- Да-да... Кирилл? Помню, конечно... Нет, он еще спит...
Как? Что ты говоришь?.. ДА КАК ЖЕ МОЖЕТ БЫТЬ ТАКОЕ?!
Голос мамы изменился и на такую ноту, что я подпрыгнул
на своем месте, вскочил и устремился в прихожую.
- Да, Кирилл, хорошо... я передам...
Но она уже положила трубку.
- Мать, что случилось?! - закричал я, чувствуя, как самого
начинает трясти от готовности услышать самое плохое.
- Преподавателя вашего... Гуздева, - проговорила мама, с
трудом шевеля побелевшими губами, - полчаса назад... убили.
Прямо на лекции... Там еще кто-то из студентов пострадал.
Что такое делается, Боря?!
Вопрос мамы я оставил без ответа. Я сполз по стене на
корточки прямо здесь, в прихожей. Я не знал, то ли истерично
расхохочусь сейчас, то ли истерично же разрыдаюсь. В
один момент я оказался на грани срыва, и куда бы меня повело,
в какую форму истерии, не мог анализировать ни тогда, ни
теперь. Помню только, как пульсировала перед глазами багровой
надписью поперек всего мира нелепая неправильная фраза из сна:
"НЕ ТОЛЬКО Я, НО ТЫ!", и еще скороговоркой по периферии сознания
проскальзывало: "Конь - интересная фигура. Фигура интересная - конь."
СХЕМА!
Я стиснул виски ладонями.
Просчет, просчет, ошибка. Гуздева не было в списке, да
и как он мог там быть?! Я же зациклился на том, что Герострат
угрожает моим БЛИЖАЙШИМ друзьям, моим ровесникам. И если теперь
составлять новый список, то можно будет включить туда
полгорода, и все равно нельзя будет сказать, кого Герострат
выберет новой жертвой. Дьявол, дьявол, а не человек!
НЕ ТОЛЬКО Я, НО ТЫ!
- Что с тобой, Боря? - заволновалась мама, и голос ее
прозвучал, как из другой вселенной.
Нужно собраться, не допустить истерики: испугаешь маму,
да и истерика тебе ничего не даст...
Я встал. По стеночке. Сильная тошнота и звон в ушах.
- Ничего-ничего, успокойся, мам, - пробормотал я совершенно
чужими губами.
И мой собственный голос прозвучал, как из другой вселенной.
- Это я так... от неожиданности... армию вспомнил...
Мама поверила.
Хоть я и в должной мере неохотно делился с ней воспоминаниями
о происходившем в "горячих точках", старался свести
все к фразам типа: "Да ничего особенного", "Постреляли - разбежались",
"Пугали больше", "Нет, для нас никакой опасности
не было" - она все-таки сознавала, что это даже не полправды,
и то, что происходило ТАМ на самом деле, отпечаталось где-то
во мне и не оставит уж до гробовой доски, но лучше не бередить,
не тревожить старые раны. И конечно, мое состояние в
тот момент прекрасно укладывалось в схему простейшего психологического
этюда: убийство Гуздева - стрельба в "горячих точках" - жестокий
приступ воспоминаний.
Мама поверила и сразу захлопотала. Как маленького довела
меня до кресла в гостиной, усадила, побежала к аптечке за валерьянкой.
Но когда вернулась, я уже прочухался, встал, отрицательно
покачал головой при виде пахучего лекарства и начал
собираться.
- Боря, ты куда?
- Пойду выясню подробности.
Времени терять нельзя, думал я, выходя из дома. Время
теперь имеет цену крови. Равновесие на доске шаткое; если
Герострат разглядит замысел моей комбинации, пойдут косяком
обмены, и чтобы не допустить еще одного жертвоприношения,
моя задача - отыскать этого маньяка за сегодняшний день.
До полуночи. И ты его найдешь и уничтожишь! И пусть попробует
кто-нибудь меня остановить...
Глава двадцать девятая
Телефонные войны продолжались.
В маленькой квартире на Приморском проспекте прозвенел
телефонный звонок.
Звонка ждали. Юра Арутюнов поспешно снял трубку; на том
конце хорошо знакомый ему голос произнес длинную очень странно
прозвучавшую фразу на очень странном языке. Взгляд Арутюнова
остекленел. Разгладились морщинки на коже лица; оно приняло
отчужденное выражение.
- Ты слышишь меня?
- Да, я слышу вас.
- Ты знаешь, что нужно делать?
