают в соломенных шляпах, пьют цитронад через
соломинку, флиртуют. Они даже не осознают того, как хрупок их лазурный и
солнечный мир, не задумываются над тем, что в непосредственном соседстве с
ним находится мир совсем иной - с бункерами и бетонными крепостями, с
напряженно выжидающими щупальцами радаров и зенитных батарей. Впрочем, с
точки зрения медицины это неведение, быть может, лучшее средство для
сохранения нервов. Если, разумеется, есть кому заботиться о сохранении их
жизни.
В Триесте мне удается взбодрить себя с помощью еще одной чашки кофе,
более крепкого, чем мой в термосе, а главное - более свежего. По перронам
снуют прибывающие и отбывающие курортники: парни в пестрых рубашках и
девушки в мини-юбках, стареющие спортсмены в шортах и стареющие красотки,
щедро обнажившие свои жирные телеса. Я тоже прогуливаюсь по платформе,
чтобы несколько размяться, мысленно наслаждаясь той полнейшей
анонимностью, о которой люди моей профессии постоянно мечтают, но которой
так трудно добиться. Потом забираюсь в купе, где меня ждет работа.
Поезд трогается как раз в тот момент, когда я с головой ухожу в
теории Дарендорфа и Липсета. Не знаю, то ли теории эти слишком
утомительны, то ли жара нарастает слишком быстро, но близ Портогруаро мое
усердие начинает катастрофически иссякать. Отложив книгу, я устремляю свой
усталый взор в окно. Мимо пробегают сады и луга, разделенные зелеными
стенами деревьев, розовые и зеленые дома, выгоревшие от солнца огромные
надписи, прославляющие легендарные достоинства мороженого "Мота" и
минеральной воды "Рекоаро". Все это не так уж интересно, потому что давно
мне знакомо. Знакомо потому, что я уже не раз проезжал по этой дороге.
Знакомо, как мне знакомы многие другие местности и города, о которых иной
турист будет вам рассказывать без конца: здесь, мол, имеются такие-то
музеи и такие-то памятники, в этом ресторане подают исключительно вкусные
блюда, в таком-то варьете изумительная программа; тогда как у меня эти
топографические пункты вызывают лишь воспоминания о том, что мне пришлось
пережить при выполнении той или иной задачи, обычно связанной с риском. И
как правило - трудной.
Насколько рискованно теперешнее мое задание, будет установлено на
месте. Что касается трудностей, то многие из них уже сейчас легко
предвидеть. Они исходят из самого условия задачи, весьма неполного, чтобы
гарантировать ее решение. Если предложить подобное условие математику или,
скажем, электронно-вычислительной машине, оба откажутся работать. Что же
касается меня, то я не математик и не электронное устройство, поэтому я
должен буду действовать, опираясь на те скудные данные, какими располагаю.
А данные эти следующие.
Димитр Тодоров, сорок пять лет, женат. Заместитель директора
внешнеторгового объединения. Часто ездил на Запад заключать разного рода
сделки. Работник толковый. Иногда оказывал мелкие услуги и нашим органам.
Во время своей последней поездки в Мюнхен Тодоров встречается с Иваном
Соколовым, бывшим своим однокашником, ставшим впоследствии видной фигурой
в среде реакционной эмиграции, сосредоточившейся в ФРГ. Соколов выражает
готовность передать Тодорову важные сведения о планируемых подрывных
действиях эмигрантского центра. За это он рассчитывает получить сто тысяч
долларов наличными. Тодоров говорит в ответ, что такого рода сделки не его
специальность, но обещает по возвращении в страну уведомить об этом кого
следует. Они договариваются, как им связаться потом, и расстаются.
Так рассказывал Тодоров, когда вернулся в Софию. Однако я постарался
запомнить и некоторые подробности. Вот они:
"...Мне надо было пойти поужинать. Выхожу из отеля. Гляжу, возле
тротуара стоит "фольксваген". Когда я прошел мимо него, мне показалось,
будто меня окликнули: "Митко!" Я остановился, даже немного не по себе
стало от удивления. Гляжу, за рулем сидит человек: Соколов! Я знал, что он
один из главарей эмиграции. "Не бойся, - говорит, - у меня к тебе очень
важное дело", - и приглашает сесть к нему в машину. Проехав несколько сот
метров, останавливается в каком-то закоулке. Тут и состоялся наш
разговор..."
"...У меня все время было такое ощущение, что Соколов боится за свою
жизнь. Он дважды предупредил меня, чтобы я по возвращении в Софию сообщил
о его предложении только устно. Кроме того, он сказал, что, если его
предложение будет принято, передать сведения и получить за них деньги он
хотел бы не в ФРГ, а в любой другой западной стране. Он пожелал, чтобы его
уведомили о времени и месте этой встречи письмом, посланным в Мюнхен до
востребования. Письмом, якобы отправленном из Софии его братом. В письме
должен быть вскользь упомянут город, где я остановлюсь, датой встречи
будет обозначенная в письме цифра, после того как он отнимет число "пять".
Встреча должна состояться на вокзале, в буфете, в девять часов вечера".
