отвели в священную рощу Посейдона, где благодаря плодородной почве росли
деревья неимоверной красоты и величины, а оттуда провели по каналам через
мосты на внешние земляные кольца. На этих кольцах соорудили они множество
святилищ различных божеств и множество садов и гимнасиев для упражнения
мужей и коней. Все это было расположено отдельно друг от друга на каждом из
кольцевидных островов; в числе прочего посредине самого большого кольца у
них был устроен ипподром для конских бегов, имевший в ширину стадий, а в
длину шедший по всему кругу. По ту и другую сторону его стояли помещения
для множества царских копьеносцев, но более верные копьеносцы были
размещены на меньшем кольце, ближе к акрополю, а самым надежным из всех
были даны помещения внутри акрополя, рядом с обиталищем царя. Верфи были
наполнены триерами и всеми снастями, какие могут понадобиться для триер,
так что всего было вдоволь. Так было устроено место, где жили цари. Если же
миновать три внешние гавани, то там шла по кругу начинавшаяся от моря
стена, которая на всем своем протяжении отстояла от самого большого водного
кольца и от гавани на пятьдесят стадиев; она смыкалась около канала,
выходившего в море. Пространство внутри нее было густо застроено, а проток
и самая большая гавань были переполнены кораблями, на которых отовсюду
прибывали купцы, и притом в таком множестве, что днем и ночью слышались
говор, шум и стук.
Итак, мы более или менее припомнили, что было рассказано тогда о городе
и о древнем обиталище. Теперь попытаемся вспомнить, какова была природа
сельской местности и каким образом она была устроена. Во-первых, было
сказано, что весь этот край лежал очень высоко и круто обрывался к морю, но
вся равнина, окружавшая город и сама окруженная горами, которые тянулись до
самого моря, являла собой ровную гладь, в длину три тысячи стадиев, а в
направлении от моря к середине две тысячи. Вся эта часть острова была
обращена к южному ветру, а с севера закрыта горами. Эти горы восхваляются
преданием за то, что они по множеству, величине и красоте превосходили все
нынешние: там было большое количество многолюдных селений, были реки, озера
и луга, доставлявшие пропитание всем родам ручных и диких животных, а равно
и огромные леса, отличавшиеся разнообразием пород, в изобилии доставлявшие
дерево для любого дела. Такова была упомянутая равнина от природы, а над
устроением ее потрудилось много царей на протяжении многих поколений. Она
являла собой продолговатый четырехугольник, по большей части прямолинейный,
а там, где его форма нарушалась, ее выправили, окопав со всех сторон
каналом. Если сказать, каковы были глубина, ширина и длина этого канала,
никто не поверит, что возможно было такое творение рук человеческих,
выполненное в придачу к другим работам, но мы обязаны передать то, что
слышали: он был прорыт в глубину на плетр, ширина на всем протяжении имела
стадий, длина же по периметру вокруг всей равнины была десять тысяч
стадиев. Принимая в себя потоки, стекавшие с гор, и огибая равнину, через
которую он в различных местах соединялся с городом, канал изливался в море.
От верхнего участка канала к его участку, шедшему вдоль моря, были прорыты
прямые каналы почти в сто футов шириной, причем они отстояли друг от друга
на сто стадиев. Соединив их между собой и с городом косыми протоками, по
ним переправляли к городу лес с гор и разнообразные плоды. Урожай снимали
по два раза в год, зимой получая орошение от Зевса, а летом отводя из
каналов воды, источаемые землей.
Что касается числа мужей, пригодных к войне, то здесь существовали
такие установления: каждый участок равнины должен был поставлять одного
воина-предводителя, причем величина каждого участка была десять на десять
стадиев, а всего участков насчитывалось шестьдесят тысяч; а те простые
ратники, которые набирались в несчетном числе из гор и из остальной страны,
сообразно с их деревнями и местностями распределялись по участкам между
предводителями. В случае войны каждый предводитель обязан был поставить
шестую часть боевой колесницы, так, чтобы всего колесниц было десять тысяч,
а сверх того, двух верховых коней с двумя всадниками, двухлошадную упряжку
без колесницы, воина с малым щитом, способного сойти с нее и биться в пешем
бою, возницу, который правил бы конями упряжки, двух гоплитов, по два
лучника и пращника, по трое камнеметателей и копейщиков, по четыре
корабельщика, чтобы набралось достаточно людей на общее число тысячи
двухсот кораблей. Таковы были относящиеся к войне правила в области самого
царя; в девяти других областях были и другие правила, излагать которые
потребовало бы слишком много времени.