- Да, я знаю, что нужно делать.
На том конце провода положили трубку. Под монотонный
звук коротких гудков, Юра пересек комнату. Свою трубку он
оставил на столике, аккуратно положив ее рядом с аппаратом.
Он направился на кухню, выдвинул ящик кухонного стола
и несколько минут с тупым недоумением изучал его содержимое.
Там было два десятка прекрасно заточенных столовых ножей. Ими
удобно резать, но не колоть: концы их были затуплены. А это
не устраивало Юру.
Задвинув ящик на место, он перешел в ванную комнату и
там - все с тем же тупым недоумением - долго разглядывал безопасную
бритву. Потом выронил ее - бритва громко цокнула о
кафель.
Арутюнов нашел себе подходящее оружие в ящике письменного
стола. Рассматривая его в лучах майского солнца, проникавших
в гостиную комнату через широкое окно, удовлетворенно
кивал, что-то бормоча себе под нос. Окажись в комнате посторонний,
он вряд ли понял бы хоть слово из этого бормотания:
бессвязный набор звуков, странно искаженных слов, подобно
тому, что бессвязно бормочет во сне легко возбудимый
человек.
Выбрав оружие, Юра Арутюнов уселся на диван и приготовился
ждать.
Аналогичный звонок оторвал Люду Ивантер от домашнего
задания по английскому. Фраза, произнесенная на том конце
провода, несколько отличалась от той, которую услышал Юра
десять минут тому назад. И последующие действия ее поэтому
тоже отличались.
Оружия Люде искать не пришлось. Под стопкой белья в
задвижке шифоньерки у нее была спрятана коробка с гигиеническими
пакетами. Под пакетами там лежала простенький деревянный
футляр, закрывающийся на ключ. Люда извлекла футляр,
открыла его и с минуту разглядывала маленький очень изящно
сработанный револьвер. "Брон-спорт". Калибр: 6,35. Подарок
Герострата.
Потом Люда застелила тахту в гостиной комнате свежими
простынями, спрятала револьвер под подушку, разделась и
приняла душ. Тщательно вытерлась и долго стояла у зеркала,
внимательно изучая свое обнаженное тело. Затем улеглась
на тахту и приготовилась ждать.
В таком виде и застала ее мать, вернувшись с работы.
- Ах ты! - чуть не задохнулась она, увидев дочь голой
и расслабленной на свежих простынях.
Люда засунула пальцы под подушку.
Еще один, третий по счету, и очень похожий на два предыдущих
звонок прозвучал в рабочем кабинете одного из замов
министра внутренних дел.
Не многим из граждан Российской Федерации дозволено
было звонить по этому номеру, минуя секретаря. А для у тех,
кому этот номер был доверен для пользования, должна была бы
найтись очень веская причина, прежде чем они решились бы позвонить.
Замминистра внутренних дел был занят. В Москве, по подтвержденным
уже сведениям, в очередной раз собирались "авторитеты",
представители из всех стран бывшего Союза; шла интенсивная
подготовка к новой войне за передел сфер влияния.
Летом опять загремят в Москве выстрелы, думал замминистра,
листая подшивку рапортов.
Внезапный звонок вызвал понятное раздражение. Что там
опять стряслось? Замминистра поднял трубку:
- Слушаю.
Представляться по этому номеру не надо.
- САЙРОН ЛИТО-ПА АРУЗ ОК.
Замминистра застыл.
Взгляд его не остекленел, как Юры Арутюнова или Люды
Ивантер. И выражение лица осталось прежним. Но все равно
теперь в кресле сидел совсем другой человек. Этот человек
не умел раздражаться по поводу внезапных звонков; этот человек
не умел устало размышлять о возможных мерах пресечения
предстоящей бандитской "разборки". По большому счету,
он вообще не умел думать. Он умел только подчиняться. Но
подчиняться деятельно, используя весь свой многолетний
опыт, весь спектр своих связей и полномочий. Как исполнитель
он был гораздо ценнее, чем тот же Юра Арутюнов, и поэтому
располагал большим количеством степеней свободы. Но
в момент получения инструкций мало чем отличался от любого
рядового члена Своры.
- Ты слышишь меня?
- Да, я слышу вас.
- Ты знаешь, что нужно делать?
- Нет, я не знаю, что нужно делать.
Далее комбинация цифр, произносимых четко:
- Один-четыре-восемь-девять-шесть-шесть-один-семь-четыре-етыре-етыре-оль-ять-дин-дин-ять-оль-емь-вадевять-евять-есть-етыре-есть.