"...Соколов уверял, что предлагаемые им сведения имеют исключительную
ценность, что в них содержатся не только планы подрывной деятельности, но
и вся стратегия эмигрантского центра на длительный период времени. "Если
мои дружки узнают, что за товар я собираюсь вам продать, мне крышка", -
повторил Соколов дважды. На мой вопрос, что его побудило пойти на такое
дело, он ответил, что там для него уже нет никаких перспектив и что он
решил переменить климат..."
В рассказе Тодорова содержались и его личные суждения по данному
вопросу. Он, например, говорил, что это не провокация и не уловка, что
Соколов был вполне искренен. Тодоров высказал и другие предположения
такого порядка. Но я не склонен принимать их в расчет, поскольку они
исходят от дилетанта.
Второй элемент условия задачи - Иван Соколов, сорок шесть лет,
разведенный, гражданин ФРГ, бежал из Болгарии в 1944 году во время
отступления немцев. Данные Центра подтверждают, что вплоть до 1968 года
Соколов был довольно заметной фигурой в политическом руководстве
эмиграции. Однако во время этих событий он был смещен со своего поста и
понижен в должности - теперь он числится на эмигрантском радио. Предлогом
послужило то, что при создавшейся ситуации Соколов не проявил должной
оперативности; истинная же причина кроется в той борьбе за власть, которая
не прекращается между отдельными группами эмигрантов.
После того как были наведены дополнительные справки, Центр приходит к
следующему заключению: во-первых, Соколов, недовольный своим понижением
или встревоженный дальнейшим неблагоприятным для него развитием событий,
действительно решил покинуть ФРГ; во-вторых, принимая во внимание то
обстоятельство, что у Соколова были довольно широкие связи, можно не
сомневаться, что он действительно располагает ценными секретными данными,
которые он готов передать, чтобы обеспечить себе безбедное существование
на новом месте; в-третьих, Тодоров должен восстановить контакт с Соколовым
и заполучить предлагаемые сведения.
Местом сделки выбрали Копенгаген. Для Соколова Дания удобна тем, что
граничит с ФРГ; что касается Тодорова, то он едет в датскую столицу для
закупки товаров. Эти товары фигурируют в списке материалов, которые членам
НАТО запрещено вывозить в социалистические страны. Поэтому из Дании товары
будут доставлены в Австрию, а уж оттуда их перебросят в Болгарию. Выплата
задатка будет осуществлена непосредственно Тодоровым, на его имя в Данию
будет переведено триста тысяч долларов. Так что к этим тремстам тысячам
прибавится еще сто тысяч, а Тодорову дано указание заключить сразу две
сделки.
А дальше условия задачи теряют свою определенность; правда, около
месяца назад Тодоров действительно прибыл в Копенгаген; Соколов, по
имеющимся у нас сведениям, также находился в этом городе, как было
условлено. Тодоров обратился в наше торговое представительство с просьбой
устроить ему встречу с соответствующей фирмой. Как явствует из справки
банка, сумма в четыреста тысяч долларов была получена. По свидетельству
третьего лица, посланного для верности на место - Тодоров об этом не
подозревает, - встреча на вокзале между Тодоровым и Соколовым состоялась.
А дальше - неизвестность. Две единственно известные величины в задаче
становятся неизвестными: и Соколов и Тодоров бесследно исчезают. Наш
коммерсант после заключения сделки больше не обращается в
представительство и не возвращается в свой отель. Не возвращается в отель
и Соколов, как утверждает человек, которому было поручено вести за ним
наблюдение. Бесспорные данные вообще исчезают, уступая место весьма
спорным предположениям.
Легче всего предположить, что Тодоров просто-напросто удрал, унеся в
чемодане сумму, предназначавшуюся для Соколова. Но тот факт, что на личный
счет Тодорова была перечислена такая сумма - подобные вещи допускаются в
практике лишь в исключительных случаях, - говорит о том, что он едва ли
способен совершить предательство ради денег.
Возможно и другое предположение. Соколов заманил Тодорова на "верное
место" якобы для того, чтобы передать ему обещанные данные, и ликвидировал
его. То, что Тодоров когда-то был его другом, не остановит эмигранта.
Однако Соколов не так глуп. Зачем ему идти на такой риск, когда есть
возможность получить деньги обычным путем? Если же Соколов не мог получить
деньги обычным путем, то есть у него не оказалось обещанных сведений, то в
эту гипотезу поверить легче. При более тщательном изучении вопроса
последний вариант кажется маловероятным. Эмигранту было бы проще
сфабриковать фальшивые данные, вместо того чтобы марать руки кровью.
Третье предположение. Проживающие в ФРГ эмигранты пронюхали, что
готовится необычная сделка, и решили сами принять в ней участие. Вариантов
подобного предположения значительно больше и поверить в них легче: а)
Соколов, прижатый к стенке своими коллегами, был вынужден устроить
Тодорову ловушку; б) Соколова и Тодорова выследили и схватили в момент
совершения сделки; возможно, они в Копенгагене либо еще где-то в Дании,
однако не исключено, что их переправили в ФРГ; в) Соколова убрали, а
Тодорова подвергли обработке, чтобы получить от него нужную информацию; г)
предав Тодорова, Соколов уцелел, а Тодоров ликвидирован; д) наконец,
ликвидированы и тот и другой.
Но даже если это в самом деле так, я обязан установить, что их в