Порядки относительно властей и должностей с самого начала были
установлены следующие. Каждый из десяти царей в своей области и в своем
государстве имел власть над людьми и над большей частью законов, так что
мог карать и казнить любого, кого пожелает; но их отношения друг к другу в
деле правления устроялись сообразно с Посейдоновыми предписаниями, как
велел закон, записанный первыми царями на орихалковой стеле, которая стояла
в средоточии острова внутри храма Посейдона. В этом храме они собирались то
на пятый, то на шестой год, попеременно отмеривая то четное, то нечетное
число, чтобы совещаться об общих заботах, разбирать, не допустил ли
кто-нибудь из них какого-либо нарушения, и творить суд. Перед тем как
приступить к суду, они всякий раз приносили друг другу вот какую присягу: в
роще при святилище Посейдона на воле разгуливали быки; и вот десять царей,
оставшись одни и вознесши богу молитву, чтобы он сам избрал для себя
угодную жертву, приступали к ловле, но без применения железа, вооруженные
только палками и арканами, а быка, которого удалось изловить, заводили на
стелу и закалывали на ее вершине так, чтобы кровь стекала на письмена. На
упомянутой стеле помимо законов было еще и заклятие, призывавшее великие
беды на головы тех, кто их нарушит. Принеся жертву по своим уставам и
предав сожжению все члены быка, они разводили в чаше вино и бросали в него
каждый по сгустку бычьей крови, а все оставшееся клали в огонь и тщательно
очищали стелу. После этого, зачерпнув из чаши влагу золотыми фиалами и
сотворив над огнем возлияние, они приносили клятву, что будут чинить суд по
записанным на стеле законам и карать того, кто уже в чем-либо преступил
закон, а сами в будущем по доброй воле никогда не поступят противно
написанному и будут отдавать и выполнять лишь такие приказания, которые
сообразны с отеческими законами. Поклявшись такой клятвой за себя самого и
за весь род своих потомков, каждый из них пил и водворял фиал на место в
святилище бога, а затем, когда пир и необходимые обряды были окончены,
наступала темнота и жертвенный огонь остывал, все облачались в
прекраснейшие иссиня-черные ст'олы, усаживались на землю при клятвенном
огневище и ночью, погасив в храме все огни, творили суд и подвергались
суду, если кто-либо из них нарушил закон; окончив суд, они с наступлением
дня записывали приговоры на золотой скрижали и вместе со ст'олами посвящали
богу как памятное приношение.
Существовало множество особых законоположений о правах каждого из
царей, но важнее всего было следующее: ни один из них не должен был
подымать оружия против другого, но все обязаны были прийти на помощь, если
бы кто-нибудь вознамерился свергнуть в одном из государств царский род, а
также по обычаю предков сообща советоваться о войне и прочих делах, уступая
верховное главенство царям Атлантиды. Притом нельзя было казнить смертью
никого из царских родичей, если в совете десяти в пользу этой меры не было
подано свыше половины голосов.
Столь великую и необычайную мощь, пребывавшую некогда в тех странах,
бог устроил там и направил против наших земель, согласно преданию, по
следующей причине. В продолжение многих поколений, покуда не истощилась
унаследованная от бога природа, правители Атлантиды повиновались законам и
жили в дружбе со сродным им божественным началом: они блюли истинный и во
всем великий строй мыслей, относились к неизбежным определениям судьбы и
друг к другу с разумной терпеливостью, презирая все, кроме добродетели, ни
во что не ставили богатство и с легкостью почитали чуть ли не за досадное
бремя груды золота и прочих сокровищ. Они не пьянели от роскоши, не теряли
власти над собой и здравого рассудка под воздействием богатства, но, храня
трезвость ума, отчетливо видели, что и это все обязано своим возрастанием
общему согласию в соединении с добродетелью, но когда становится предметом
забот и оказывается в чести, то и само оно идет прахом и вместе с ним
гибнет добродетель. Пока они так рассуждали, а божественная природа
сохраняла в них свою силу, все их достояние, нами описанное, возрастало. Но
когда унаследованная от бога доля ослабела, многократно растворяясь в
смертной примеси, и возобладал человеческий нрав, тогда они оказались не в
состоянии долее выносить свое богатство и утратили благопристойность. Для
того, кто умеет видеть, они являли собой постыдное зрелище, ибо промотали
самую прекрасную из своих ценностей; но неспособным усмотреть, в чем
состоит истинно счастливая жизнь, они казались прекраснее и счастливее
всего как раз тогда, когда в них кипела безудержная жадность и сила.
И вот Зевс, бог богов, блюдущий законы, хорошо умея усматривать то, о
чем мы говорили, помыслил о славном роде, впавшем в столь жалкую
развращенность, и решил наложить на него кару, дабы он, отрезвев от беды,
научился благообразию. Поэтому он созвал всех богов в славнейшую из их
обителей, утвержденную в средоточии мира, из которой можно лицезреть все
причастное рождению, и обратился к собравшимся с такими словами...
[Далее очевидно утеряно]
