едва успели отскочить, киммер достал одного плетью, захохотал, и они с
конем исчезли в дверном проеме, где сияло солнце.
-- Идемте,-- сказал Олег.-- Перед смертью не надышишься. Не для жизни
рождаемся -- для смерти.
Возле дворца горели костры, на углях жарилось мясо. Горьковатый дым
стлался по всей площади. Звероватые люди насаживали на вертела ободранные
туши оленей, стоял чад, пахло паленой шерстью.
Подозрительные взгляды стражей ощупывали невров особенно тщательно.
Таргитай ощущал враждебность -- низкорослые ненавидят и завидуют рослым,--
старался ускорить шаг, но враждебность становилась тяжелее, он слышал, как
за его спиной вытаскивали мечи из ножен. Ускорь шаг еще малость --
зарубят, скажут, что кинулся бежать...
К черному ходу продирались через пеструю толпу. Там были смуглые люди
в пестрых халатах, пахло от них, как от женщин для утех, низкорослые
желтолицые, крупные рыхлые мужики -- на головах словно бы остался
нерастаявший снег; множество лиц уродливых и несчастных, покоренных и
озлобленных. Гипербореи, борисфениты, другие народы -- всех невры видели
впервой, но понимали -- не киммеры, такие же подневольные. Из покоренных
племен явились кто с дарами, кто будет петь, ублажая кагана.
Мрак двигался через толпу, как бык в стаде коз. Им под стать были
разве что гипербореи -- люди другого, дальнего Леса, остальные зло
убирались с дороги. Не только киммеры, подумал Таргитай печально, все не
любят тех, кто выше ростом и сильнее... Как будто мы сами выбрали себе
рост и стать!
Из черного хода вышвыривали кости, объедки. Стаи одичалых собак
бросались на добычу с хриплым лаем, грызлись, катались, сцепившись, шерсть
летела клочьями. На ступеньках у двери стояли двое киммеров огромного
роста, на солнце блестели обритые наголо головы. Посреди дверного проема
стоял низкорослый толстяк в халате, полы которого мели грязные плиты. Он
выкрикивал тонким бабьим голоском, на пальцах блестели широкие кольца,
драгоценные камешки стреляли солнечными зайчиками.
Завидев надвигающихся невров, их волчьи шкуры и крутые плечи, он с
визгом попятился:
-- Кто такие?.. Какой народ?
Стражи с готовностью направили копья в грудь выступившему вперед
Олегу. Волхв ответил густым низким голосом, каким всегда говорил Мрак:
-- Певцы от народа дрягодуров.
Толстяк смотрел на них, задрав голову. Наконец совладал с собой,
пробормотал:
-- Неужто на свете и такие люди живут?.. Проходите в малый зал.
Их ощупали, пытаясь найти спрятанные мечи, у Олега отобрали мешочек с
травами и оберегами. Таргитай надеялся, что отберут и свирель, но не
отобрали...
Невров толкнули тупыми концами копий, и, переступив порог, они
оказались в огромной комнате, полной гаму, разговоров, разных запахов --
народу битком, иные сидят у стен, другие пытаются прохаживаться. У всех
дудки, бубны, рожки, трубы, доски с натянутыми струнами. Разные лица:
черные, будто вымазанные сажей; желтые, словно наелись зеленых груш;
разная одежда и разный запах.
Стены расписаны цветами и диковинными зверями -- грифонами, под самым
потолком в ряд оконца. Через них доносятся шум, песни, заздравные кличи.
Расторопные придвинули к стене столы, заглядывали оттуда в главный зал,
где шел пир. На их лицах плясали багровые отсветы -- то ли факелов, то ли
костров, разожженных в пиршественном зале.
Мрак вспрыгнул на стол, без усилий оттер двух, едва не размазав по
стене. Через окошко тянулся дым, запахи жареной дичи.
-- Пир идет,-- сообщил он друзьям.-- Чадно, дымно, как в кузне... Что
за радость гулять в дыму?
Со второго стола оглянулся крупный молодой парень. Он был тяжел,
молод и с виду лют, а волосы у него были цвета речного песка.
-- Они любят пожары,-- сказал он медленно.-- Меня зовут Рудольф, я от
невротевтов. Вас тоже прислали для этих шакалов?
