глянула вдоль гребня и чуть переместила вес своего тела. Так, если что,
удобнее.
Мужчина подошел ближе. На нем были пончо и широкополая шляпа, а под
пончо у него была винтовка.
- Маурин?! - воскликнул он.
Маурин почувствовала облегчение - словно ласковой волной омыло.
Отзвук истерического смеха послышался в ее голосе, когда она сказала:
- Гарви? Что вы здесь делаете?
Гарви Рэнделл подошел ближе к краю утеса. Остановился. Держался он
как-то неуверенно. Маурин вспомнила, что он боится высоты, и, поняв его,
шагнула навстречу Гарви - отошла от пропасти.
- Я обязан быть здесь, - сказал Гарви. - А вот какого дьявола вы
здесь делаете?
- Не знаю, - она собралась с силами (даже не знала, что они у нее еще
остались). - Мокну, наверное, - сказав это, она поняла, что сказала
правду. Несмотря на влагонепроницаемую куртку, она вымокла с головы до
ног. Ее низкие сапожки были полны воды. Дождь был холодным, он проникал
под куртку, и потому спине было холодно и мокро. - Почему вы обязаны быть
здесь?
- Несу охрану. У меня там укрытие. Пойдемте, спрячемся там от дождя.
- Хорошо. - Вдоль гребня Маурин пошла вслед за Гарви. Он шагал не
оглядываясь и она покорно шла за ним.
Через пятьдесят ярдов Маурин увидела обломки скалы, вершинами
наклоненные друг к другу. Под ними находилось неуклюжее сооружение, на
постройку которого пошли дерево и старые полиэтиленовые мешки. Внутри не
было никакого источника освещения - лишь дневной полумрак. Вся обстановка
- лежащие на полу надувной матрац и спальный мешок. И деревянный ящик,
чтобы можно было сидеть. В землю был вогнан столб, а в него вбиты колышки.
На колышках висели охотничий рожок, пластиковый мешок, набитый книгами в
бумажных обложках, бинокль и мешок с едой.
- Добро пожаловать, - сказал Гарви. - Входите, снимайте куртку и чуть
обсушитесь - он говорил спокойно, обычным тоном - будто не было ничего
удивительного в том, чтобы найти ее стоящей в одиночестве на голой скале,
в окружении беспрестанно вспыхивающих молний.
Убежище имело немалые размеры, места вполне хватало, чтобы можно было
стоять. Гарви скинул шляпу и пончо, помог Маурин снять куртку. Развесил
их, мокрые на колышках - возле открытого входа в укрытие.
- Что вы охраняете? - спросила Маурин.
- Путь, по которому можно проникнуть в долину, - Гарви пожал плечами.
- Вряд ли в такой ливень кто-нибудь решится отправиться в дорогу. А если
решится, вряд ли я его или их замечу. Но это укрытие пришлось построить.
- Вы здесь живете?
- Нет. Мы несем охрану по-очереди. Я, Тим Хамнер, Брэд Вагонер и
Марк. Иногда Джоанна. Живем мы все там, внизу. Вы этого не знали?
- Нет!
- Я не видел вас с тех пор, как мы пришли сюда, - сказал Гарви. Я
пытался увидеть вас пару раз, но у меня создалось впечатление, что для
меня вас никогда не бывает дома. И вообще, в большом доме моим приходам не
рады. Но, как бы то ни было, благодарю вас за голос, поданный за меня.
- Голос?
- Сенатор сказал, что вы попросили, чтобы меня впустили.
- Вам - рады. - Решать тогда было нечего. Ведь я не сплю с каждым
встречным мужчиной. Даже, если ты тут же почувствовал себя виноватым и
ушел в другую комнату, все равно, то, что между нами произошло, было
прекрасно, и я не сожалею об этом. Это была честная мысль. Если ты мне
настолько не безразличен, что я переспала с тобой, уж наверняка я
постараюсь спасти твою жизнь.
- Присаживайтесь, - Гарви показал на деревянный ящик. - Когда-нибудь
здесь появится и более приличная мебель. Пока тут не особенно уютно, но
приходится обходится тем, что есть.
- Не понимаю, какую пользу вы приносите, находясь здесь, - сказала
Маурин.