И опять:
- Ты слышишь меня?
- Да, я слышу вас.
- Ты знаешь, что нужно делать?
- Да, я знаю, что нужно делать.
Короткие гудки.
Замминистра вернулся к работе. Но теперь он не думал о
съезде авторитетов; с какой-то даже брезгливостью он оттолкнул
от себя через стол подшивку рапортов. Он вызвал секретаря.
- Немедленно свяжите меня с Петербургом, - распорядился
замминистра внутренних дел. - С прокурором города. Лично!
- Слушаюсь, - вышколено отвечал секретарь.
Замминистра приготовился ждать.
Сидя дома за письменным столом, полковник Хватов просматривал
папку. Папка не имела ни грифа, ни регистрационного
номера. Обыкновенная частная папка. И очень ценная для
определенного круга людей.
В папке были собраны материалы по Своре. Здесь были фотографии
(Бориса Орлова, в том числе), выписки из разного рода
документов, ксерокопии отчетов Эдика Смирнова.
Сверившись с многостраничным списком, Хватов выбрал из
папки две фотографии, посидел над ними, потирая виски, после
чего придвинул к себе через стол телефон и стал медленно набирать
номер.
Телефонные войны продолжались.
Глава тридцатая
Что такое: два конца, два кольца, а посередине - гвоздик?
Ножницы? А мне доказали, что это лучшее оружие для убийства.
Но по порядку.
Звонок от Герострата остановил меня, когда я спускался
по лестнице. В другой ситуации это меня удивило бы: не думал,
что радиотелефоны могут работать в сложенном состоянии - но
тогда мне было не до возможностей импортной радиотехники.
- Как, милый мой, ты уже в курсе? Тебе понравилось?
Я принялся ругаться. Злобно, громко, вычурно. Поднимавшаяся
мне навстречу соседка с продуктовыми сумками в руках
шарахнулась в сторону. Герострат злорадно хохотал в ответ.
- Проняло, а? - спросил он, когда я задохнулся от переполняющей
ненависти. - Ух ты какой у меня нервный, оказывается.
Кто б мог подумать? Не появилось еще желание спалить к
черту весь этот прогнивший, погрязший в страстишках мир? Не
захотелось примкнуть к очищающему акту? Свора тебя примет.
С радостью.
- Ублюдок!
- Не расстраивайся так, дорогой. Все только начинается.
За мной ход. Пешка: Н7-Н5. Что ты на это скажешь?
- Слон: А4-С6, - ответил я. - Шах.
- Да-а, - протянул Герострат. - А слона-то я и не заметил.
Не зря тебе, Борька, разряд дали. Молодец.
Скушал, подонок? Подавись!..
- Ну я подумаю тут еще часок, да? Позвоню.
Он отключился, и я устало спрятал радиотелефон под куртку.
Подышал носом, ртом, опять носом - дыхательная гимнастика,
чтобы успокоиться. И вышел из подъезда.
Топтуны были тут как тут. Выглядели свежо. Как хорошо
выспавшиеся.
Я шагнул к бородатому.
- Все ваши меры - дерьмо, - сказал я четко. - И цена им - дерьмо
в квадрате.
Бородатый отвел взгляд. Наверное, тоже был в курсе.
Я пошел своей дорогой.
Они, естественно, следом. Что ж, я не собираюсь более
играть в "убегалки-догонялки". Выслеживайте помаленьку. Помочь
вы мне, как я уже убедился, не можете. Но хоть не мешайте!
В 12.45 я посетил студенческий отдел Технологического
института и не слишком долго, изо всех сил поддерживая на лице
некое подобие вежливой улыбки, уговаривал девушку за дубовой
стойкой помочь мне отыскать друга детства Юрия Арутюнова.
Девушка резонно поинтересовалась, что же я за друг такой, если
не имею в своем распоряжении его адреса? Я отвечал в том
смысле, что уезжал на заработки в Мурманск, а сейчас вот вернулся
и узнал, что он переехал, но очень мне нужен: возникли
кое-какие идеи, неплохо было бы встретиться, посидеть, вспомнить
детство, а заодно вышеуказанные идеи обсудить.
Наверное, у меня это получилось убедительно. По крайней
мере, серьезную озабоченность мою вымученная улыбка скрыть не
могла. Проверив на всякий случай мой паспорт, девушка полезла
в картотеку и через минуту в моем блокноте появился еще один - третий - адрес.