Мрак окинул его с ног до головы подозрительным взглядом:
-- Говоришь ты громко и слишком смело, Рыжий Волк... или Рудый Волхв?
Рудольф усмехнулся, зубы блеснули белые, крупные, как у коня:
-- Одно и то же. Мы из одного племени, как вижу. Рудый -- рыжий, а
волхвы у нас... они же и волки. В полнолуние, конечно. Так что можете
звать меня хоть так, хоть эдак. Мы готовимся выйти из Леса... Надо знать,
куда выходим. От моего пения, если такой рев кто назовет пением, кони три
дня трясутся... Надеюсь, до меня очередь не дойдет, настоящих певцов
много. Например, вон тот юноша с чистым лицом и честными глазами. Имел бы
я такие, то обокрал бы полмира!
Таргитай скромно потупился. Мрак покачал головой:
-- Он сам молится всем, даже Ящеру, чтобы очередь не дошла.
Он вздернул Таргитая и Олега к себе на стол.
Пир во дворце Экзампея потрясал. Огромный зал, под куполом которого
поместилось бы десяток Больших Полян, освещали воткнутые в два ряда
толстые факелы. Они горели мощно и ровно, но кроме них еще на медных
дисках были укреплены масляные светильники.
Дубовые столы тянулись тремя бесконечными рядами. Полуголые женщины
едва успевали таскать на столы жареную дичь, кувшины с вином. В окна
врывался яркий солнечный свет, от стен шел кровавый свет факелов, все
тонуло в сизоватом дыме. У стены темнели десятки железных корыт, на углях
жарилось мясо. В зале стоял плотный запах горелого мяса и лука. Обнаженные
до пояса повара спешно выхватывали дымящиеся куски, слуги бегом переносили
на столы.
Под северной стеной возвышались два трона: один с высокой резной
спинкой, другой поменьше, на ступеньку ниже. Подлокотники были украшены
драгоценными камнями, ножны вырезаны искусными мастерами...
Киммеры сидели плотными рядами, орали, раскачивались, обнявшись за
плечи. Под столами дрались за кости псы. На возвышении виднелось пустое
место кагана. Справа на другом возвышении победно рассыпал искры оранжевый
Меч. Стражи не пели, не пировали -- молча и настороженно смотрели на
пирующих, плечи их смыкались, в руках застыли длинные копья, нацеленные в
зал.
Сквозь колышущийся занавес из дыма и чада проступал неподвижный Котел
-- огромный, массивный, поднятый на высушенные бревна с ободранной корой.
Пятеро киммеров ползали над Котлом, раскачиваясь на деревянном помосте,
подвешивали цепи, тянули металлическую сеть, перекидывали через крюки
канаты...
Даже в малый зал доносился шум из-за внешней стены, где под открытым
небом толпился простой народ. В щелях между Котлом и краями пролома
мелькали вскинутые руки, коротко вспыхивало солнце на голом железе.
Внезапно в главном зале раздался рев сотен глоток. Зазвенело оружие,
киммеры дружно колотили рукоятями мечей в бронзовые щиты.
-- Каган явился,-- сообщил Мрак.-- Тарх, перестань трястись! Стол
развалится. Ты только погромче пой, ясно? Главное, чтобы услышали.
Из маленькой двери, ведущей в главный зал, появился толстяк в длинном
халате. Глядя в потолок, объявил громко:
-- Великий каган разрешает исполнить песни в честь Великого Похода!
Помните: за удачные песни -- награда, за плохие -- головы прочь!
Рудольф со стола осведомился вежливо:
-- Какие песни каган считает плохими?
-- Все песни, что не понравятся кагану,-- плохие!
Среди пестрой толпы прошло движение, усилился шум, гомон. Наконец
вперед протиснулись два очень пышно одетых музыканта. В руках у них были
бубны и медная труба.
-- Попробуем,-- сказал один хмуро.-- Если что... были певцы из
племени бодричей!
-- Запомним, передадим,-- послышались голоса.-- Не сумлевайтесь!
Бодричи исчезли за дверью. Через окошки донесся гвалт, стих. Рудольф
не отрывался от окошка:
-- Один сразу бьет в два бубна, играет на дуде, другой поет... Бубны
привязал к бокам, бьет локтями... Бодричи? Значит, киммеры добрались до
Алазонских гор.
-- Что поют? -- спросил Таргитай напряженно.