- Я тоже. Но попытайтесь это объяснить Харди. Карты показывают, что
здесь хорошее место, чтобы установить наблюдательный пункт. Когда
видимость окажется большей, чем хотя бы на пятьдесят ярдов, это мнение
будет правильным, но сейчас то, чем я занимаюсь - напрасная трата времени
и сил. Человеческих сил и энергии.
- У нас большой запас человеческих сил и энергии, - сказала Маурин.
Она осторожно села на ящик, прислонилась спиной к твердой поверхности
обломка скалы. Тонкое полотнище пластика между спиной и поверхностью камня
было мокрым от сконденсировавшейся на пластике влаги.
- Вам следует как-то утеплить здесь, построить что-то более солидное,
- сказала Маурин. Провела пальцем по мокрому пластику.
- Все будет сделано в подходящее время, - Гарви было весьма не по
себе. Он постоял в центре убежища, потом перешагнул через надувной матрац
и сел на свой спальный мешок.
- Вы считаете, что Эл дурак, - сказала Маурин.
- Нет. Нет, этого я не говорил, - серьезно ответил Гарви. - Наверное,
находясь здесь, я могу принести определенную пользу. Даже, если группа
налетчиков пройдет мимо меня, в их тылу окажется вооруженный человек, то
есть я. Кроме того, я смогу предупредить людей, там, внизу, что тоже не
пустяк. Нет, я не считаю, что Харди дурак. И, как вы сказали, у нас
большой запас человеческих сил и энергии.
- Слишком большой, - сказала Маурин. - Слишком много людей. А пищи
слишком мало, - ей показалось, что сухой в обращении, забывший улыбку
мужчина, сидящий на спальном мешке, ей незнаком. Он не тот, что
рассказывал о Галактических империях. Он не спрашивал, зачем она пришла
сюда. Это не был мужчина с которым она спала. Она не знала, кто это,
сидящий перед ней. Он несколько походил на Джорджа. Вид у него был
уверенный. Свою винтовку он прислонил к столбу - так, чтобы она была под
рукой. По бокам карманов его куртки были нашиты петельки - для патронов.
Во всем этом мире сейчас два человека, с которыми я спала - и оба они
чужие. И Джордж, если честно, не в счет. То, что тобою сделано в
пятнадцать лет - не в счет. Торопливое, яростное совокупление на склоне
холма, не очень далеко отсюда, и оба мы были так напуганы происшедшим, что
вслух - ни он, ни я - никогда не говорили об этом. И потом мы бывали
вместе, но вели себя так, будто того, первого раза, никогда не было. Это
не в счет.
Джордж, этот мужчина, этот незнакомый чужак. Оба чужие. Остальные
умерли. Джонни Бейкер наверняка мертв. Мой бывший муж - тоже. И...
Перечень был не слишком велик. Люди, которых она любила - в течении года,
в течении недели... Даже в течении одной единственной ночи. Их было
немного, и все они во время Падения Молота должны были находится в
Вашингтоне. Все они умерли.
Некоторые люди тверды в испытаниях. Сильны в критической ситуации.
Таков Гарви Рэнделл. Я думала, что и я такая. Теперь я знаю себя лучше.
- Гарви, я боюсь. - (Зачем я это сказала?)
Она ожидала, что он скажет что-нибудь успокаивающее. Что-нибудь
утешительное - так поступил бы Джордж. Пусть эти слова были бы ложью,
но...
Но Маурин никак не ожидала взрыва истерического хохота. Гарви Рэнделл
захлебывался, всхлипывал, смеялся как сумасшедший.
- Вы боитесь! - он задохнулся. - Господи Боже в небесах, вы же не
видели ничего, от чего бы вам следовало быть испуганной! - Он уже кричал -
кричал на нее: - Вы знаете, что творится за пределами этого вашего
замкнутого мирка?! Вы не можете этого знать! Вы не были там, вы все время
оставались на равнине! - Было видно, что Гарви старается овладеть собой.
Маурин изумленно наблюдала, как он постепенно осилил себя, снова стал сух
и спокоен. Смех умолк. И чужак уже снова сидел, будто и не сдвигался с
места. Трудно поверить. - Извините, - сказал он. Традиционное, расхожее
слово, но сказано оно было отнюдь не небрежно. Сказано было так, будто
Гарви искренне просил прощения.