Рудольф прислушался, отмахнулся:
-- О великом и славном... победном пути... Вперед и выше... Нам в
мире нет преград ни в море, ни на суше... броня крепка и кони наши
быстры... Шелуха!
Таргитай прошептал:
-- Я так не смогу.
Мрак похлопал по спине:
-- Не горбись. Пой громче! Если увидят, что не певец, сдерут шкуру и
повесят на крюк за ребро...Не шкуру -- тебя. А шкуру на барабан натянут.
Чтоб, значит, с музыкой не расставался.
-- Откуда ты знаешь?
-- Олег в старых книгах читал. А певцу-неудачнику просто срубят
голову. Без шуточек.
Таргитай, который млел от занозы в пальце, побледнел и прислонился к
стене. После долгого ожидания донесся рев, лязг железа. Двери
распахнулись, вместе с запахами огня и железа ввалились бодричи.
На их плечах топорщились расшитые халаты, с тощих шей свисали золотые
цепи. Певцы растерянно оглядывались, еще не веря удаче. Их тормошили,
жадно расспрашивали. Толстяк пропустил в дверь темнокожих полуобнаженных
людей, среди них была девушка в набедренной повязке. Грудь у нее была
высокая, не по росту крупная, с острыми алыми сосками.
Затем из большого зала снова донесся шум, вопли. Темнокожие вернулись
в халатах и с золотыми цепями, но девушки с ними не было. Толстяк отправил
к пирующим круглолицего парня с огненно-рыжей шевелюрой, велел
изготовиться танцорам.
Когда в зале прогремел раздраженный рев, Таргитай понял, что рыжий не
угодил. Толстяк отправил танцоров, не дожидаясь возвращения певца. Тот так
и не вернулся.
В главный зал уходили по одному, по двое, группами. Возвращались в
нарядных халатах либо не возвращались вовсе. Каган не знал середины.
-- Простой мужик,-- заметил Мрак с непонятной интонацией.-- Либо --
либо. Совсем как я.
День клонился к вечеру. Таргитай издергался, потерял голос и сипел,
как осенний ветер в забитой сажей трубе. Мрак хмурился, но вдруг толстяк
неожиданно объявил:
-- На сегодня восхваление кагана -- вождя всех народов окончено!
Оставшимся быть завтра с утра.
Таргитай выдохнул с таким облегчением, что едва не сдул Олега. Мрак
спрыгнул, он был темным, как гроза.
-- Завтра будут злее. Наслушались, приелись... На похмелье головы
затрещат, озвереют вовсе...
Глава 11
На другой день из десяти певцов вернулись только двое. Толстяк уже не
вызывал: добровольцев не было -- указывал сам. За стеной стоял сплошной
пьяный рев, звенело железо. Мрак и Рудольф не слезали со столов, лица
обоих были угрюмыми. Рудольф шевелил губами, загибал пальцы.
Когда в зале осталось меньше трети, толстяк внезапно ткнул пальцем в
Таргитая.
-- Уже? -- прошептал Таргитай.-- Я не совсем готов...
Вокруг него мгновенно стало пусто. Певцы отодвигались, будто от
высокого дерева, стоять рядом с которым опасно во время грозы, а гроза,
судя по пьяным крикам и звону железа, нешуточная!
Мрак спрыгнул со стола, крикнул Олегу:
-- Бери, а то сомлеет. Споем и спляшем вместе.
В диковатых глазах блеснули красные искры. Толстяк с испугом смерил
взглядом их могучие фигуры, отступил. Мрак шагнул через порог, с силой
сжал Таргитаю плечо. С другой стороны, как в капкане, локоть Тарха зажал
Олег.
Зал был огромен, во главе самого длинного стола сидел низкий, но
широкий в плечах киммер с бритой головой -- Таргитай не сразу узнал
кагана. Голова повелителя была как пивной котел, между глаз поместился бы
кулак Мрака. Халат на груди разъехался, обнажая иссиня-черную шерсть,
густую, как у лесного зверя. Волосы у кагана росли от самого горла, голова
отливала синевой, но щеки и подбородок были стыдно голыми, как у женщины.
Слева от кагана стояло пустое кресло чуть поменьше и ниже, на нем
лежал старый халат и остроконечный колпак с хвостатыми звездами. Справа от