Маурин уставилась на него в ужасе:
- Вы - тоже? Все это только наигранное? Все это мужское хладнокровие,
это...
- А чего вы ждали? - спросил Гарви. - Что еще остается мне? И я на
самом деле прошу у вас прощения. Эта моя слабость, которую я себе
позволил, еще не означает...
- Все хорошо.
- Нет, не все хорошо, - сказал Гарви. - Единственный, черт возьми,
шанс, который у нас есть, который есть у нас всех, состоит в том, что мы
будем продолжать действовать рационально. И когда один из нас ломается,
это означает, что остальным придется тяжелее. Вот за что я прошу извинить
меня. Такое находит на меня слишком редко. Но находит, увы! Я научился
переживать эти приступы. Но мне не следовало позволять вам видеть это. Вам
от этого легче не станет...
- Но это необходимо, - сказала Маурин. - Иногда вам необходимо...
необходимо высказать кому-нибудь то, что у вас на душе, - она молча
посидела мгновение, слушая шум дождя и ветра и раскаты грома,
перекатывающиеся в горах. - Давайте мы... Это будет как обмен, что-ли, -
сказала Маурин. - Вы откровенно высказались мне, я буду откровенна с вами.
- Умно ли это? - спросил Гарви. - Видите ли, в последнее время мне
постоянно вспоминается как мы встретились здесь, на этом гребне.
- Я тоже не могу забыть этого, - голос Маурин был тих и тонок. Ей
показалось, что она сейчас сделает движение, чтобы встать, и она быстро
продолжила: - Не знаю, что теперь делать. Пока не знаю.
Гарви сидел неподвижно, так, что теперь Маурин уже не была уверена,
что он хотел встать. - Скажите мне, - попросил он.
- Нет, - она не могла как следует разглядеть его лицо. Мешала
покрывшая щеки щетина, да и в укрытии было не слишком светло. Иногда
вспыхнувшая поблизости молния заливала все кругом ярким светом - зеленым и
жутким (в зеленый цвет было окрашено пластиковое полотнище). Но вспышка
лишь ослепляла и длилась она лишь мгновение. И Маурин не могла разглядеть
выражение лица Гарви. - Не могу, - сказала она. - Это приводит меня в
ужас, но если высказать словами получится тривиально.
- А если попробовать?
- Они надеются, - сказала Маурин. - Они приходят к нам в дом, или я
прихожу в их дома, и они верят, что мы можем спасти их. Это я-то могу их
спасти. Некоторые сошли с ума. Там в городе есть мальчик, младший сын мэра
Зейца. Ему пятнадцать лет. Он голый бродил под дождем, пока его мать не
увела его. Есть еще пять женщин, чьи мужья никогда не вернутся с охоты. И
старики, и дети, и горожане - и все они ожидают, что мы сотворим чудо...
Гарви, я не умею творить чудеса. Но я должна продолжать делать вид, будто
могу сотворить для них чудо.
Она чуть не рассказала ему и остальное: о сестре Шарлотте, сидящей в
одиночку в своей комнате и глядящей в стену пустыми глазами. Но она
оживает и кричит, когда не видит своих детей. О Джине, негритянке из
почтовой конторы: она сломала ногу и лежала в канаве, пока ко-то не нашел
ее, а потом она умерла от газовой гангрены, и никто не мог помочь ей. О
троих детях, заболевших брюшным тифом, которых не смогли спасти. О других,
сошедших с ума. Казалось, рассказ о них не мог бы быть тривиальным. Это
все действительно было. Но рассказ об этом прозвучал бы тривиально. Какой
ужас. - Я не могу больше подавать людям лживые надежды, - сказала она
наконец.
- Но должны, - сказал Гарви. - В этом теперешнем мире дать людям
надежду - ничего более важного не существует.
- Почему?
Гарви недоуменно развел руками:
- Потому, что это так. Потому, что нас осталось так мало.
- Если жизнь не считалась главным прежде, почему она должна считаться
таковым теперь?
- Потому, что это так.
- Нет. Какая разница между бессмысленным существованием в Вашингтоне
и бессмысленным существованием здесь? И то и другое не имеет ни малейшего
значения.
- Имеет значение для окружающих. Для тех, кто ждет от вас чуда.
